<<
>>

План

В главе 2 говорилось о том, что в любом исследовании присутствует сравнение. В большинстве случаев сравниваются показатели при разных значениях независимой переменной. Если независимая переменная — не подающаяся манипуляциям субъектная характеристика, например возраст, тогда исследователь должен подобрать испытуемых, обладающих разными уровнями данной характеристики.

Если независимая переменная — это экспериментально манинулируемый фактор, тогда исследователю нужно поставить испытуемых в условия, которые характеризуют определенные значения изучаемого фактора. В любом случае, исследователь должен отбирать испытуемых и включать их в группы способом, позволяющим осуществить объективное сравнение разных уровней (внутренняя валидность), которое дает возможность перенесения выводов на другие интересующие исследователя выборки (внешняя валидность) и выявить причинные основания обнаруженных связей (конструктная валидность).

Обрисованные здесь этапы и цели реализуются в экспериментальном плане. План, по словам Керлингера (Kerlinger, 1986, р. 279), — это «замысел и структура исследования», то, как объединены разные исследовательские приемы. Хотя конечная цель — получение валидных выводов — всегда сохраняется неизменной, на практике отдельные исследовательские приемы можно объединить разными способами. В этой главе рассмотрены некоторые из наиболее значимых параметров, по которым различаются исследовательские планы.

И вновь исследования, приведенные в главе 2 в качестве примера, послужат иллюстрацией некоторых общих принципов и стандартной терминологии. Эксперимент Дюфресна и Кобасигавы, а также эксперимент Черри и Парка включают два уровня манипулируемой переменной: легкий/трудный материал для запоминания у первых и контекст модели/схемы у последних. Черри и Парк ставили каждого из испытуемых в одно из двух экспериментальных условий, поэтому их подход можно назвать межсубъектным планом.

Дюфресн и Кобасигава тестировали всех испытуемых и в легких, и в трудных условиях; поэтому их подход можно назвать внутрисубъектным планом. Одно из кардинальных решений, которое должен принять исследователь, — использовать при сравнении эффектов двух или более экспериментальных воздействий одних и тех же или разных испытуемых. Далее в этой главе будут проанализированы плюсы и минусы обоих подходов.

Оба описанных исследования также включали в качестве неманипулированной переменной хронологический возраст. В этой ситуации был использован общий методический прием: обе группы исследователей тестировали испытуемых разного возраста. Стратегия тестирования разных групп людей разного возраста называется планом поперечных срезов. Это не единственный подход к изучению возрастных изменений. Дюфресн и Кобасигава могли бы, к примеру, протестировать выборку первоклассников, подождать два года и протестировать тех же детей уже как третьеклассников, подождать еще два года и протестировать их уже как пятиклассников и, наконец, еще через два года — как семиклассников. Стратегия регулярного повторного тестирования одной выборки испытуемых в ходе интересующего исследователя возрастного промежутка называется лонгигюдным планом.

Следует отметить, что оппозиция меж- и внутрисубъектного плана, а также оппозиция плана поперечных срезов и лонгитюдного имеют много общего. В обоих случаях главная цель состоит в анализе результатов одних или разных людей. Относительные преимущества лонгитюдного метода и метода поперечных срезов также будут вскоре рассмотрены.

Хотя исследование Дюфресна и Кобасигавы отличалось от исследования Черри и Парка по параметру внутри/межсубъектного сравнения, оба исследования были сходны в другом, вероятно даже более принципиальном отношении. Сходство состоит в том, что оба исследования включали экспериментально изменяемую независимую переменную: легкость/трудность у Дюфресна и Кобасигавы и модель/схему у Черри и Парка. Как отмечалось в главе 2, не во всех исследованиях присутствуют такого рода настоящие независимые переменные.

В так называемых корреляционных или неэкспериментальных планах исследователь просто измеряет, но не контролирует переменные и пытается выявить отношения между ними. Корреляционные планы — это третья большая тема, которая рассматривается в данной главе.

Поскольку возрастные сравнения являются центральной задачей в исследованиях в области психологии развития, глава начинается с описания планов для изучения возраста. Затем внимание переключается на методы сравнения экспериментальных условий; завершает главу анализ преимуществ и недостатков корреляционного исследования.

Возрастное сравнение

Как указывалось ранее, возраст - всего лишь одна из многих субъектных переменных, которые можно изучать. Поскольку важнейшим фактором, рассматриваемым в этой книге, является возраст, стоит отметить одно существенное свойство, отличающее возраст от большинства других субъектных переменных, - отличие, влияющее на выбор исследовательского плана. При изучении таких переменных, как пол или раса, исследователю нет необходимости ждать, когда его испытуемые перейдут с одного уровня переменной на другой; во всех исследованиях подобного рода обязательно присутствуют разные группы людей. Однако в случае с возрастом, сегодняшний шестилетка - это завтрашний 8-, или 10-, или 20-летний человек. Именно по причине этого естественного изменения по возрастному параметру у изучающего возрастные различия есть выбор между внутри- и межсубъектным подходами.

Есть и еще один момент. Если мы сравниваем мальчиков и девочек, тогда, очевидно, нас интересуют различия (или, конечно, их отсутствие) между мальчиками и девочками. Если же мы сравниваем 6- и 10-летних детей, нас интересуют не только различия между 6- и 10-летними детьми, но и более глубокий вопрос. Станут ли 6-летние дети такими как 10-летние или были ли 10~летиие дети такими, как 6-летние? Иными словами, нас волнуют не только возрастные различия, но и возрастные изменения. Как мы увидим, одной из сложнейших проблем является определение того момента, когда различия между возрастными группами действительно отражают естественные изменения, происходящие в ходе развития.

Лонгитюдный метод

В лонгитюдном исследовании одна выборка обследуется, по меньшей мере, дважды за определенный период времени. Хотя четких правил того, когда исследование с повторным обследованием становится «лонгитюдным», нет, при использовании этого термина учитывают, по крайней мере, два приблизительных критерия. Во-первых, речь обычно идет об изучении естественных, не вызванных экспериментальным путем изменениях. Поэтому применение отсроченного тестирования после экспериментального вмешательства или обучения обычно не расценивается как лонгитюдное, даже если одни и те же дети проходят обследование несколько раз. Во-вторых, данный термин, как правило, употребляется в отношении регулярного обследования на довольно длительном временном интервале. Поэтому обследование одних испытуемых несколько раз в течение одной недели не должно претендовать на то, чтобы называться «лонгитюдным». Заметьте, однако, — то, что является «довольно длительным временным интервалом», зависит от уровня развития испытуемых. Недельную серию обследований можно было бы рассматривать как лонгитюдную, если на момент первого обследования испытуемым всего несколько дней от роду.

Как явствует из табл. 1.3, в обзоре журнальных статей велся учет количества лонгитюдных исследований и исследований методом поперечных срезов. Как и ожидалось, при изучении возрастных различий наиболее употребительным был метод поперечных срезов, который использовался в 57 % случаев; лонгитюдный же метод использовался в 38% исследований, а 5% составляли смешанные планы. Интересно отметить, что за последние годы этот диспаритет сократился. Контент-анализ тех же журналов за 1983 год дал следующие результаты: 81 % для метода поперечных срезов и только 14 % для лонгитюдного метода.

Нетрудно понять, почему лонгитюдные исследования относительно редки. На них уходит больше времени, денег и усилий. Рассмотрим в качестве примера два исследования из главы 2. На осуществление эксперимента Дюфресна и Кобасигавы потребовалось, вероятно, несколько недель.

Если бы их выбор пал на лонгитюдный план, у них ушло бы минимум 6 лет. Разница даже более заметна для исследования Черри и Парка. Если бы они решились на лонгитюдный план, то им пришлось бы ждать 40-50 лет, прежде чем их молодые испытуемые превратились в пожилых.

Сами по себе широкие временные рамки лонгитюдного исследования, являются лишь практическим неудобством, конечно, досадным, но не угрожающим валидности. Со значительной продолжительностью исследования, однако, связаны другие трудности, негативно отражающиеся на валидности. Одна из них — возможность устаревания используемых методик и оборудования. Поскольку сутью лонгитюдного плана является сравнение результатов, полученных ранее, с результатами, полученными позже, исследователь вынужден продолжать использовать те способы измерения, которые выбрал в самом начале осуществления проекта. Однако зачастую, в ходе длительного исследования тест устаревает или теряет свою теоретическую актуальность; почти всегда появляются новые тесты и новые вопросы. Поэтому то, что интересно узнать в 1990 году, может отличаться от того, что было интересно узнать в 1960 году. Проблема устаревания методик особенно велика в долгосрочных исследованиях, таких как начавшиеся в 1920-х годах исследования, рассчитанные на наблюдение в течение всего срока жизни испытуемых (Kagan, 1964). Это не обязательно проблематично в относительно краткосрочных лонтитюдных планах.

Другие проблемы связаны с характером выборки. Участие в любом долгосрочном исследовании требует от испытуемых (а в случае с детской выборкой еще и от родителей испытуемых) затрат времени и усилий. Поэтому отбор, по крайней мере, частично, должен основываться на таких факторах, как вера испытуемых в ценность исследования или высокая вероятность того, что они не переедут в другую местность. Но в этом случае выборка может оказаться нерепрезентативной в отношении популяции, на которую исследователь хочет перенести свои выводы. Более того, испытуемые из лонгитюдной выборки — это ровесники и составляют одно поколение или когорту, поэтому любые результаты в некоторой степени специфичны для данного конкретного поколения.

Нас, к примеру, интересует, как изменяются люди в течение первых 30 лет жизни. Однако если все наши испытуемые родились в 1940 году, тогда с определенной долей уверенности мы сможем сказать, как изменялись люди, рожденные в 1940 году, сталкиваясь с изменениями, происходящими в мире в 1940-х, 1950-х и 1960-х. Если бы наши испытуемые появились на свет раньше или позже, мы получили бы несколько иные результаты.

Хотя лонгитюдные выборки по многим параметрам не соответствуют критерию репрезентативности, они дают возможность избежать систематической ошибки при отборе (Campbell & Stanley, 1966) — то есть отбора для сравнения изначально неэквивалентных групп. Если каждый испытуемый сравнивается сам с собой, никакой систематической ошибки отбора быть не может. Однако есть вероятность избирательного отсева (или выбывания), которое и имеет место на практике. Люди могут выходить из лонгитюдной выборки по ряду причин — в связи с переездом, нежеланием продолжать участие или (особенно в выборке пожилых людей) смертью. Если бы такие выпадения были случайными, тогда единственной неприятностью было бы сокращение размеров выборки и напрасные усилия по сбору данных, которые не будут дополнены. Однако зачастую выпадение не случайно, избирательно, то есть выбывшие из исследования испытуемые закономерно отличаются от тех, кто остался. Например, при лонгитюдном изучении интеллекта у выбывших обычно более низкий /Qnpn первых тестированиях (например, Siegler & Botwinick, 19/9). Поскольку выпадения в связи с низким уровнем компетентности влияют на общие результаты более молодых испытуемых, следствием является «позитивное искажение» в пользу старших возрастных групп. Конечно, можно ограничить сравнение результатами людей, оставшихся в группе, и таким образом влияющими на итоговые показатели во всех возрастных категориях. Однако в этом случае изначально нерепрезентативная выборка становится еще более нерепрезентативной.

Есть и еще один признак, по которому участники лонгитюдного исследования отличаются от популяции, на которую исследователь хочет перенести свои выводы. Он очевиден: в ходе лонгитюдного исследования его участники в отличие от популяции регулярно проходят психологическое тестирование. Поэтому потенциальное значений имеют две причины искажения валидности (Campbell & Stanley, 1966). Первая — тестирование: влияние на результаты тестирования выполнения такого же или подобного теста прежде. Например, кажется правдоподобным, что регулярное и довольно частое выполнение теста IQ в конечном счете начнет отражаться на ответах испытуемого, и результат исследований действительно подтверждает это предположение (например, Nesselroade & Baltes, 1974). Вторая проблема — более общего характера — проблема реактивности. Осознание человеком того, что его изучают, может повлиять и на его поведение, что особенно выражено у участников долгосрочных лонтитюдных исследований с частым проведением измерений. Поэтому ответы этих испытуемых не всегда отражают типичный процесс развития.

Обратите внимание, что описанные выше проблемы не обязательно характерны для всех лонтитюдных исследований. Они наиболее выражены в тех из них, которые связаны с частым и явным тестированием испытуемых зрелого возраста. С другой стороны, исследователю, изучающему развитие в младенчестве методом наблюдения, нет необходимости слишком волноваться о факторе тестирования или реактивности.

Последний пункт уточняет сделанное ранее замечание о том, что лонгитюдную выборку составляют люди одного поколения. В лонгитюдном исследовании неизбежно присутствует смешение возраста и исторического времени тестирования. Это смешение является следствием проведения внутрисубъектного сравнения; если нам нужны разные возрастные группы, мы должны тестировать в разное время. Предположим, мы хотим изучить изменения, происходящие в период с 15 до 20 лет. Мы отбираем 15-летних испытуемых 1975 года рождения и обследуем их вновь в 20-летнем возрасте. Если результаты повторного тестирования отличаются от результатов первого, мы можем объяснить это двояко: тем фактом, что испытуемые повзрослели на 5 лет, или тем, что первое тестирование происходило в 1990, а второе — в 1995 году. В лонгитюдном исследовании возраст практически неотделим от времени обследования.

Насколько вероятно, что возможная проблема действительно станет проблемой? Одной из детерминант, несомненно, является характер изучаемого феномена. За примером обратимся к старшей возрастной группе. Допустим, вас интересуют изменения остроты зрения в старости. Вы тестируете выборку 60-летних лиц в 1970 году, и затем их же в возрасте 70 лет в 1980 году. Хотя историческое время логически одно из возможных объяснений любых обнаруженных изменений, в случае, когда в качестве зависимой переменной выступает острота зрения, оно не слишком правдоподобно. Что более вероятно, если вы все-таки нашли различия, это то, что в период между 60 и 70 годами зрительная система претерпевает ряд

естественных изменений. Однако представьте, что вы исследовали бы не остроту зрения, а отношение к политическим лидерам. Вы обнаруживаете, что 70-летние люди относятся к ним более негативно, чем 60-летние. Очевидный случай политического отчуждения с возрастом? Вряд ли, учитывая политические события начала 70-х. На этот раз более правдоподобным кажется историко-культуральное объяснение. Однако в любом варианте стандартный лонгитюдный план допускает выводы, в лучшем случае правдоподобные, но никак не бесспорные. Смешения возраста и исторического периода никогда не избежать.

Если учесть всю массу неприятностей, обрушивающуюся на исследователя, выбравшего лонгитюдный план, встает вопрос о том, зачем кому-то, кроме ярко выраженного мазохиста, вообще пытаться провести лонгитюдное исследование. Ответ, как и можно было ожидать, состоит в том, что лонгитюдный подход имеет ряд достоинств (Bullock, 1995; McCall, 1977). Именно к позитивной стороне мы сейчас и обратимся.

Я уже провел границу между возрастным изменением и возрастным различием. Если изучаются разные выборки разных возрастов, единственное, что можно измерить непосредственно, это возрастные различия, и лишь подразумевается, что обнаруженные различия отражают возрастные изменения. В лонтитюдных же исследованиях возрастные изменения непосредственно измеряются, а не просто подразумеваются. Как мы увидели, можно по-разному судить о причинах возрастных изменений и о том, насколько они присущи всей популяции. Но, по крайней мере, в центре всегда остается основной вопрос психологии развития — вопрос внутриличностного развития во времени.

Сосредоточение на внутриличностном развитии делает лонгитюдный подход единственно правильным для оценки индивидуальной стабильности или нестабильности. Предположим, вы хотите узнать, остается неизменным IQ ребенка в ходе его развития, повышается или снижается. Совершенно ясно, вы не можете ответить на этот вопрос, тестируя разных детей разного возраста; вы должны наблюдать одного ребенка в процессе его развития. Вопрос «стабильности IQ» фактически является предметом множества лонтитюдных исследований, давних (например, Thorndike, 1933) и недавних (например, Siegel, 1992). Всегда, когда в центре внимания находится индивидуальная стабильность или изменчивость, лонгитюдный подход не просто тонкость; это совершенная необходимость.

Достоинства лонгитюдного исследования не ограничиваются возможностью отслеживать развитие одной черты или одной формы поведения. Его возможности гораздо шире, поскольку оно позволяет изучить любые закономерности возрастных изменений, если только удается измерить необходимые параметры. В одних случаях в центре внимания связь между одним аспектом развития ребенка в раннем возрасте и каким-то другим аспектом в дальнейшей жизни. К примеру, мы можем попытаться определить, связана ли скорость роста костей скелета в первые 2 года жизни с возрастом начала пубертата. В других случаях исследование направлено на выявление связи между некоторым аспектом среды, окружающей ребенка в раннем возрасте, и некоторым аспектом развития в дальнейшей жизни. Мы можем, к примеру, попытаться определить, связаны ли особенности воспитания в первые 2 года жизни с некими особенностями личности в среднем детстве или в

подростковом периоде. Всегда, когда предметом исследования выступает связь между чем-то, что имело место раньше, и чем-то, что имело место позже, лонгитюдный подход совершенно необходим.

Кроме того, лонгитюдное исследование особенно эффективно для отслеживания непрерывных, постепенных трансформаций, происходящих с поведенческими системами общего характера в процессе развития ребенка. Для прояснения этой довольно туманной фразы требуются примеры, и два примера сразу придут в голову любому, кто знаком с исследованиями в области психологии развития. Один из них — проводившиеся Пиаже исследования развития интеллекта в младенчестве (Piaget, 1952). Пиаже лонгитюдно изучал троих своих детей, с рождения и до двух лет, аккуратно фиксируя этапы развития в разных сферах интеллекта и связи между ними. Результатом явилась концепция интеллекта в младенчестве, которая по широте и глубине понимания превзошла все разработанные ранее концепции и послужила моделью для множества исследований, проводившихся в дальнейшем. Возможно, что по крайней мере некоторые из тех же открытий могли бы быть сделаны и с продуманным использованием метода поперечных срезов на выборке малышей разных возрастов; однако сомнительно, чтобы без тщательного, практически ежедневного изучения изменений, происходящих с одним ребенком, удалось бы составить полное представление об интеллекте в период младенчества.

То же можно сказать и об исследованиях раннего речевого развития (например, Brown, 1973). Так же как и Пиаже, исследователи использовали лонгитюдный подход для изучения постепенных изменений, происходящих в первые годы освоения речи. Что, к примеру, представляет из себя самая ранняя форма отрицания, и как эта форма в конечном счете превращается в сложную систему правил, которые применяют старшие дети и взрослые? Вновь тщательное лонгитюдное изучение, при котором регистрируются изменения, происходящие у одного ребенка, позволяет получить представление о речи в раннем возрасте и о ее развитии, представление, которое, по всей видимости, не удалось бы получить, используя только метод поперечных срезов.

Ясно, что лонгитюдное исследование такого рода подразумевает нечто большее, чем просто повторное тестирование одного и того же ребенка; это скорее жизнеописание. В каких случаях тщательное лонгитюдное изучение приносит наибольшие плоды? Замечу, во-первых, что оно наиболее подходит для младших детей, которые не склонны изменять свое поведение, находясь под наблюдением. Если отбросить этот практический момент, несомненно, главным доводом в пользу лонгитюдного метода описанного выше типа является возможность его применения при проведении новаторских исследований, в которых еще только предстоит открыть множество существенных феноменов. Слово «новаторство» как нельзя лучше подходит для описания исследований Пиаже, направленных на изучение младенческого интеллекта. Как только появляется некое представление об общем направлении развития и о поворотных пунктах этого развития, с пользой может применяться более прицельное изучение методом поперечных срезов, кроме того, лонгитюдное исследование особенно подходит для отслеживания процесса постепенного формирования новых способностей, медленного прохождения разнообразных промежуточных этапов на пути к зрелости. Как (если дополнить пример с отрицанием, проблематикой, которую изучал Пиаже) элементарный хватательный рефлекс становился целенаправленным, зрительно координируемым актом хватания?. Наконец, тщательное, долгосрочное изучение одних и тех же детей может оказаться незаменимым в интерпретации поведения, то есть в попытках перейти от внешних границ поведения к представлению о том, что лежит в его основе (когнитивная структура, правило языка, личная реакция или что-то еще). В большинстве случаев исследователь видит испытуемых первый и единственный раз, когда они приходят для тестирования, и его способность понять смысл их поведения зависит от этого непродолжительного периода взаимодействия. Пиаже, напротив, изучал детей буквально с рождения, а его полная осведомленность о жизни и особенностях каждого ребенка создавала прочную основу для интерпретации любой формы поведения3.

Последний аргумент в пользу лонгитюдного подхода носит негативный характер. Главной альтернативой лонгитюдного метода является метод поперечных срезов, который также имеет ряд недостатков. Проблемы, которые могут возникнуть в исследованиях методом поперечных срезов, являются темой следующего раздела.

<< | >>
Источник: Скотт Миллер. Психология развития: методы исследования — СПб.: Питер. — 464 с: ил. — (Серия «Мастера психологии»). 2002

Еще по теме План:

  1. 1.7. Обзор существующих моделей и состояния работ в области оперативно-календарного планирования
  2. 7. Анализ и планирование работы классного руководителя
  3. Вопрос 26. Планирование работы библиотеки
  4. Более сложные планы
  5. Сравнение условий Внутрисубъектные/межсубъектные планы
  6. ГЛАВА 2. ПОДХОДЫ К ПЛАНИРОВАНИЮ ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ В ШКОЛЕ
  7. 7.3.3. Сетевой план решения
  8. А теперь работаем над планом и действуем по плану. Кроме того, начинаем составлять план-график
  9. Планирование и оценка эффективности ПсО
  10. Планирование работы школы
  11. § 4. Каким должен быть план работы классного руководител я ?
  12. § 5. Как организовать коллективное целеполагание и планирование в классе?
- Коучинг - Методики преподавания - Андрагогика - Внеучебная деятельность - Военная психология - Воспитательный процесс - Деловое общение - Детский аутизм - Детско-родительские отношения - Дошкольная педагогика - Зоопсихология - История психологии - Клиническая психология - Коррекционная педагогика - Логопедия - Медиапсихология‎ - Методология современного образовательного процесса - Начальное образование - Нейро-лингвистическое программирование (НЛП) - Образование, воспитание и развитие детей - Олигофренопедагогика - Олигофренопсихология - Организационное поведение - Основы исследовательской деятельности - Основы педагогики - Основы педагогического мастерства - Основы психологии - Парапсихология - Педагогика - Педагогика высшей школы - Педагогическая психология - Политическая психология‎ - Практическая психология - Пренатальная и перинатальная педагогика - Психологическая диагностика - Психологическая коррекция - Психологические тренинги - Психологическое исследование личности - Психологическое консультирование - Психология влияния и манипулирования - Психология девиантного поведения - Психология общения - Психология труда - Психотерапия - Работа с родителями - Самосовершенствование - Системы образования - Современные образовательные технологии - Социальная психология - Социальная работа - Специальная педагогика - Специальная психология - Сравнительная педагогика - Теория и методика профессионального образования - Технология социальной работы - Трансперсональная психология - Философия образования - Экологическая психология - Экстремальная психология - Этническая психология -