1.1.От записок путешественников к научному изучению страны: становление профессионального российского англоведения
Александр I, воцарившийся на троне в 1801 г., на следующий день после дворцового переворота отменил антибританские указы Павла I, включая секвестр на все английские суда в российских портах, запрет торговли английскими товарами и иски против имущества англичан в России.
Дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены. Еще в юности новый император, воспитанный своей бабушкой Екатериной II в духе просветителей XVIII в., как пишет один из первых и лучших исследователей александровской эпохи А. Н. Пыпин, тщательно «изучал существующий порядок правления» с целью исправления «господствующих понятий смешивавших верховную власть с произволом и ставивших ее выше и вне всякого закона»1.Свое правление Александр I начал с издания ряда либеральных указов. Император разрешил свободный въезд и выезд из России, снял запреты на ввоз книг из-за границы и на деятельность частных типографий, позволив им публиковать книги и журналы. Он утвердил новое положение об устройстве учебных заведений (1803), получивших широкие права самоуправления, и в добавление к одному - Московскому - в стране появилось 5 новых университетов: он преобразовал Главную Виленскую школу в императорский Виленский университет (1803), открыл университеты в Дерпте (1802), Казани (1804), Харькове (1805). В Петербурге начал действовать педагогический институт, в 1819 г. он был преобразован в университет[103] [104]. В 1817 г. Александр I открыл университет в Варшаве, присвоив ему наименование «королевский».
Для характеристики новой общественно-политической обстановки в стране показательны отношения русской дворянской элиты с социологом, юристом, теоретиком политического либерализма и родоначальником утилитаризма - направления в английской философии - Иеремием Бентамом (17481832). Многие из высших представителей русского общества читали труды И.
Бентама во французском переводе, на них был большой спрос. Так, в Петербурге было продано столько же экземпляров книги, сколько и ее оригиналов в Лондоне. Сподвижники Александра I Н. С. Мордвинов, А. Чарторыйский, братья Воронцовы, Н. И. Салтыков и М. М. Сперанский, посещавшие Англию, лично были с ним знакомы. Заметим, что Н. С. Мордвинов и М. М. Сперанский были даже женаты на англичанках.Одним из самых убежденных поборников идей И. Бентама в русском обществе и в высших правительственных сферах был адмирал граф Н. С. Мордвинов. Побывав в молодости в Англии, по замечанию В. С. Иконникова, «он проникся там духом английской науки и уважения к учреждениям этой страны»1. Через его руки шла переписка Бентама с государем. Бентам называл его своим уполномоченным, снабженным «carte blanche». «В Вас, - писал ему Иеремия, - я вижу просвещенного друга Вашего отечества и испытанного друга моего брата. С нетерпением жду того момента, когда мне можно будет пожать Вашу руку в моем уединении». Распространению теорий Бентама немало содействовал и М. М. Сперанский, который принял личное участие в переводе на русский язык избранных мест его сочинений. Этот перевод был сделан с французского перевода Дюмона и появился в 3 томах - в 1805, 1806 и 1811 гг.[105] [106] Но еще раньше читающая публика могла составить себе представление о Бентаме по статьям о нем в основанном в 1804 г. «СПб. Журнале» - первом русском официальном издании министерства внутренних дел, инициатором создания которого был М. М. Сперанский.
Начало же связей ученого с Россией относится еще к середине 80-х годов XVIII в. Его брат Самуил Бентам с 1774 г. служил по приглашению графа Г. А. Потемкина в его имениях, центром которых было местечко Кричев Мстиславского уезда Могилевской губернии. Потемкин был воодушевлен идеей «пересадить британскую цивилизацию и образованность en masse в Белоруссию»[107]. По замыслу князя, Самуил и должен был провести в его поместьях многочисленные преобразования.
Спустя 10 лет по рекомендации брата приглашение получил и Иеремия Бентам. Предполагалось, что он определит желательные изменения в земледелии, садоводстве, мануфактуре и торговле, а также пригласит в хозяйство знающего ботаника. По прибытии в княжеские поместья в 1786 г. И. Бентам избрал резиденцией близлежащее от Кри- чева село, где прожил в полнейшем уединении много месяцев, занимаясь научными трудами. Там он написал две книги - «Защита от ростовщичества» («Defense of Usury») и «Паноптикон, или дом наблюдения» («Panopticon, or the Inspection House»).В первой из них И. Бентам высказался по вопросу, занимавшему умы многих выдающихся экономистов: необходимо ли вмешательство государства в частные договорные отношения граждан между собою или можно обойтись без этого вмешательства власти, предоставив им полную свободу регулировать свои денежные отношения, как им заблагорассудится. Вторая книга была ответом на поставленный филантропами того времени вопрос о необходимости реформы тюремного содержания заключенных в связи с ужасающим состоянием тогдашних тюрем не только в Англии, но и во всей Европе. Так был написан трактат о рациональном устройстве тюрем на началах одиночного заключения, предусматривавшем размещение в них мастерских, школ, больниц, в целях исправления и перевоспитания заключенных. Назвал он его «Паноптикон, или дом наблюдения», трактат вошел в третий том его трудов, изданных в России. Описание здания нового типа Иеремия Бентам заимствовал у Самуила Бентама, составившего план создания в потемкинских имениях громадного паноптикона для помещения в нем 2 тыс. работников на началах центрального надзора. Проект не был осуществлен: вспыхнула турецкая война, и князь Потемкин должен был оставить Кричев и отправиться в действующую армию. Но проект паноптикона остался1, им и воспользовался Иеремия Бентам в своих предложениях переустройства тюремных заведений по новому образцу. Вернувшись на родину, И. Бентам продолжал интересоваться российскими делами.
Спустя некоторое время он писал Александру I: «Два года из тех лет моей жизни, что наиболее богаты наблюдениями, проведены в России»[108] [109] [110].В новой общественно-политической обстановке стал издаваться журнал «Вестник Европы»3. Идея создания журнала принадлежала арендатору типографии Московского университета И. Попову, предложившему Николаю Михайловичу Карамзину (1766-1826) стать его редактором[111]. Н. М. Карамзин был самой подходящей для этой должности кандидатурой: в 1789-1790 гг. он совершил длительное путешествие в Европу и написал принесший ему известность первый отечественный роман-путешествие - «Письма русского путешественника». Это сочинение было опубликовано в нескольких номерах основанного Н. М. Карамзиным в 1791 г. ежемесячного «Московского журнала», последний, восьмой, выпуск которого вышел в 1792 г.[112] Много страниц в них (123 из 800) Н. М. Карамзин посвятил описанию Англии, которую он тоже посетил в ходе поездки. Но фрагмент «Путешествие в Лондон» впервые был опубликован им позже, в 1794 г., в альманахе «Аглая»: «Кто скажет вам: “Шумный Лондон!”, тот, будьте уверены, никогда не видал его. Многолюден, правда, но тих удивительным образом, не только в сравнении с Парижем, но даже и с Москвою. Кажется, будто здесь люди или со сна не разгулялись, или чрезмерно устали от деятельности и спешат отдыхать. Если бы от времени до времени стук карет не потрясал нерв вашего слуха, то вы, ходя по здешним улицам, могли бы вообразить, что у вас залегли уши. Я входил в разные кофейные домы: двадцать, тридцать человек сидят в глубоком молчании, читают газеты, пьют красное португальское вино, и хорошо, если в десять минут услышите два слова - какие же? “Your health, gentleman!” - “Ваше здоровье!” Мудрено ли, что англичане славятся глубокомыслием в философии? Они имеют время думать. Мудрено ли, что ораторы их в парламенте, заговорив, не умеют кончить? Им наскучило молчать дома и в публике»1.
Н. М. Карамзин, хотя и не сразу, предпринял еще одну попытку выпуска периодического органа. Свое программное видение нового издания он изложил на страницах «Московских ведомостей»: «С будущего января 1802 г. намерен я издавать журнал под именем «Вестника Европы», который будет извлечением из двенадцати лучших английских, французских и немецких журналов»[113] [114]. Журнал выходил с двухнедельной периодичностью и, помимо литературы и искусства, освещал вопросы внешней и внутренней политики России, истории и политической жизни зарубежных стран. Стремление журнала знакомить соотечественников с европейским политическим процессом в немалой степени выражалось в освещении британской внутриполитической жизни и содействовало приобщению читателей к основам политико-правовой культуры. Раздел журнала «Известия и замечания», оперативно освещавший события как в России, так и за рубежом, вел сам Н. М Карамзин. Так, подводя итог парламентским выборам 1802 г., он подчеркивал, что в силу господства старинных институтов и норм избирательного права, аристократическая политическая элита Великобритании сохранила контроль над нижней палатой: «В Англии шумные выборы почти все закончились, и все именитые члены бывшего парламента выбраны». В девятой книжке журнала за 1804 г., выходившего уже под редакцией П. П. Сумарокова, появилась любопытная публикация - «Россиянин в Лондоне, или Письма к друзьям моим». Она принадлежала майору в отставке Петру Ивановичу Макарову (1764-1804), который летом 1795 г. отправился в Лондон без знания английского языка, без средств и рекомендательных писем и прошел пешком часть Англии[115]. Этот текст впоследствии вошел в посмертно изданный сборник его сочинений.
Изменившийся социально-политический контекст - инициирование Александром I Священного союза и присоединение к нему монархов континентальной Европы - сказался на дальнейшей деятельности «Вестника Европы». С 1815 г. он под редакторством М.
Т. Каченовского приобретал все более кон-сервативные черты, особенно усилившиеся после подавления восстания декабристов. В 1830 г. издание журнала прекратилось.
В среде дворянства и образованных людей все больше проявлялись интерес к жизни зарубежных стран и стремление познать их собственными наблюдениями. Павел Петрович Свиньин (1787-1839), в 1811-1813 гг. жил в Филадельфии, где занимал должность секретаря генерального консула российского посольства в США, затем много путешествовал по Европе, в 1814-1815 гг. останавливался в Англии. Естественно, вел дневники. Свои впечатления он зафиксировал в описании путешествия по Америке1 и в лондонском дневнике, в основном, посвященном театральной жизни[116] [117]. Окончательно возвратившись в Россию, П. П. Свиньин основал в 1818 г. журнал «Отечественные записки», собравшие в дальнейшем вокруг редакции яркий состав авторов либеральнозападнической ориентации[118]. Но журнал повторил судьбу «Вестника Европы»: в 1831 г. он был закрыт. Тем не менее в 1838 г. издание «Отечественных записок» П. П. Свиньин возобновил. В них в одном из номеров за 1844 г. появляется очерк «Несколько замечаний касательно владычества Английской Ост-Индской компании в Индостане» блестящего публициста Александра Гавриловича Ротчева (1806-1873)[119], одним из первых русских литераторов-путешественни- ков сумевшего разглядеть за парадным фасадом английского управления реальные плоды колониального «просвещения»: голод, нищету, планомерное вытеснение и разрушение местных хозяйств, полное игнорирование колониальной администрацией самых элементарных нужд индусов. Не менее примечательной личностью был племянник знаменитого драматурга, писатель и историк, витебский гражданский губернатор, почетный член Виленского университета Павел Иванович Сумароков (1760-1846), который в 1821 г. издал в четырех частях работу «Прогулка за границу». Ее третий том полностью посвящен Англии, в которой он пробыл несколько месяцев в ходе заграничного путешествия 1817-1818 гг.[120]
Воцарение императора Николая I, сменившего Александра I, было омрачено восстанием декабристов. Последние, как по своему образованию и кругу чтения, так и по общему мировоззрению были подобны множеству их ровесников: они являлись сторонниками конституционной монархии английского образца и «представительного правления», отмены крепостного права и упразднения сословных перегородок, хотели, чтобы в России существовали свобода слова, свобода вероисповедания и неприкосновенность личности. Но декабристы имели одно важное отличие от других либералов своей эпохи: они принадлежали к тайным обществам и пытались поднять восстание.
В ответ на восстание декабристов новый император Николай I подавлял любые проявления вольнодумства. В 1826 г. вышел цензурный устав, запрещалось печатать практически все, что имело какую-либо политическую подоплеку. Более того, императорским указом были закрыты Варшавский (1831) и Виленский университеты (1832) в связи с участием их преподавателей и студентов в восстании 1830 г.1 С 1832 г. прекратили практику направления одаренных выпускников университетов в западные научные центры[121] [122]. В то же время с 1825 до 1834 г. продолжал выпускаться основанный по образцу британского периодического издания журнал «Московский телеграф», который публиковал материалы о политических событиях за пределами России, статьи Адама Смита и Иеремии Бентама. Его фактическим руководителем был Петр Андреевич Вяземский (1792-1878), личность которого особенно интересна в контексте восприятия Англии русской дворянской элитой в связи с необычной семейной историей. Его мать происходила из старинного ирландского католического рода О’Рейли и, бежав от первого супруга, попала в Россию. Семейная история повлияла на особенности отношения Вяземского к Англии, он даже размышлял о возможности эмиграции туда. На страницах же «Московского телеграфа» П. А. Вяземский выступил одним из популяризаторов личности и творчества Байрона.
Закрытие Варшавского и Виленского университетов было компенсировано открытием Императорского университета Святого Владимира в Киеве (1833). Кроме того, при Дерптском университете был создан Профессорский институт для подготовки отечественных преподавателей высшей школы, в том числе по всеобщей истории. Институт дважды, в 1828 и 1833 гг., набирал слушателей, что позволило выпустить 22 преподавателя для университетов России[123]. В их числе был и родившийся под Могилевом Михаил Семенович Ку- торга (1809-1886), которого можно считать первым российским ученым, посвятившим себя разработке вопросов всеобщей истории. С 1835 г. он преподавал в Петербургском и в 1869-1874 гг. в Московском университетах; был избран членом-корреспондентом Петербургской Академии Наук (1848)[124].
М. С. Куторга не занимался непосредственно историей Англии - его профессиональные интересы концентрировались в области антиковедения. Он глубоко интересовался приемами исторической критики и в конце 1840-х гг. организовал у себя на дому семинар, на заседаниях которого знакомил с ними своих учеников. М. С. Куторга подготовил не одно поколение российских историков-всеобщников.
В царствование Николая I, в 1830-1850-е годы, в России сложились идейнополитические движения западников и славянофилов. Западники вслед за Петром Яковлевичем Чаадаевым (1794-1856), опубликовавшем в журнале «Телескоп»1 свое знаменитое «Философическое письмо» (написано в 1829)[125] [126], видели в странах Западной Европы осуществление идей закона, порядка, долга, справедливости. Сам П. Я. Чаадаев пробыл в Англии несколько месяцев, с августа по декабрь 1823 г., во время своего трехлетнего путешествия по Европе. В «Философическом письме» он, сравнивая европейский уклад жизни с русским, сделал емкое наблюдение об англичанах как о народе, «личность которого ярче всех обозначилась, учреждения которого всего более отражают новый дух»[127]. В среде западников (Т. Н. Грановский, Н. В. Станкевич, К. Д. Кавелин, А. И. Герцен, В. Г. Белинский и др.) обсуждались не столько проекты конституции будущей России (такие дискуссии были опасны), сколько общие перспективы развития страны в связи с историей других европейских государств. Образованная публика проявляла «огромный интерес к истории западноевропейских стран, которые уже испытали процесс модернизации и формирования современных общественных и политических институтов, процесс, который - как они считали - является универсальным для всех народов, и в который Россия в тот момент должна была вступить»[128].
Этим интересом диктовалась и попытка издания И. В. Киреевским журнала «Европеец», вышедшего в 1832 г. всего двумя книжками. Журнал открылся программной статьей самого И. В. Киреевского «Девятнадцатый век», в которой намечались перспективы идейного взаимодействия России и Европы. Оно должно было перестать быть созерцательным и перейти в практическую плоскость: «...Главный характер просвещения в Европе был прежде попеременно поэтический, исторический, художественный, философский, и только в наше время мог образоваться чисто практическим». Завершалась статья крамольными словами: «Обратимся теперь к просвещению нашего отечества и посмотрим, как отражалась на нем жизнь просвещения европейского»[129]. Просвещение в глазах правительства было синонимом свободы, гибель журнала была предопределена, и не удивительно, что «Европеец», а вскоре и «Московский телеграф», и «Телескоп», осмелившиеся выйти за рамки официальной идеологии, были закрыты.
Все интеллектуальное общество собиралось в аудиториях Московского университета на публичные курсы лекций (а один из них был посвящен сравнительной истории Франции и Англии), читавшиеся с 24 ноября 1843 г. главой западников, лидером «молодой профессуры», блестящим ученым-историком Тимофеем Николаевичем Грановским (1813-1855). Он после возвращения из Германии с 1839 г. работал на кафедре всеобщей истории и, по воспоминаниям Б. Н. Чичерина, «мог быть славой и красой любого университета. Его поэтическая личность, его яркий талант, его высокий нравственный строй делали его самым видным представителем этой блестящей эпохи университетской жизни»1.
Публичные лекции Т. Н. Грановского были не только успешной попыткой приобщить русское общество к западноевропейской истории, но и одним из самых ярких проявлений пропаганды западниками своих «общечеловеческих идей», чрезвычайно затрудненной в условиях николаевской России. По выражению А. И. Герцена, эти лекции были «камнем в голову узким националистам»[130] [131]. А сам Грановский на одной из них ответил на упреки со стороны славянофилов, вызвав гром аплодисментов публики: «Обвиняют, что я пристрастен к Западу; я взялся читать часть его истории, я это делаю с любовью и не вижу, почему мне должно бы читать ее с ненавистью. Запад кровавым потом выработал свою историю, плод ее нам достается почти даром, какое же право не любить его?»[132].
Как писал о нем историк русской литературы и публицист В. Е. Чешихин, «признание им роли личности в исторической и общественной жизни, защита интересов и самостоятельности науки и литературы пред обществом и властями против нападок со стороны невежественных защитников тогдашнего status quo, признание необходимости для России подвергнуться культурнообщественному влиянию западно-европейской жизни, науки и литературы - все это объединяло Грановского с другими западниками». В то же время, «когда славянофилы сами еще плохо разделяли свои взгляды от реакционных стремлений официальной народности, Грановский, неустанно борясь с этими стремлениями, по достоинству оценил демократическую сторону славянофильской идеи народности; хотя это и было сделано лишь в тесном кругу друзей, но новый взгляд на задачи западничества не прошел незамеченным, а был на лету подхвачен и развит другими»[133].
Грановский пользовался большой любовью у молодежи: «на лекции его всегда собиралось много студентов с разных факультетов»1. В течение шестнадцати лет, будучи профессором в университете, по воспоминаниям В. Е. Че- шихина, он успел создать «прочные традиции в профессорской среде», «традиции тесной близости университета и общества, профессоров и студентов, - традиции, - при которых нет места казенным отношениям между профессорами и учащимися и название университета - alma mater - не является пустою фразой, были разнесены учениками Грановского, занимавшими немало кафедр, и в другие университеты, так что и поныне высшая честь профессору, если по влиянию и обаянию на студентов его сравнят с Грановским»[134] [135]. В момент кончины Грановского студент Московского университета, будущий историк и писатель Н. М. Павлов проникновенно говорил на панихиде: «Ученики чтили его как наставника, любили как человека. В его образ для них пленительно слилось значение избранного служителя науки со значением человека, которому доступно было все человеческое, который правду своей науки вносит не в отмеренную рамку часовых уроков, но в самую жизнь свою, так что она слышалась у него во всех его словах и действиях»[136].
«Идеалом профессора истории» называл Грановского крупный историк, философ, юрист-государствовед Б. Н. Чичерин, слушавший его лекции и сам ставший профессором Московского университета: «Он не был архивным тружеником, кропотливым исследователем фактов, да и это вовсе и требовалось в России в тогдашнее время. В русской истории необходимо было прежде всего тщательное изучение памятников, ибо тут было совершенно невозделанное поле. Но для всеобщей истории нужно было совершенно иное: надобно было познакомить слушателей со смыслом исторических событий, с общим ходом человечества в его поступательном движении, с теми идеями, которые развиваются в истории. Конечно, для этого необходимо было вполне овладеть материалом; иначе строилось здание на воздухе. Но исторический материал Грановский усвоил себе с самою тщательною добросовестностью. Грановский глубоко верил в свободу человека. для Грановского свобода была целью человеческого развития, а не непреложною меркою, с которой все должно сообразоваться. Он радостно приветствовал всякий успех ее в истории и современной жизни; он всею душою желал расширения ее в отечестве, но он вполне понимал и различие народностей, и разнообразие исторических потребностей. Развитие абсолютизма, установляющего государственный порядок, было в его глазах таким же великим и плодотворным историческим явлением, как и водворение свободных учреждений. Но сердечное его сочувствие было все-таки на стороне свободы и всего того, что способно было поднять и облагородить человеческую личность. В это смутное время он с любовью останавливался на одной Англии, которая осталась непоколебима среди волнений, постигших европейский материк, и крушения всех либеральных надежд»1.
Незадолго до своей безвременной кончины Грановский был избран деканом историко-филологического факультета Московского университета. По поручению Министерства просвещения он приступил к созданию учебника по всеобщей истории, но успел написать только две первые главы, в которых дал яркие характеристики народов и эпох всеобщей истории и очертил главное направление исторического развития. Хотя Грановский не успел подготовить учебник, сохранился подробный конспект лекций по истории позднего средневековья, который вели за ним его студенты в Московском университете. Он был опубликован спустя 125 лет после его смерти[137] [138]. Главной проблемой для него было отсутствие исследований и литературы по истории Англии. Поэтому относительно стран континентальной Европы Англия в его лекциях занимает сравнительно небольшое место. В то же время это не снизило ценность труда. Лекционный курс насыщен сравнительно-историческим материалом, например, английскую революцию Грановский рассматривает под углом зрения ее отличия от французской конца XVIII века.
В Петербургском университете, после трех лет, проведенных за границей, в 1836 г. начал читать лекции по государственному праву важнейших европейских держав Игнатий Иакинфович Ивановский (1807-1886), уроженец Минска, выпускник Минской гимназии и Виленского университета. В Дерпт- ском профессорском институте защитил докторскую диссертацию о свободной торговле (De libera mercatura). Работал ординарным профессором по кафедре международного права[139]. Благодаря всесторонней образованности, занимательному изложению материала и отточенному дару слова Ивановский был, по свидетельству его слушателей, «самым блистательным из всех юристов: и долго не имел себе соперников в этом отношении». «Все в нем увлекало нас, - говорит его ученик по Царкосельскому лицею Д. Ф. Кобеко, - возбуждало наше внимание, и живая пылкая речь, и интерес содержания лекций. Нам нравились даже ошибки против русского языка - полонизмы». Он «влагал в свое преподавание поразительное и заразительное воодушевление, которое сильно электризовало его слушателей»[140].
Англия у западников вызывала особое отношение, поскольку именно в этой стране сформировалось развитое правосознание, уважение к закону и свободе слова, а граждане воспитывались на идеях прав народа и достоинства человека. Будущий ректор Петербургского, а с 1834 по 1848 г. профессор Московского университета Петр Григорьевич Редким (1808-1891), по воспоминаниям студентов, «открыто восхищался английской конституцией», «университетская молодежь, выходя из аудитории Редкина, вся делалась англоманами»1. Его лекции «о разных формах правления, о значении и формах конституционного устройства были и живы и любопытны, и либеральны. Этим последним качеством (либерализмом) отличались, впрочем, все его лекции, и это особенно располагало нас в его пользу»[141] [142], - вспоминал впоследствии историк, фольклорист и литературовед А. Н. Афанасьев. Редкин настолько увлекал слушателей своим либерализмом, что, обвиненный в «вольнодумстве», в революционный 1848 г. вместе с К. Д. Кавелиным был вынужден покинуть университет.
Но и у славянофилов, убежденных в своеобразии исторического пути России, Англия вызывала нескрываемое уважение. Славянофилы тоже были англоманами, и большими англоманами, наоборот, не по душе им была Франция и Германия. Они желали, чтобы в России тоже была неписанная конституция, «при которой отношения между монархией и народом регулируются не писанным законом, а обычаем, когда монархия (в идеале) является союзницей трудящихся классов, когда бюрократия малочисленна и слаба, и когда в силу естественного порядка вещей государство не стесняет права общества заниматься своими делами»[143]. В то время они почти ничего не знали об исторических предпосылках компромиссного викторианского устройства или, как замечает Р. Пайпс, «о той роли, какую играют в нем столь ненавистные им за- коноправие, частная собственность и узаконенное противоборство между правителями и управляемыми»[144].
Алексей Степанович Хомяков (1804-1860), поэт, философ, идейный лидер раннего славянофильства, остался под неизгладимым впечатлением от совершенной в 1847 г. поездки в Англию. Статью под названием «Англия. Письмо А. С. Хомякова» он передал для публикации М. П. Погодину, который, преодолев все цензурные препоны, сумел ее напечатать в седьмой книжке своего «.Москвитянина» за 1848 г. - в самое трудное для печати время: «Я убежден, что, за исключением России, нет в Европе земли, которая бы так мало была известна, как Англия, и подлинную жизнь этого “острова чудного” надобно еще “разгадать”. Я взошел на английский берег с веселым изумлением, я оставил его с грустною любовью Англия - наилучшая страна из существующих, Россия - наилучшая страна из возможных»1. В ответ и сам М. П. Погодин, побывавший в Англии в 1839 г., написал «Несколько слов по поводу письма Хомякова об Англии» и опубликовал их в своем журнале[145] [146], а также предоставил его страницы для очерка сотрудника журнала, профессора политической экономии Санкт-Петербургского университета Ивана Яковлевича Горлова (1814-1890) «История английского государственного хозяйства»[147], отстаивавшего необходимость сохранения национальных традиций в экономике и рассматривавшего экономические законы как естественные и вечные, имеющие божественное происхождение.
Воспоминания первой половины и середины XIX в. о посещении зарубежных стран, наряду с художественной литературой того времени, являются существенным источником изучения представлений русских об Англии и англичанах. Не все они были опубликованы при жизни их авторов, как, например, сохранившийся в архиве английский дневник тогда лейтенанта, а позднее фельдмаршала и военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина (18161912), посетившего Лондон в 1841 г.[148] Однако немало из них было напечатано и попало в поле зрения соотечественников. Авторами их были Р. Ниберг, А. Г. Глаголев, М. П. Погодин, Н. Греч, Н. Д. Брашман, С. А. Корсаков, И. М. Симонов, А. П. Заблоцкий-Десятовский, К. П. Паулович, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, К. Н. Посьет, А. И. Кошелев и др. Некоторые из воспоминаний попали на страницы сборника литературных памятников «“Я берег покидал туманный Альбиона.”»[149]. Как подчеркнула его составитель О. А. Казнина, «все без исключения авторы, независимо от степени их предшествующего знакомства с английской культурой , передают ощущение поразительной чуждости и непохожести английской культуры на все, с чем их сталкивал прежний опыт странствий. Англию и англичан они показывают глазами наивного чужестранца, «постороннего», представителя иной цивилизации Под воздействием английского опыта иным становится у русских писателей переживание российской реальности»[150].
Рейнгольд Ниберг (1795-1836) в книге «Путешествие по Германии, Италии, Швейцарии, Франции, Англии и Нидерландам в 1828 и 1829 годах...» дал описание главных городов Европы, различных учреждений (образовательных, благотворительных, лечебных), мест развлечений, увеселений и других достопримечательностей1. Критик и теоретик литературы Андрей Гаврилович Глаголев (1793 или 1799-1844) издал в 1837 г. «Записки русского путешественника с 1823 по 1827 г.». Пребыванию в Лондоне уделено 25 страниц, заполненных в основном перечислением музеев и общественных зданий[151] [152]. Историк, писатель и публицист, издатель журналов «Московский вестник», «Московский наблюдатель», «Москвитянин», профессор Московского университета Михаил Петрович Погодин (1800-1875) в заметках «Год в чужих краях» описанию музеев, театров и дворцов Лондона уделил 40 страниц, хотя его пребывание в английской столице длилось всего 5 дней[153]. Журналист, писатель и общественный деятель Николай Иванович Греч (1787-1867) в «Путевых письмах из Англии, Германии и Франции» описал внешний вид Лондона, прессу и издательское дело, детали быта и нравов, отведя Англии примерно 165 страниц в первой части книги[154]. Чешско-русский математик, механик и педагог Николай Дмитриевич Брашман (1786-1866) в 1842 г. совершил поездку в Германию, Францию и Англию, в ходе которой познакомился с ведущими европейскими математиками и выступил с докладом в присутствии знаменитых математиков разных стран на заседании Британской математической ассоциации в Манчестере. О впечатлениях от поездки рассказал в очерке «Об английских университетах»[155]. Публицист, писатель и переводчик Сергей Александрович Корсаков в «Рассказе о путешествии по Германии, Голландии, Англии и Франции 1839 г.» уделил Англии 24 страницы, заполненные в основном сведениями из справочников[156]. Участник кругосветного путешествия Беллинсгаузена, профессор, а с 1847 г. ректор Казанского университета, астроном Иван Михайлович Симонов (1794-1855) оставил «Записки и воспоминания о путешествии по Англии, Франции, Бельгии и Германии в 1842 году»[157]. Неоднократно бывавший на протяжении 1840-х гг. в командировках за границей публицист, экономист, историк и государственный деятель Андрей Парфеньевич Заблоцкий-Де- сятовский (1808-1882) опубликовал в «Отечественных записках» «Воспоминания об Англии»1. К моменту зарубежного путешествия уже ушедший в отставку ординарный профессор кафедры международного права Харьковского университета Константин Павлович Паулович (1781-186?) в 1840 г. пробыл в Англии пять месяцев, написал «Замечания о Лондоне»[158] [159]. Его книга явилась самым крупным по объему сочинением об Англии, однако, как заметил и Н. А. Ерофеев, она представляет собой «простой пересказ, порой дословный перевод известного немецкого путеводителя Егера»[160]. Все же, несмотря на это, ценность книги для русского читателя была несомненной.
Знаменитый писатель Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) с 1838 по 1843 год провел за границей, затем дважды приезжал в Англию, отзвуком этих поездок стали очерки «Обед в Обществе английского литературного фонда» (1858) и «Письма об Англии» (1879). Оставил воспоминания об Англии и П. А. Вяземский. Ее он посетил осенью 1838 г. Сохранившиеся в архиве воспоминания о поездке были опубликованы посмертно[161], они проникнуты большой долей скептицизма: «Смотря на Англичанина, особенно в Англии, чувствуешь его нравственное достоинство и силу. И этим, хотя и с грустью пополам, объясняешь себе превосходство и тяжеловесность Английской политики в делах Европы и всего мира. Английский деспотизм обычаев превосходит всякое понятие. В оперную залу не впустят иностранца, если у него серая шляпа в руках. Если едешь на омнибусе и поклонишься незнакомому на улице, он примет это за неприличие и за обиду. За обедом есть не как едят другие, ставить рюмку не на ту сторону где должно, резать, а не ломать свой ломоть хлеба: все это может погубить человека в общественном мнении; и как ни будь он умен и любезен, а прослывет дикарем»[162].
Один из крупнейших русских писателей Иван Александрович Гончаров (1812-1891) во время кругосветного путешествия в декабре 1852 г. на фрегате русского военно-морского флота «Паллада» в составе экспедиции адмирала Е. В. Путятина вел путевые заметки. По возвращении из путешествия, начиная с 1855 г. после литературной обработки его «Очерки кругосветного плавания» печатались в разных журналах, а в 1858 г. вышли отдельным изданием под названием «Фрегат Паллада[163]. Они нашли многочисленного и благодарного читателя, которого увлекали художественность изложения, прекрасный язык, созданные автором образы, картины природы и быта народов. Книга неоднократно переиздавалась, она надолго пережила самого автора. В 1878 г. появилось ее третье издание, к которому Гончаров написал предисловие. Книга вошла в полное собрание сочинений писателя1, потом также неоднократно переиздававшееся. Одним из первых пунктов остановки фрегата «Паллада» был Портсмут, откуда И. А. Гончаров отправился в Лондон, где, среди прочего, стал свидетелем похорон герцога Веллингтона и наблюдал за поведением иностранных туристов. Писать про Англию и англичан он сначала ничего не хотел, считая эту тему избитой, но потом все же не выдержал и сделал свои английские наблюдения одной из глав «Фрегата “Паллада”». Записки И. А. Гончарова об англичанах довольно саркастичны. Англию он покидал без сожаления. Его товарищ по «Палладе», в будущем выдающийся деятель русского флота, министр путей сообщения Константин Николаевич Посьет (1819-1899) тоже оставил свои впечатления об Англии, опубликовав в 1855 г. «Письмо с кругосветного плавания» в «Отечественных записках»[164] [165].
Что касается содержания большей части «путевых писем», «записок и воспоминаний», «обозрений» (разумеется, речь не идет о крупных литераторах и ученых, не только творчеству, но и «путевым заметкам» которых присущи талант наблюдателя и мастерство рассказа), то их общую оценку дал Н. А. Ерофеев: «Рассказы русских путешественников, подобно всем сочинениям этого жанра, страдали поверхностным знанием, этноцентризмом, а порой и предубеждением. О многих из них можно было бы сказать то же, что в 1829 г. написал «Вестник Европы» по поводу рассказов иностранцев о России: «Что за охота господам иностранцам ездить к нам в Россию как будто нарочно для того, чтобы, ничего в ней не видевши, рассказывать после небылицы в лицах, частные случаи представлять в виде господствующих обычаев и причуды одного или двух человек приписывать всему высшему классу или даже всей нации?!»«[166]. Вслед за Н. А. Ерофеевым и о воспоминаниях русских путешественников можно сказать: «нас здесь интересует не столько то, что в Англии было на самом деле, сколько то, что видели там русские люди»[167].
Помимо большей частью описательных, подчас восхищенных, а иногда и критических заметок о внешней стороне жизни английского общества, публиковались отчеты о поездках, преследовавших профессионально-хозяйственные интересы. Секретарь Императорского московского общества сельского хозяйства, основатель и редактор «Земледельческого журнала» Степан Алексеевич Маслов (1793-1879) опубликовал краткий официальный отчет о поездке в Англию и контактах с английскими сельскохозяйственными деятелями1. Министерство финансов командировало в Лондон на Всемирную промышленную выставку 1851 г. члена ученого комитета министерства, специалиста по организации выставок Леонтия Марковича Самойлова (17971853) и профессора Петербургского технологического института Александра Александровича Шерера (?-1875), которые и написали 200-страничное «Обозрение Лондонской всемирной выставки по главнейшим отраслям мануфактурной промышленности». В «Обозрении» были широко показаны достижения промышленности, ввоз и вывоз промышленных изделий в Англию и из нее[168] [169]. Точно так же крупный предприниматель и помещик, известный публицист и общественный деятель, издатель славянофильского «Московского сборника» Александр Иванович Кошелев (1806-1883) рассказал в очерке «Поездка русского земледельца в Англию и на Всемирную выставку» о своем путешествии, двухмесячном пребывании в Англии, впечатлениях от научнотехнических достижений, равно как и от самого «Хрустального дворца», выдающегося архитектурного сооружения, созданного специально для размещения экспонатов выставки[170]. На пути домой, остановившись в Кельне, он записал в дневнике: «Всемирная выставка произвела в здешних краях прилив народа невероятный: словно вся Германия двинулась - и ученые, и неученые, и ремесленники, и государственные люди, и торговцы, и земледельцы - все стремится в Лондон. Везде разговор один: Выставка, Лондон, Англия, Английская полиция, Английское чувство законности - одним словом на разные лады высказывается одно чувство - чувство удивления к Великобритании; разница только в том, что одни уже на возвратном пути рассказывают о виденном, замеченном, испытанном; - другие расспрашивают возвращающихся, желая вперед удостовериться от самовидцев о действительности читанного и слышанного»[171].
А. И. Кошелев на протяжении всей жизни обращался к опыту Англии, в которой неоднократно бывал. Он считал, что единственным практическим примером соответствия политической системы «народному быту» в Европе являлась Великобритания, а стабильность и преемственность в проведении правительственного курса могли бы служить примером и для России.
Известный юрист и деятель судебной реформы Митрофан Иванович Заруд- ный (1834-1883) начал свою книгу, посвященную самоуправлению в Англии и Франции, с очерков и воспоминаний о некоторых городах Англии, Шотландии, Ирландии (Лондоне, Глазго, Эдинбурге, Бенгоре, Дублине, Корке, Гал- вее), в которых он побывал, постаравшись, как он писал, «придать практическое значение своим заметкам, сделать из них краткий путеводитель для будущих наших путешественников»1.
Еще один пласт литературы об Англии представлен сочинениями русских подданных, оказавшихся в ней по политическим мотивам, по существу эмигрантов. Участник декабристского движения Николай Иванович Тургенев (1789-1871) с 1824 г. находился за границей, в 1825 г. был заочно приговорен к смертной казни и вернулся в Россию лишь в 1858 г. В 1826-1833 г. жил в Англии, затем во Франции. Его впечатления об Англии первоначально были опубликованы на французском языке в книге «Россия и русские» (1847). В переводе на русский язык первый том этого сочинения под названием «Воспоминания изгнанника» появился в 1915 г. под редакцией А. А. Кизеветтера[172] [173]. Его брат Александр Иванович Тургенев (1784-1845) с 1825 г. жил преимущественно за границей, 4 раза (в 1826, 1828, 1835 и 1836 гг.) приезжал в Англию, оставил дневниковые записи. Однако они стали доступны читателю только в 1964 г.[174]
С 1852 по 1864 г. жил в Англии профессиональный революционер Александр Иванович Герцен (1812-1870), посвятивший Лондону страницы в «Былом и думах»: «Нет города в мире, который бы отучал от людей и больше приучал к одиночеству, как Лондон. Кто умеет жить один, тому нечего бояться лондонской скуки»[175]. Герцен невзлюбил Англию и англичан. Встречающиеся в его письмах ближайшим друзьям характеристики людей и страны уничижительны: «Англичане просто низшая порода людей, они положительно глупы и удивительно дурно воспитаны»[176] ... «Я полагаю, что есть необходимость, очень важная притом, для психической гигиены, - dann und wann оставлять Англию, чтоб больше уважать ее и больше получить к ней отвращения. Меня поражает на каждом шагу - громкий разговор, хохот, незнакомые говорят в вагонах, курят - на станциях везде большие буфеты - люди бегают, едят с хохотом пирожки, пьют коньяк, и только англичане так же противно не люди, как и в Англии. Всё в задумчивом столбняке. Да, это большое несчастие - что нельзя выехать (а разумеется, нельзя) из Англии»[177].
Еще один эмигрант-диссидент, решивший поселиться на Западе, - талантливый эллинист Владимир Сергеевич Печерин (1807-1885). После окончания историко-филологического факультета Московского университета он прошел двухгодичный курс в Берлинском университете, куда был послан для завершения образования и подготовки к профессорской деятельности, затем много путешествовал по Германии, Швейцарии и Италии, но под влиянием антирусского настроения западноевропейского общества, усилившегося после подавления польского восстания 1830 г., и собственных семейных традиций, пришел к мысли о том, что Россия как «фокус деспотизма», является тормозом на пути всеобщего прогресса. В итоге Печерин возвратился в 1835 г., как он сам вспоминал, «с непреклонною решимостью убежать при первом благоприятном случае»1. Считается, хотя и точно неизвестно, что ему в 1836 г. Пушкин посвятил строки: «Ты просвещением свой разум осветил, // Ты правды чистый лик увидел. // И нежно чуждые народы возлюбил, // И мудро свой возненавидел». Ряд исследователей считают его в некоторой степени прототипом лермонтовского Печорина из повести «Герой нашего времени».
Печерин осознавал свое призвание к духовной жизни, чувствовал себя лишним в России. Проработав один семестр в Московском университете и получив отпуск для четырехмесячной поездки в Берлин, он выехал из Москвы и навсегда покинул Россию, тем самым нанеся серьезный удар по самой системе направления молодых ученых для усовершенствования за границу. В 1837 г. против него было заведено судебное преследование, прекращенное только в 1848 г. решением Сената о лишении его российского гражданства и всех прав состояния[178] [179]. В Европе Печерин нашел «убежище» в религии, принял католичество, стал монахом, получил сан священника ордена редемптористов, близкого к иезуитам. В 1845-1848 гг. Печерин жил в Англии, затем переехал в Ирландию, где стал одним из организаторов ирландского отделения редем- птористов и получил известность как борец за права ирландских католиков. После смерти был похоронен в Дублине вблизи могилы видного деятеля ирландского национального движения Даниэля О’Коннеля[180]. Он оставил описание событий, связанных с переездом в Англию. Они вошли в изданные посмертно его «Замогильные записки»[181].
В 1820-1840-е гг. в силу того, что книг об Англии практически не было, за исключением упомянутых выше записок русских путешественников, основным источником информации о ней служили журналы, которые помещали много информации об английской экономике, да и не только о ней. Поскольку своих корреспондентов в Англии не было, то материалы перепечатывались из иностранных журналов, главным образом, французских и немецких. Эта тема прекрасно раскрыта в статьях Н. А. Ерофеева «Промышленный переворот в Англии в зеркале русской прессы»1, «“Дряхлый Альбион” (Англия в русской публицистике 30-40-х годов XIX в.)»[182] [183], «“Страна чудаков” (из истории англо-русских контактов)»[184] и в его монографии «Туманный Альбион: Англия и англичане глазами русских. 1825-1853 гг.», неоднократно упоминавшейся раньше. Н. А. Ерофеев, по его словам, приводит «лишь небольшую часть высказываний русской журнальной прессы об английской экономике. Но и это проливает некоторый свет на восприятие в России фактов промышленного переворота и на их понимание»[185].
В то же время в журналах появлялись и англоведческие материалы российских авторов. Владимир Алексеевич Милютин (1826-1855), выпускник юридического факультета Петербургского университета, один из талантливейших русских экономистов, в 1847 г. опубликовал в только что основанном «Современнике» работу «Мальтус и его противники»[186] и в «Отечественных записках» - «Пролетарии и пауперизм в Англии и во Франции»[187]. В первой из них он впервые в русской литературе представил развернутую критику учения о народонаселении английского экономиста Т. Мальтуса. В последней - дал развернутый и глубокий анализ проблемы растущего обнищания и пауперизма на Западе в первой половине XIX в. Он не только рисует яркую картину жизни рабочих в Англии и Франции, но и выясняет причины, обусловившие бедственное положение рабочих и крестьян; пытается подойти к капитализму с исторической точки зрения, показывая его прогрессивность для определенной эпохи и в то же время критикуя его с позиций права и морали. В 1946 г. эти статьи В. А. Милютина были включены в сборник его избранных произ- ведений[188], а в 2010 г. - переизданы в серии «Из наследия мировой политологии»[189].
В период с 1848 по 1857 г. условия для научной деятельности и изучения зарубежного общественно-политического опыта в России значительно ухудшились. В феврале 1848 г. в Париже произошла революция, закончившаяся падением Орлеанской монархии. Реакция в России была мгновенной. В этом же году въезд иностранцам в Россию был резко ограничен, запретили командирование за границу молодых ученых, как и вообще чиновников министерства народного просвещения. В 1849 г. отдали приказ всем русским, находившимся за границей, немедленно вернуться на родину. Прибыло домой более 40 тысяч человек[190]. Среди тех, кто проигнорировал требование императора, был А. И. Герцен, после поражения революции перебравшийся из Парижа в Лондон, где его пребывание затянулось до конца жизни, прерываемое лишь краткими отъездами на континент. С профессионального революционера А. И. Герцена ведет свой отчет русская политическая эмиграция в Лондоне. В самой же России с конца 1849 г. приостановили преподавание государственного права европейских держав. Вслед за этим отменили право университетов и даже Академии Наук выписывать из-за границы книги и периодические издания без цензурного разрешения.
Более тесное знакомство русских с английскими порядками, несмотря на не слишком благоприятные политические условия для сближения недавно враждовавших между собой государств, восходит к 1860-м годам. Эпоха, отмеченная духом реформ Александра II, открыла российским ученым дорогу к научному изучению истории, экономики и политики Англии. Этому процессу уже не смогут помешать крутые повороты в российско-английских отношениях, хотя, несомненно, они сказывались на тональности исследований.
Однако ослабление цензурных ограничений стало заметно уже после окончания Крымской войны. С 1856 г. стал издаваться новый литературный и политический журнал умеренно-либерального направления «Русский вестник», вступивший в конкуренцию за читателя с либерально-западническими «Отечественными записками» и издававшимся с 1847 г. Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым «Современником». Издателем-редактором «Русского вестника» был разделявший в тот период либерально-западнические взгляды Михаил Николаевич Катков (1818-1887) - англоман, выступавший в защиту конституционно-монархических принципов государственного устройства и поддерживавший готовившиеся правительством реформы. Однако только первый период деятельности журнала (1856-1861) характеризовался умеренно-либеральной программой в духе английского конституционализма. В дальнейшем журнал стал отражать взгляды консервативных кругов русского общества.
Во второй половине 1850-х гг. политика в сфере образования заметно смягчилась. В 1859 г. отменили запрет университетам и Академии Наук получать без цензуры книги и периодические издания из-за границы. Разрешили университетским преподавателям читать в залах университета публичные лекции для всех желающих. Как вспоминал известный историк-античник
В. И. Модестов, «аудитории популярных профессоров - Стасюлевича, Кавелина, затем особенно Костомарова - посещались множеством слушателей всякого рода: посещение университета сделалось модой между людьми светскими обоего пола»1. Еще более значимым стало возобновление с 1857 г. практики командирования наиболее способных выпускников университетов в заграничные научные центры. Существовавший ранее порядок направления молодых ученых за границу дополнили новым требованием: «чтобы для сей цели избираемы были не только вообще люди с отличными дарованиями, но в качестве преподавателей, уже доказавшие способности свои к профессорскому званию»[191] [192].
В Петербургском университете преподавателем, доказавшим свое соответствие требованиям к кандидатам на зарубежную поездку, был адъюнкт по кафедре всеобщей истории Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826-1911). Он и отправился в двухгодичную заграничную командировку. Близкое знакомство с важнейшими европейскими университетскими центрами окончательно превратило М. М. Стасюлевича в западника и убедило его во мнении, что опыт Европы с ее укрепляющимися институтами права и демократии следует перенимать в России. Весной 1857 г. он писал из Лондона своему университетскому профессору М. С. Куторге: «В Англии вот что важно: здесь ценится человек, и каждый отвечает за себя; отсюда и проистекает в Англии и порядок, и образованность, и богатство Англичанин, когда работает, он знает, что на него смотрит Англия, а не директор департамента»[193]. По возвращении в Россию М. М. Стасюлевич, наряду с лекциями по истории средневековья, в 1859/60 учебном году читал студентам специальный курс «История происхождения английского парламента»[194] [195]. После завершения преподавательской деятельности в Петербургском университете М. М. Стасюлевич в 1865 г. добился разрешения на издание журнала «Вестник Европы», сразу ставшего последовательным проводником либеральных идей.
Из Петербургского университета в двухгодичную заграничную командировку был отправлен еще один ученик М. С. Куторги Василий Васильевич Бауер (1833-1884), с чьим именем связано начало планомерного и регулярного преподавания и изучения в Санкт-Петербургском университете Новой истории. В ходе поездки, помимо немецких и французских университетских городов, он посетил также Лондон и Оксфорд, о чем отчитался на страницах «Журнала Министерства народного просвещения»5. О цели поездки и ее итогах он писал: «Я предполагал собирать материалы и заниматься ими исподволь во время пребывания моего в чужих краях, предназначая, по возвращении, представить труд мой на суд ученого университетского сословия»1. После защиты кандидатской диссертации В. В. Бауер в качестве сначала доцента, а потом профессора читал лекции в университете и был преподавателем истории будущего императора Александра III. В 1878 г. он также занял должность профессора открытых в тот же год Высших женских (Бестужевских) курсов, где читал лекции по древней и Новой истории. На протяжении 1860-1870-х гг. он трудился над «Лекциями по новой истории», включившими в себя разделы по Англии («Обзор истории Англии в конце XVII и начале XVIII столетий», «Отпадение северо-американских колоний от Англии», «Краткое обозрение истории Англии с 40-х годов XVIII столетия»), изданными лишь посмертно его учеником, графом А. А. Мусиным-Пушкиным[196] [197]. Мусин-Пушкин приложил к книге также свои воспоминания об учителе, ранее опубликованные в связи со смертью Бауера в февральской книжке за 1885 г. «Журнала министерства народного просвещения». «Несомненная и навсегда остающаяся заслуга Василия Васильевича, как профессора, та, что он первый поставил в Санкт-Петербургском университете изучение новой истории и главным образом германороманского мира на прочную научную основу. До него новая история никогда систематично не читалась в Санкт-Петербургском университете, да и вообще читается она довольно редко и в других наших русских университетах», - писал Мусин-Пушкин о своем учителе[198].
В Харьковском университете для заграничной поездки отобрали уроженца Вильно Михаила Назарьевича Петрова (1826-1887), закончившего историко-филологический факультет и к этому времени получившего степень магистра всеобщей истории. По итогам своей двухгодичной поездки (июль 1858 - июль 1860), охватившей научные центры Германии, Франции, Италии, Бельгии и Англии, он подготовил и издал отчет[199], а затем защитил докторскую диссертацию «Новейшая национальная историография в Германии, Англии и Франции» (1861)[200]. В ней даны характеристики историков: немца Л. фон Ранке, англичанина Т. Б. Маколея, француза Ф. Гизо и других. Историографическая проблематика привлекла внимание молодого ученого тем, что «нигде не высказывается в такой степени самосознание нации, как в том, каким образом объясняет она свою собственную историю»1, именно в историографии можно уловить господствующее настроение века и нации, господствующие в обществе цели и идеалы. Помимо характеристики представителей и направлений западноевропейской исторической науки труд Петрова знакомил с преподаванием истории в западных университетах. До 1886 г. Петров занимал кафедру всеобщей истории в Харьковском университете, сочетая преподавательскую работу с написанием курсов лекций. Его «Очерки из всеобщей истории», впервые изданные в 1868 г., переиздавались четырежды, последний раз в 1904 г.[201] [202] Пятитомные «Лекции по всемирной истории», опубликованные после смерти автора, выдержали три издания[203].
Университеты начали обращать внимание на необходимость овладения достижениями западноевропейской культуры и литературы. Историко-филологический факультет Петербургского университета открыл кафедру всеобщей истории литературы. Преподавание этого предмета доверили магистру русской словесности Александру Николаевичу Пыпину (1833-1904), прошедшему двухлетнюю заграничную командировку, стороннику умеренно либеральных взглядов. Художественная литература интересовала его исключительно в связи с историей общественной мысли. Однако университет вскоре лишился ученого. Уже в 1861 г. он вместе с другими профессорами (Б. И. Утиным, К. Д. Кавелиным, В. Д. Спасовичем, М. М. Стасюлевичем) покинул его в связи со студенческими волнениями. А. Н. Пыпин с основанием «Вестника Европы» стал одним из его главнейших и виднейших деятелей в качестве члена редакции журнала и самого плодовитого автора, крупнейшего историка литературы. С середины 1860-х гг. он некоторое время занимался переводческой работой. Частью под его редакцией, частью в его переводе появились сочинения американца Дж. Дрэпера («История умственного развития Европы»)[204], англичан В. Лекки («История возникновения и влияния рационализма в Европе»)[205], И. Бентама («Избранные сочинения»)[206]. Ему же принадлежит в «Вестнике Европы» статья, посвященная русским связям И. Бентама[207].
Многими европейскими языками, в том числе английским, владел рано ушедший из жизни Василий Петрович Боткин (1812-1869), писатель, критик, переводчик. Работы В. П. Боткина прочно вошли в русскую шекспирологию. Статьи «Женщины, созданные Шекспиром. Юлия и Офелия», «Шекспир как человек и лирик», «Первые драматические опыты Шекспира», «Литература и театр в Англии до Шекспира»1, написанные им между 1840 и 1860 г., составляют особую часть в его творческом наследстве. В. П. Боткин много путешествовал по Европе, в том числе летом 1859 г. побывал в Лондоне. О своем двухнедельном пребывании там написал воспоминания, опубликованные в «Русском вестнике»[208] [209] и вошедшие в трехтомное собрание его сочинений[210]. Ему также принадлежит очерк «Приют для бездомных нищих в Лондоне» (1859)[211]. Поклонник Карлейля Боткин перевел две его статьи, опубликованные в журнале «Современник», - «О героях и героическом в истории»[212] и «Героическое значение поэта. Данте и Шекспир»[213].
Первым же профессиональным шекспироведом в России стал Николай Ильич Стороженко (1836-1906). Он глубоко изучал саму шекспировскую эпоху, творчество Шекспира и его современников драматургов-«елизаветинцев». Еще будучи преподавателем в Александровском военном училище и 1-й московской гимназии, он в 1864 г. прочел пять публичных лекций о Шекспире. 1867-1869 годы Стороженко провел за границей, преимущественно в Англии. Плодом зарубежных штудий стали опубликованная в «Вестнике Европы» статья «Шекспировская критика в Германии»[214] и магистерская диссертация «Предшественники Шекспира»[215]. Особой заслугой Стороженко было то, что в диссертации он впервые на русском языке дал живой портрет личности Кристофера Марло. В год выхода диссертации - 1872 - совет Московского университета избрал Стороженко на кафедру истории всеобщей литературы - открытие таких кафедр предусматривалось университетским уставом 1863 г. В очередной своей поездке в Лондон Стороженко в библиотеке Британского музея познакомился с экономистом И. И. Янжулом, с которым они стали близкими друзьями. Янжул в своих воспоминаниях отмечал: «Мало встречается на свете таких добрых, жизнерадостных, веселых и остроумных людей, как он. В его обществе и присутствии нельзя было буквально скучать или, тем более, грустить. Постоянные шутки и остроты самого безобидного характера сыпались у него как из рога изобилия. При этом огромном, чисто малороссийском юморе, Николай Ильич отличался большим умом, большими сведениями в литературе и удивительной памятью, особенно на стихотворения. При случае он выпаливал целые страницы стихотворений кого-либо из более или менее известных поэтов и решал этим, или давал известную постановку тому или иному вопросу и при том в таком блестящем виде, что уже дальнейшие споры по этому поводу не могли иметь места»1.
Стороженко в 1878 г. защитил докторскую диссертацию «Роберт Грин. Его жизнь и произведения»[216] [217]. В ней он разрабатывал новую даже для британской научной литературы тему, и диссертация по достоинству была оценена в Англии: ее перевели на английский язык, и Стороженко был избран одним из вице-президентов Нового шекспировского общества. С тех пор Стороженко сочетал чтение многочисленных лекций в университете, на женских курсах, в театральном училище с членством, потом председательством в литературно-театральном комитете при дирекции Императорских театров. Одновременно он редактировал переводы трудов, посвященных Шекспиру (Рудольфа Жене[218], Макса Коха[219], Луи Левеса[220], Георга Брандеса[221]), снабдил их предисловиями и примечаниями, опубликовал ряд оригинальных статей о Шекспире, его пьесах и эпохе, которые отличало обилие привлеченного научного материала и тонкость текстологического анализа[222] [223] [224]. Лекции Стороженко по истории западноевропейских литератур , как и по истории английской литературы , размножались силами его студентов литографическим способом. Его «Очерк истории западноевропейской литературы» переиздавался четыре раза1. Шек- спироведческое наследие Стороженко было издано отдельным сборником его учениками незадолго до смерти[225] [226]. Однако ряд работ Стороженко, в частности, его лекции о Шекспире, остались неизданными.
В общем русле «европеизации» университетского образования с 1857 г. было восстановлено чтение лекций по государственному праву европейских стран. В Петербургском университете курс по государственному праву Англии и других европейских стран начал читать магистр Дерптского университета, избранный на должность профессора кафедры сравнительной истории положительных законодательств Борис Исаакович Утин (1832-1872). Дальнейшее развитие этого направления связано с университетским уставом 1863 г.: во всех университетах России открылись кафедры правоведче- ских дисциплин, в том числе кафедры государственного права России и важнейших европейских государств. В Петербургском университете, начиная с 1867 г. и вплоть до своей кончины, на кафедре государственного права работал сначала доцентом, потом профессором Александр Дмитриевич Градов- ский (1841-1889), лекционные курсы которого вылились в многочисленные публикации (о чем речь пойдет ниже)[227]. В Московском университете английское государственное право было предметом преподавания Бориса Николаевича Чичерина (1828-1904) и Федора Михайловича Дмитриева (1829-1894), но обоим из-за своих либеральных убеждений в 1868 г. пришлось оставить университет. Б. Н. Чичерину принадлежит первое изданное на русском языке систематическое описание государственного устройства Англии: в 1858 г. он опубликовал «Очерки Англии и Франции»[228] [229]. Ему принадлежит статья «О политической будущности Англии» в «Русском вестнике»5. Впервые в русской юридической литературе Чичерин проследил развитие институтов парламентаризма у европейских народов в фундаментальной работе «О народном представительстве», защищенной в качестве докторской диссертации по международному праву (она была опубликована в 1866 г. и переиздана в 1899 г.)[230]. Ему также принадлежит опубликованный в 1894 г. трехтомный труд по государственному праву - «Курс государственной науки»1.
В Харьковском университете лекции по государственному праву европейских стран читал профессор Дмитрий Иванович Каченовский (1827-1872). Он был одним из наиболее выдающихся преподавателей и наставников университетской молодежи. Его ученик, выдающийся российский историк и социолог М. М. Ковалевский, оставил не одну страницу воспоминаний о своем учителе: «В своем историко-догматическом курсе он отводил немало места и местному самоуправлению. Мы знакомились из его лекций и с развитием института мировых судей, и с историей суда присяжных, и с приходским управлением в Англии, с его главной заботой об общественном призрении бедных. Кто владел, подобно мне, иностранными языками, тому Каченовский советовал достать или просто давал прочесть книгу»[231] [232]. «Каченовский был большим любителем Шекспира и, говоря нам о веке Елизаветы, умел использовать его трагедии и комедии для характеристики тогдашнего английского общества»[233] [234]. «Его лекции по истории государственных учреждений давали возможность обхватить одним взглядом в его главных и существенных чертах прогрессивный ход развития общественно-политических форм. Его эрудиция была обширна и основательна, изложение талантливо и красноречиво . Каченовский ревностно следил за литературой своего предмета и сам был первостатейным исследователем, как доказывает переведенная на английский язык история каперства и призовых
4
судов» .
Защищенная Д. И. Каченовским в 1855 г. докторская диссертация «О каперах и призовом судопроизводстве в отношении к нейтральной торговле»[235] получила высокую оценку. Характеризуя эту работу, профессор Харьковского университета В. П. Даневский писал «о необыкновенной начитанности автора и живости изложения предмета: на каких-нибудь десяти, одиннадцати печатных листах можно найти столько материала и мыслей, сколько не найдется их иногда и в многотомных английских и немецких трудах»[236]. Каченовский предпринял несколько путешествий за границу (1858-1859, 1864, 1866, 1868 и 1870), давших ему возможность посетить крупные научные центры Западной Европы, в том числе Лондон и Оксфорд, познакомиться с виднейшими представителями западной науки, изучить на практике государственное устройство и общественную жизнь европейских государств. Ему повезло застать избирательную кампанию в Англии, что позволило ознакомиться с приемами предвыборной агитации в стране. Свои впечатления Каченовский обстоятельно заносил в дневник. Отчет о первой поездке за границу он напечатал в Харькове в 1860 г.1, заметки о следующих путешествиях остались в рукописи. К десятилетию между 1855 по 1865 г. относятся почти все появившиеся в печати работы Каченовского, в том числе англоведческого содержания[237] [238].
Расширение университетского образования, чтение лекционных курсов по истории, политике, экономике Англии не могло не расширить круг интересующихся английскими порядками, жизнью англичан вообще. Записки путешественников всегда были в моде и публиковались не только в журналах, но и выходили отдельными изданиями. Среди них «Очерки заграничной жизни» Алексея Ивановича Забелина (1822-1900). В них два письма - тринадцатое («От Парижа до Лондона») и четырнадцатое («Лондон»)[239] - посвящены путешествию в Англию. В них много любопытных личных наблюдений. Вот одно из них: «Редко удавалось мне видеть Англичанина, который бы путешествовал один: почти всегда ему сопутствует жена, богатые же едут с целым семейством. Замечательно, что Англичане не только мужчины, но и женщины в вагонах постоянно смотрят в свой английский гид (у Англичан свои гиды и самые лучшие из всех, напечатанных на всех языках) и на карты, при нем находящиеся и каждый имеет свою маленькую записную книжку, в которую и вписывает свои дорожные заметки. Англичане, т. обр. путешествуя вдвоем не скучают и не имеют нужды заводить знакомства в вагоне; они сидят себе рядом или друг против друга и ведут свою родную беседу. Наоборот, как только ввалится в вагон Русский или Немец, особенно Француз, сей час же начинаются знакомство и болтовня, иногда самая утомительная и неприятная для лиц посторонних»[240].
После ослабления в 1856 г. цензуры важнейшим рупором российской интеллигенции стали журналы, вошедшие в моду. Состояли они, как правило, из художественного и общественно-политического, в самом широком смысле слова, отделов. Каждый журнал проводил определенную философско-политическую линию и рассчитывал на определенный читательский круг. В журналах появились подробные «иностранные обозрения». На массового читателя ориентировался журнал универсального содержания «Библиотека для чтения» - первый в России многотиражный ежемесячный толстый журнал, основанный еще в 1834 г.1 Занимая умеренно либеральные позиции, журнал продолжал издаваться вплоть до 1865 г. в Петербурге. К примеру, только в одном его выпуске (№ 6) за 1855 г. материалам о Великобритании было отведено более 120 страниц. Во-первых, была напечатана статья «Англия», представлявшая собой путеводитель по всем сторонам жизни страны (географическое положение, территория и население, климат, почвы, растительность, национальный характер англичан, валлийцев и ирландцев, земледелие, скотоводство, промышленность, внутренняя и внешняя торговля, богатство и бедность, церковь, государственные учреждения и политическое устройство, личные права граждан, судебные учреждения, военные силы). Следом шел очерк «Английская литература», имевший продолжение в последующих выпусках. Открывался же выпуск первой частью романа Ч. Диккенса «Тяжелое время». Наконец, информация об Англии имелась в отделе «Смесь».
С 1 января 1858 г. по 1 мая 1859 г. в Москве под редакцией Евгения Корша выходил журнал «Атеней», отражавший идеи западников. В его январской- февральской книжке был помещен очерк самого Корша, посвященный английскому колониальному режиму в Индии, фрагмент в изложении С. М. Соловьёва «Англия в XVI веке» только что вышедшей книги известного историка Дж. Э. Фруда «История Англии», первая часть статьи В. Корша, об избирательной системе Англии[241] [242].
В 1850 - начале 1860-х годов ведущим радикальным органом был «Современник», а после его закрытия в 1866 г. - «Отечественные записки», за которыми последовало, в свою очередь, «Русское богатство» (1876). «Вестник Европы» с момента основания неизменно придерживался западнического, умеренно-либерального направления. Рупорами консервативно-монархических взглядов были «Русский вестник» (после 1861 г.), «Исторический журнал», «Русское обозрение». За этими ведущими органами общественной мысли следовали десятки менее известных изданий.
Вне зависимости от идейной направленности журнала статьи и очерки на «английскую» тему печатали все издания. На эту сторону публикаторской активности русских журналов («Русского вестника», «Отечественных записок», «Современника») в период «общественного пробуждения России и ослабления цензурной регламентации печати», «идейной подготовки общества и самого государственного аппарата к необходимым переменам, выработки представлений и формирования концепции насущных преобразований» обратила внимание Т. В. Удалова, посвятившая ей диссертационное исследование1. На фоне проводившихся в стране реформ европейский, особенно британский, опыт привлекал к себе пристальное внимание. Выпуски «Современника»[243] [244] [245], «Русского слова»2, «Отечественных записок», «Русского вестника» наполнены публикациями об Англии. Все журналы содержали обзоры зарубежной жизни. Например, в «Современнике» их делал после возвращения из краткой поездки в Лондон в июне 1859 г. и вплоть до своего ареста в 1862 г. Н. Г. Чернышевский.
Время от времени на страницах журналов появлялись очерки и статьи авторов, более или менее длительное время живших в Англии и делившихся о ней своими впечатлениями. В 1859 г. «Современник» в четырех номерах опубликовал «Лондонские заметки» публициста и писателя Михаила Ларионови- ча Михайлова (1829-1865), посетившего британскую столицу в феврале-марте 1859 г. В Лондон одновременно приехали Шелгуновы, с ними Михайлов поселился в пансионе в центре города. Все достопримечательности Лондона гостям показывал Герцен, который, по воспоминаниям Л. П. Шелгуновой, «ходил с мужчинами на митинг воров, в ночлежные дома, вообще был очень радушен»[246]. «Лондонские заметки» писались М. Л. Михайловым уже по приезде в Петербург, что дало писателю возможность обобщить наблюдения и изложить их систематично[247]. В них много интересных наблюдений: «Встречаясь с англичанином только на улице, вы заметите, разумеется, что он хлопотлив, деятелен, весь, по-видимому, поглощен денежными интересами, несообщите- лен и подчас даже очень груб; но очень ошибетесь, если одними этими качествами захотите определить вполне английский характер. Особенно бросятся они вам в глаза, если вы приехали в Лондон из Парижа. Несмотря на огромное торговое движение, в Париже вам почти не попадается на улицах этих постоянно озабоченных лиц, которые придают такой пасмурно-деловой вид каждому уголку Лондона; в Париже все, начиная с приглаженного и припомаженного денди на Итальянском бульваре и кончая неопрятным блузником в грязной и шумной rue Monmartre, как будто гуляют; в Лондоне даже у иностранца, будь это отчаянный парижский фланер, через два-три дня после приезда как будто вытягивается лицо и принимает деловое выражение. Несообщительность и грубость кажутся необходимым добавлением к этому неугомонному промышленному направлению. Озабоченные лица, окружающие вас на тротуаре Сити, не исчезают и в таких местах, где во всяком другом городе, даже в прокопченной табаком и филистерством Германии, кипит обыкновенно веселая, беззаботная жизнь. После шумных и веселых парижских ресторанов меня неприятно поразили даже лучшие лондонские трактиры. Несколько дней сряду обедал я, например, в роскошных dining-rooms на Флит-стрите, у самого Temple-bar’a, и ни разу не видал там двух человек, обедающих вместе. Все ели в одиночку, и, казалось, ни у кого не было от того аппетиту меньше, как у лошади, одиноко кушающей свой овес и свое сено в отдельном стойле»1.
Автор этих заметок был первым в России последовательным сторонником женского равноправия, идеи которого к этому времени довольно широко распространились в Англии, опубликовал несколько статей по женскому вопросу. Одна из них была посвящена взглядам знаменитого английского либерала Джона Стюарта Милля на эмансипацию женщин[248] [249]. Его страстной последовательницей в России была известная писательница, литературный критик Мария Константиновна Цебрикова (1835-1917), много времени посвятившая просветительской деятельности и борьбе за равноправие женщин. Цебрико- вой принадлежит предисловие к переводу на русский язык работы Милля «Подчиненность женщины»[250]. Ей же принадлежит ряд литературных портретов западноевропейских, в том числе, английских писателей[251].
Все чаще на страницах журналов российские авторы выступали с самостоятельными профессиональными исследованиями и наблюдениями. На протяжении 1860-го года в «Русском слове» появились публикации выпускника Московского университета и будущего председателя Государственного совета Анатолия Николаевича Куломзина (1838-1923) - «Об элементарном воспитании в Англии»[252] и публициста и редактора «Русского слова» Григория
Евлампиевича Благосветлова (1824-1880) - «Договор свободного обмена между Англией и Францией», «Роберт Пиль и его политический характер»1.
Видные деятели публиковались в «Русском вестнике». На страницах журнала только за период с 1856 по 1862 г. было опубликовано несколько десятков очерков и статей, касавшихся вопросов общественно-политической жизни Англии, развития ее промышленности и сельского хозяйства, права, науки и искусства; кроме того, публиковались статьи авторитетных иностранных авторов, посвященные отдельным аспектам социальной жизни и экономике страны. В журнале печатались романы английских писателей, критические статьи об их творчестве. При этом создавался идеализированный образ Англии. Она представлялась страной, где все самое лучшее - не только политический строй, но и «лучшие породы собак, свиней, коров, овец, кур и пр.» Англия должна была служить воплощением представлений авторов журнала о хорошо устроенном государстве[253] [254]. Темы, нарушавшие восприятие Англии как образца, обходились молчанием, как будто их не существовало, что было «сознательно избранным способом пропаганды политических взглядов» редакции[255].
В 1860 г. «Русский вестник» поместил статью «Земледелие в Англии» доцента Новороссийского университета, агронома Дмитрия Николаевича Абашева (1829-?)[256]. В том же году в журнале появился очерк «Стачка рабочих в Лондоне». Принадлежал он Евгению Михайловичу Феоктистову (1828-1898)[257], прошедшему путь от писателя и журналиста в либеральных изданиях до начальника главного управления по делам печати Министерства внутренних дел и сенатора. Молодой выпускник Александровского лицея, будущий профессор Брюссельского университета Евгений Валентинович Де-Роберти (1843-1915) выступил в нескольких номерах журнала с очерком «Английская журналистика»[258].
Свои наблюдения и статьи в журнале помещали видные чиновники, по роду своей деятельности связанные с Англией, например, представитель (с 1848 г. и вплоть до своей смерти) российского министерства финансов в Лондоне Гавриил Павлович Каменский (1824-1898)[259], чиновник министерства иностранных дел Дмитрий Алексеевич Капнист (1837—1904)1, служащий Государственной канцелярии А. Н. Куломзин2. В 1860 г. «Русский вестник» опубликовал материал юриста, члена комиссии по подготовке судебной реформы Митрофана Ивановича Зарудного (1834-1883) «Английские суды. Из путевых заметок»[260] [261] [262]. В условиях подготовки судебной реформы служащие министерства юстиции отправлялись в командировки, главным образом в Англию и Францию, чтобы на практике ознакомиться с организацией третьей ветви власти. Отчеты юристы публиковали, вписывая их в контекст конкретной страны. Так, М. И. Зарудный в качестве фона своих личных впечатлений от судебной и пенитенциарной системы Англии избирает практически пасторальную картину жизни ее провинции. Но и в характеристиках Лондона - одного из больших и имевших высокий уровень преступности городов мира - прослеживается невольное любование тем, насколько право пронизывает жизнь англичан. Зарудному принадлежали и другие публикации, например, «Очерк шотландского судоустройства», «Различные виды присяжных в Англии и Шотландии»[263], помещенные в «Журнале министерства юстиции». Впоследствии они вошли в его книгу «Общественный быт Англии»[264].
На протяжении четырех лет, до 1860 г., отделом беллетристики в «Русском вестнике» заведовала писательница Елизавета Васильевна Салиас-де-Тур- немир, урожденная Сухово-Кобылина (1815-1892). Под псевдонимом «Евгения Тур» публиковала критические и публицистические статьи, посвященные жизни и деятельности иностранных, в том числе английских, писателей[265]. Покинув «Русский вестник» из-за разногласий с редактором, она в 1861 г. основала журнал «Русская речь», который, правда, просуществовал только 13 месяцев. В нем она напечатала свой очерк о квакерше и филантропке Елизавете Фрай, посвятившей свою жизнь, как и ее предшественник Джон Говард, тюремной реформе в Англии[266], а также очерк Д. И. Каченовского «О характере французов и англичан» - своего рода опыт сравнительной народной психологии.
Известный в России профессор конституционного права Борис Исаакович Утин (1832-1872) опубликовал в «Русском вестнике», «Современнике», «Отечественных записках», а позже в «Вестнике Европы» статьи «Очерк исторического образования суда присяжных в Англии»1, «К вопросу о мировой юстиции и самоуправлении в Англии»2, «Государственный быт Англии»3 и другие4. Постоянный сотрудник «Отечественных записок», заведовавший одно время в журнале иностранным обозрением, будущий почетный академик Императорской академии наук Константин Константинович Арсеньев (18371919) поместил статьи «Английская конституция в период времени с 1760 по 1860 год»5 и «Английский парламент в 1862 году»6.
Генрих Викентьевич Вызинский (1834-1879), ученик Т. Н. Грановского, выпускник историко-филологического факультета Московского университета, до 1860 г. профессор этого же университета, а после активный член польской эмиграции во Франции поместил в «Русском вестнике» статьи «Настоящее и будущее английской Индии», «Характер политической и административной реформы в Англии»7. Вызинский прочитал курс публичных лекций об истории Англии в XVIII ст., которые были опубликованы. Первые две лекции были посвящены только что ушедшему из жизни Маколею («Трудно найти англичанина, трудно найти сколько-нибудь образованного человека в Европе, который не читал истории или статей Маколея») и напечатаны в «Русском вестнике»8, остальные - в нескольких номерах «Отечественных записок». Все они были собраны в отдельной книге «Англия в XVIII столетии», вышедшей в двух частях9. [267] [268] [269] [270] [271] [272] [273] [274] [275]
С момента основания «Вестник Европы» широко предоставлял свои страницы зарубежным темам. В 1867 г. в двух номерах был опубликован очерк Владимира Яковлевича Стоюнина (1826-1888) «Князь Антиох Кантемир в Лондоне»1, затем статья анонимного автора «Вопрос о классических языках в Англии»[276] [277]. Уже отмечалась статья А. Н. Пыпина, посвященная русским связям И. Бентама[278]; следом появилась его статья «Александр I и квакеры»[279]. Постоянным автором журнала был уроженец Виленской губернии, писатель, публицист и критик Леонид Александрович Полонский (1833-1913), опубликовавший в нем ряд очерков[280]. Полонский до начала 1880 г. вел в журнале отдел «внутреннего обозрения». Наталья Иеронимовна Утина, урожденная Корсини, печаталась под псевдонимом «Таль Н. А.». Она была первой женщиной, пришедшей в Петербургский университет, когда в 1860 г. под давлением сторонников женского равноправия он решил принимать женщин в качестве вольных слушательниц. В журнале ей принадлежали очерки «Шотландские браки и английская молодежь»[281] и «Английские семейные хроники»[282]. Публицист Юрий Андреевич Россель (1838-1878) в шести номерах журнала за 1874 г. опубликовал работу «Джон Стюарт Миль и его школа»[283]. Переведший на русский язык «Курс всеобщей истории» Г. Вебера, талантливый журналист и историк литературы Валентин Федорович Корш (1823-1883) опубликовал под пседонимом «В. К.» очерки «Ремесленные союзы в Англии»[284], «Россия и Англия в Средней Азии»[285] [286]. Историк западноевропейской литературы Александр Николаевич Веселовский (1838-1906) поместил очерки «Джонатан Свифт. Его характер и сатира»11 и «Роберт Грин и его исследователи»1. Перу известного профессора в области истории русской литературы Ореста Фёдоровича Миллера (1833-1889) принадлежал биографический очерк, посвященный судьбе Байрона[287] [288]. На протяжении 1875-1883 гг. журнал регулярно - по два ежегодно - публиковал письма своего лондонского корреспондента А. Реньяра под общим названием «Наука и литература в современной Англии»[289], являвшиеся обзорами новых изданий научной и книжной продукции страны, а также его «Корреспонденции из Лондона», печатавшиеся под псевдонимом «R.»[290].
С начала 1860-х гг., особенно после принятия университетского устава 1863 г., окончательно вошло в обычай командирование российских выпускников университетов в зарубежные научные центры с целью подготовки к профессорскому званию. Естественно, для стипендиатов было полезным еще до поездки познакомиться с историей и особенностями организации учебного процесса в западных университетах. Такая возможность появилась благодаря работам педагога Викентия Васильевича Игнатовича (1803-1869), которого можно считать первым русским историком западноевропейских университетов. Сам В. В. Игнатович закончил Педагогический институт при Виленском университете, получив степень магистра, с 1824 г. работал в Могилевской гимназии, с 1834 г. - смотрителем Молодечненского уездного училища для дворян; с 1839 г. - инспектором Гродненской губернской гимназии. С 1849 г. и до конца жизни он жил и работал на разных должностях в Петербурге - директором первой Петербургской гимназии, старшим чиновником особых поручений при Главном управлении цензуры, чиновником особых поручений по делам книгопечатания. С 1867 г. преподавал педагогику в Императорском
историко-филологическом институте. Параллельно писал работы по истории европейских университетов. В 1846 г. выпустил книжку о Болонском университете, а в 1861 г. - вторую, посвященную истории английских университетов, предварительно напечатанную в трех номерах «Журнала Мини - стерства народного просвещения»1. Этот же журнал в 1862-1864 гг. в девяти номерах напечатал третью работу В. В. Игнатовича «Немецкие университеты в развитии их исторической и современной жизни». Хотя работы Игнатовича и не были основаны на самостоятельном изучении источников и носили компилятивный характер, для своего времени они представляли определенный интерес, знакомили российское общество с основными фактами истории университетов, почерпнутыми из новейших для того времени работ зарубежных авторов.
«Журнал Министерства народного просвещения» был наполнен материалами о состоянии образования в зарубежных странах, в том числе и в Англии. Помимо уже упомянутой работы В. В. Игнатовича, в журнале только в 18611862 гг. были напечатаны «Очерк жизни и деятельности английского педагога Фомы Арнольда» Андрея Михайловича Печкина (?-?)2, объемный материал, посвященный народным школам в Соединенном королевстве3, обзор деятельности английского парламента в области вспомоществования народным училищам, выполненный по материалам британской прессы, и обозрение педагогического отдела Лондонской всемирной выставки Василия Ивановича Водовозова (1825-1886)4. Журнал регулярно печатал отчеты российских стипендиатов об их пребывании в заграничных научных центрах.
Работа по ознакомлению с иностранными образовательными системами стала одним из важных направлений не только для «Журнала Министерства народного просвещения», но и для других периодических изданий. Не остался в стороне «Русский вестник», который в 1864 г. в четырех номерах поместил материал о порядках в Оксфордском университете5. Редакцию привлекло то, что автор, Николай Роу (?-?)6, сам бывший студент Оксфорда, «передает дей- [291] [292] [293] [294] [295] [296] ствительные события, имея в виду главным образом представить верный очерк английской университетской жизни»1. Впоследствии разные журналы помещали статьи об английских университетах, написанные на основе личных впечатлений, В. Н. Александренко, А. С. Окольским, П. Н. Милюковым, П. Г. Мижуевым, К. Темирязевым, К. И. Цветковым. Тему зарубежного университетского образования завершила изданная в 1899 г. тремя выпусками популярная работа Льва Алексеевича Богдановича (1860 - не ранее 1913) «Иностранные университеты». Ее первый выпуск посвящен университетам Англии и студенческим годам учившихся в них ее знаменитых людей2.
Работа российских ученых в зарубежных университетах, архивах и библиотеках позволила уже в 1860-е гг. издать первые крупные труды об истории, хозяйственном состоянии, государственном строе и управлении Великобритании. Перечень этих книг не так обширен, но для своего времени достаточно значим. Это были собственно научные исследования. В их числе: «Англия в ХУШ столетии» Генриха Викентьевича Вызинского3; «Хозяйственные заметки об Англии и Шотландии» ученого и мыслителя славянофильского направления, губернатора Виленской губернии в 1844-1846 гг. Николая Арсеньевича Жеребцова (1807-1868)4; «Конституция Английская и Северо-Американских штатов» известного юриста Александра Владимировича Лохвицкого (1830-1884)5; «Очерк местного самоуправления в Англии» Николая Ивановича Второва (1818-1865)6. Последний, как чиновник министерства внутренних дел, был причастен к вопросам местного управления, поездки за рубеж дали ему возможность собрать материалы о городском самоуправлении в европейских странах, в том числе, Англии и на их основе написать книгу.
Одинадцать лет прожил в Лондоне и Ливерпуле почетный гражданин Петербурга Михаил Степанович Степанов (?-?). Это время было им использовано для изучения работы банков в стране. В 1860 г. он передал для опубликования в «Русском вестнике» объемную статью «Устройство акционерных [297] [298] [299] [300] [301] [302] банков в Англии»1. На ней он не остановился. Планы М. С. Степанова на продолжение исследования выделялись основательностью замысла: он собирался рассмотреть финансовые системы трех стран: Великобритании, Франции и России. Однако это намерение полностью осуществить не удалось: вышла только первая часть труда - «Финансовая система Англии»2. Книга для того времени представляла несомненную ценность детальным описанием зарождения в стране государственной денежной монополии, ее влияния на законодательство и на основание в 1694 г. Английского банка, подробной характеристикой инструментов государственной финансовой системы этого периода (введение бумажных денег и банковских билетов, централизация капиталов в Лондоне, практика государственных займов). Вызывал интерес анализ влияния финансовой политики на разные области экономики (производство, рынок, землевладение) и моральное состояние общества. Авторские характеристики и оценки удачно дополняли описания реакции на эту политику известных экономистов (Адама Смита) и прессы (газеты «Times»). Книга акцентировала внимание на последствиях политики денежной монополии, связывая с ее просчетами потерю американских колоний, увеличение государственного долга во время войны с Францией, ужесточение законодательства, недовольство рабочих и необходимость парламентских реформ. Часть исследования посвящена торгово-денежной политике Англии в отношении России, она включила отчет о состоянии торговых отношений между двумя странами.
Особое место в ряду первых серьезных исследователей Великобритании принадлежит князю Александру Илларионовичу Васильчикову (1818-1881). Выпускник факультета права Петербургского университета, 24-летний секундант М. Ю. Лермонтова на его последней дуэли с Н. С. Мартыновым, он на протяжении последующих лет вел жизнь, наполненную помещичьими заботами и участием в общественной жизни провинциального дворянства. В годы реформ Александра II свою общественную деятельность Васильчиков посвятил развитию земского самоуправления, внимательно изучал зарубежный опыт, подготовил ряд капитальных научных трудов о землевладении, земледелии и самоуправлении, где на большом фактическом материале разных стран доказывал необходимость сохранения и укрепления в России крестьянской общины и развития местного самоуправления как средства экономического процветания страны.
В возрасте 50 лет Васильчиков опубликовал свой первый двухтомный труд «О самоуправлении: сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений» (1869)3, ставший настольной книгой зем- [303] [304] [305] ских работников. В своем сочинении Васильчиков задался целью ответить на вопрос, что нужно сделать для того, чтобы народ мог осуществить полученные им в результате крестьянской и земской реформ права. Решение он находит в истории самоуправления у других народов, определяемое «как участие народа в местном внутреннем управлении». Предпочтение Васильчиков отдает Англии, которая с ее самоуправлением служит основным положительным примером, а Франция с ее централизацией - отрицательным, Германия движется своим путем, промежуточным между английским и французским. В Англии фактически все местные хозяйственные и административные вопросы решаются самими местными жителями. Британское государство проверяет деятельность местных властей, но непосредственно повседневно в нее не вмешивается, ими не управляет.
Особое внимание в этих описаниях Васильчиков уделяет предметам ведения земских учреждений, среди которых выделяет народное образование, дорожное дело, продовольствие, народное здравоохранение, общественное благоустройство; приводит примеры смет земских учреждений. В основе самостоятельности британского самоуправления - возможность на местах собирать, формировать и расходовать месячный бюджет на основе равномерного налогообложения всех местных жителей с учетом их реальной платежеспособности и доходности имущества. Выводы автора достаточно однозначны: местное самоуправление имеет неполитическую природу; у государства и самоуправления разная компетенция, поэтому учреждение местного самоуправления государству выгодно, так как снимает с него часть забот. В то же время, по мнению Васильчикова, решение задачи качественного повышения уровня сельского хозяйства невозможно без проведения ряда социально-экономических мероприятий (развитие начального сельскохозяйственного образования, распространение сельскохозяйственного кредита). Успех же их зависит от степени организации местного самоуправления, в связи с чем именно ему Васильчиков и посвятил свое первое и самое обширное исследование.
В следующем своем сочинении «Землевладение и земледелие в России и в других европейских государствах»[306] Васильчиков задается вопросом: может ли высокая степень развития стран Запада быть достигнута в России другими путями - без ошибок и несправедливостей, ознаменовавших там развитие аграрных отношений. Эмиграции и социальные смуты на Западе (в Англии и Германии), пишет Васильчиков, стали результатом безземелья народной массы: «эмиграция есть признак глубокого социального расстройства», «она происходит от неравномерного размещения жителей и недвижимых имуществ, поэтому «сильнейшая эмиграция в Англии и Германии», но в Англии она имеет собственный характер, «переселения из Англии и Ирландии начинаются в ХУШ столетии и усиливаются с 1815 года» «от постепенного обезземеленья крестьянского сословия и от вздорожания цен на земельные имущества». Землевладению и аграрным отношениям в Англии, Шотландии и Ирландии Васильчиков посвятил третью главу книги, в которой подробно рассмотрел их эволюцию - от состояния в XI ст., упразднения крепостного права, перехода крестьян на положение фермеров и рабочих, поглощения мелких поместий крупными вотчинами, обезземеления крестьян - до современного автору положения землевладения и отношений между собственниками земли и фермерами. Сочинение Васильчикова имело большой резонанс1, ему посвящена книга В. Герье и Б. Чичерина[307] [308]. На страницах «Недели» А. Д. Градовский писал о том, что Васильчиков был движим желанием «видеть свою родину на степени европейского просвещения» и в то же время он сознавал «все недостатки экономического строя на Западе»[309].
На уход А. И. Васильчикова из жизни откликнулись многие издания, среди них «Новое время», «Неделя», «Порядок», «Земство», «Юридический вестник», «Вестник Европы», был издан составленный А. Голубевым его биографический очерк[310]. На рубеже ХХ-ХХ1 вв. интерес к интеллектуальному наследию А. И. Васильчикова нарастает[311], как справедливо отметил один из исследователей его интеллектуального наследия, «сущностные характеристики самоуправления, определенные им в свое время, стали повседневными принципами общественной жизни»[312].
Каждого из названных выше ученых - П. Г. Редкина, М. И. Зарудного, Г. П. Каменского, А. Н. Куломзина, В. П. Боткина, Б. И. Утина, Б. Н. Чичерина, А. Д. Градовского, Ф. М. Дмитриева, Л. А. Полонского, Д. И. Каченовского, М. Н. Петрова, М. М. Стасюлевича, Г. В. Вызинского, Н. А. Жеребцова, А. В. Лохвицкого, Н. И. Второва, М. И. Зарудного, М. С. Степанова, А. И. Васильчикова - можно считать первыми профессиональными англоведами в России.
В 1870-е годы гуманитарная и общественная наука в стране приросла новыми крупными именами - И. И. Янжула, И. И. Кауфмана, М. М. Алексеенко, М. М. Ковалевского, С. Ф. Фортунатова, которые долгие годы будут задавать высокую планку и российского англоведения. Все они были почти ровесниками, да и ушли из жизни практически одновременно - в годы Первой мировой войны. И. И. Янжул и С. Ф. Фортунатов закончили Московский университет, И. И. Кауфман, М. М. Алексеенко и М. М. Ковалевский - Харьковский университет. В последнем работал один из ярких представителей просветительной эпохи шестидесятых годов Иван Петрович Сокальский (1830-1896), защитивший в 1872 г. докторскую диссертацию «Англосаксонская сельская община»1. М. М. Ковалевский, в своих воспоминаниях о годах учебы в университете говорил об огромном впечатлении, которое Сокальский производил на слушателей новизной идей и блестящим изложением материала, отмечал, что «это был человек умный, хорошо образованный, с заметными симпатиями к социализму, скорее английскому и французскому, нежели немецкому»[313] [314].
Выпуски из российских университетов, хотя каждый из них и не был многочислен, в итоге многих лет естественным образом привели к формированию элитного слоя ученых в области экономики, правоведения, истории. Этому способствовала расширявшаяся практика посылки в заграничные научные центры молодых ученых и специалистов.
Еще по теме 1.1.От записок путешественников к научному изучению страны: становление профессионального российского англоведения:
- Предпосылки научного изучения религий. Становление религиоведения как отрасли знания
- § 2. Понятие предпосылочного знания. Основания и предпосылки научного познания
- Степень научной изученности темы
- Становление распространения научного знания в России XVIII – XIX веков75
- Тема 6. Психологические аспекты изучения мотивации агрессивного поведения женщин
- ИННОВАЦИОННОЕ МЫШЛЕНИЕ - ГЛАВНЫЙ ОРИЕНТИР ПОДГОТОВКИ НАУЧНЫХ РАБОТНИКОВ ВЫСШЕЙ КВАЛИФИКАЦИИ Киселева Л.А.
- СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ В СТРУКТУРЕ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ О.А. Гордеева
- НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ МЕЖДУНАРОДНОГО НАУЧНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА И РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК В КОНТЕКСТЕ ДИАЛОГА КУЛЬТУР Ильхам Мамед-Заде
- СОТРУДНИЧЕСТВО ФИЛОСОФСКИХ ШКОЛ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ - ВКЛАД В ГЛОБАЛЬНОЕ НАУЧНО-ГУМАНИТАРНОЕ РАЗВИТИЕ С.А. Мякчило
- Обновление научных приоритетов
- В.В. Степанов МЕХАНИЗМ ПЕРЕПИСИ: БАЛАНС БЮРОКРАТИЧЕСКОГО И НАУЧНО МЫШЛЕНИЯ