Роль материальной силы в утверждении абсолютизма.— Упадок феодальных дружин и муниципальных милиций.— Начало наемничества и кондотьерства.— Система постоянных армий.— Состав и способы набора войска при «старом порядке».— Роль войска в поддержании внутреннего спокойствия.— Образование особого бюрократического ведомства военных дел — Военное искусство и специальное военное образование.— Проникновение духа военной дисциплины в гражданскую службу.— Милитаризм при «старом порядке» Одной из сил, помогших утвердиться королевскому абсолютизму, и одним из предметов, на которые были направлены особые заботы абсолютной монархии, было войско. С самого начала государственной жизни глава государственной общины,— князь, царь, король,— является вместе с тем и главным военным вождем, распорядителем всей материальной силы, какую только народ может собрать как для защи ты своей от внешних врагов, так и для нападения на своих соседей218. Обладание такой силой, как войско, дает возможность главе государства угрожать и в случае победы диктовать свою волю не только соседям, но и самому населению страны, находящейся в его управлении, и таким образом сила, созданная народом для внешней борьбы, нередко направляется против него самого. Известно, какую роль сыграло войско в установлении империи в Риме: недаром само слово imperator, бывшее только одним из почетных званий военачальника, сделалось титулом для обозначения высших носителей государственной власти219. С другой стороны, возможность превращения войска в орудие власти для чисто внутреннего употребления предполагает уже в значительной мере подвинувшийся вперед процесс дифференциации общества на мирных обывателей и военную силу, от них отличную. Когда нет постоянной армии,— из кого бы она ни состояла, из пришлых чужеземцев или природных жителей страны, из наемников или граждан, обязанных отбывать воинскую повинность,— и в чьем бы распоряжении она ни была,— т.е. зависела ли бы она от государства или от частных предпринимателей военного дела,— когда, другими словами, нет обособленной от народа постоянной военной организации чисто профессионального характера, в которой человек обучается военному ремеслу, проникается и чисто военным духом, в смысле известных инстинктов, взглядов и правил и подчиняется сугубо строгой дисциплине, до тех пор власть, в сущности, не располагает вполне послушным и совершенно пассивным орудием для проведения в жизнь общества своих требований. В Средние века на Западе существовало военное сословие в виде феодального дворянства, для которого военное дело было, пожалуй, своего рода профессией, но эта профессия была скорее только придатком к землевладению, чем вполне самостоятельным занятием220, и люди, занимавшиеся военным делом, не составляли постоянных армий. Феодальное войско — это само же феодальное общество сеньоров с их вассалами и слугами, собирающееся в случае нужды по зову высшего сеньора, большей частью на непродолжительный срок и снова растворяющееся в той общественной среде, из которой перед тем выделилось. Тут нет генералов, штаб- и обер-офицеров и рядовых солдат, а есть только сеньоры, вассалы, подвассалы, домашняя челядь, т.е. люди разных рангов по своему значению в гражданской жизни, а не в военной службе, с ее производством в высшие чины из низших. То, что в Средние века можно назвать армией (правильнее, ополчением), есть не что иное, как временная совокупность феодальных дружин, этих чисто местных организаций общественных сил для военных целей. Феодальному распаду государства вполне соответствовала и эта децентрализация военной защиты, предоставлявшая каждому поместью, каждому селению заботиться о себе, как может и как умеет: являлось общее предприятие — местные миры выставляли свои дружины, и ранги, занимавшиеся их вождями в гражданском обществе, определяли то положение, какое каждый из них должен был получить в большом ополчении. Когда из феодального строя стали выделяться городские общины, достигавшие иногда полного внутреннего самоуправления,— все эти французские коммуны, немецкие имперские города, итальянские городовые республики и т. п.,— они тоже организовали свое военное дело на феодальный манер — в виде гражданских милиций, которые в общем военном строе получили такое же приблизительно значение, как и феодальные дружины, в смысле чисто местных организаций. С разложением средневековых политических форм, в эпоху образования более крупных государств, стали приходить в упадок и феодальные дружины с коммунальными милициями, уже не соответствовавшие более потребностям государства, так как оно уже переросло старые рамки, в которые стискивалась жизнь феодальным и коммунальным строем, и на сцену, при переходе от Средних веков к Новому времени, выступили наемные войска, продававшие свои услуги тому, кто щедрее за них заплатит. Военное наемничество относится к числу древнейших явлений истории, причем уже в очень ранние времена наемные войска набирались большей частью из чужеземцев. Так, в фа раоновском Египте мы встречаемся, например, с наемными войсками, состоявшими сначала из азиатских семитов, потом из греков221; последние вообще очень охотно шли в военные наемники к азиатским царям, между прочим и к владыкам Персии в последние времена существования этой монархии222. Финикийцы и карфагеняне пользовались исключительно наемниками в тех войнах, которые им приходилось вести. Играло большую роль наемничество и в царствах, возникших из монархии Александра Македонского. С наемничеством, далее, тесно связано и другое явление, которое мы называем кондоть- ерством, образовав этот термин из итальянского слова condot- tiere, получившего значение предводителя наемного войска. Кондотьер — частный человек, нанимающий простых солдат на свою службу и сам вместе с тем к кому-либо нанимающийся со своим отрядом. И кондотьерство было уже известно античному миру; некоторые греческие полководцы, нанимавшиеся со своими отрядами на службу разным государствам, даже прославили свои имена в качестве специалистов военного дела. Кондотьерство начинало развиваться также и в Риме в эпоху гражданских войн, и, например, Август еще юношей стоял во главе совершенно частного войска, состоявшего из наемников223. Конечно, позднее, когда в Риме возникла новая власть, ревниво оберегавшая свои прерогативы, такие частные войска сделались немыслимы. Вот эти два явления, т.е. наемничество и кондотьерство, и получили большое развитие на Западе в переходную эпоху от Средних веков к Новому времени, когда, с одной стороны, прежние феодальные дружины и коммунальные милиции уже не соответствовали более условиям и потребностям времени, а с другой, государство еще не успело организовать свою постоянную армию. В Италии XIV и XV вв. были эпохой наибольшего развития кондотьерства, игравшего тогда даже самостоятельную роль в политике. В XV и XVI ст. наемничество сделалось одним из отхожих промыслов для населения Швейцарии, откуда чуть не ежегодно уходили на службу к иностранным государям целые толпы наемных солдат. Знаменитый Франц фон Зиккинген, предводитель восстания германского имперского рыцарства в 1522—1523 гг., был наполовину средневековым рыцарем, наполовину кондотьером, а в следующем столетии Германия выдвинула и настоящего кондотьера, одного из самых крупных в истории, в лице знаменитого героя Тридцатилетней войны Валленштейна, образовавшего из самого разнообразного сброда громадную для того времени армию. Ниже, из истории возникновения постоянной армии во Франции, мы увидим, что и в этой стране кондотьерство играло немалую роль. Наемные войка, состоявшие нередко из иностранцев и во всяком случае из людей, не связанных никакими узами с местным населением, из людей, искавших личной выгоды, не одушевленных никакими высшими чувствами или принципами, были в глазах государей, стремившихся к абсолютизму, гораздо более желательной организацией военной силы, чем прежние феодальные и коммунальные ополчения, с их чисто местным патриотизмом, с их технической, притом, отсталостью и т. п. Наемники были особенно превосходным орудием в руках власти в ее борьбе с теми, кого она считала своими внутренними врагами, с кондотьерством же власть могла мириться только как с неизбежным в известных случаях злом, ибо предводители наемных войск нередко обнаруживали слишком большое, а иногда и прямо опасное своекорыстие. История Италии знает случаи, когда кондотьеры двух враждебных государств входили между собой в сделку во вред тем, у кого нанимались на службу, или когда кондотьер делался тираном, в греческом смысле слова224. Точно так же честолюбие Валленштейна по мере его военных успехов приняло такие размеры, что не на шутку встревожило императора, у которого этот полководец со своей наемной армией находился на службе, и только трагедия, разыгравшаяся в Эгере в 1634 г. (убиение Валленштейна заговорщиками), положила конец тревоге императора. Частные наемные войска имели и то неудобство, что они отличались насильническими и грабительскими наклонностями по отношению к мирному населению того же самого государства, главе которого служили за деньги. Избежать неудобств, связанных с кондотьерством, можно было только путем найма солдат непосредственно самим государством без кондотьерско- го посредничества, т.е. образования государственных постоянных армий, хотя бы созданных, в сущности, по образцу кон- дотьерских войск. Настоящая абсолютная монархия в принципе не должна была мириться с существованием в стране независимых от власти военных организаций, но и она вынуждалась иногда прибегать к мелкому кондотьерству даже в такие времена, когда уже существовали постоянные армии: в военное время войска нередко не хватало, и тогда приходилось прибегать к частному предпринимательству как к необходимому вспомогательному средству. В истории военной организации западноевропейских государств переход от одной системы к другой совершался постепенно, и новые формы возникали в то время, когда еще существовали старые, которые, в свою очередь, не сразу исчезали при господстве новых форм и продолжали иногда еще играть некоторую, хотя бы только второстепенную и чисто вспомогательную роль. Наемничество стало развиваться еще в эпоху, когда господствующей формой была феодально-коммунальная организация, и кондотьерство не совсем исчезло в те времена, когда уже первенствующее значение принадлежало постоянным армиям. Говоря о последних, мы прежде всего должны иметь в виду, что они могли пополняться или так, как пополнялись кондотьерские войска, т.е. путем вербовки охотников, или так, как пополнялись феодальные дружины и коммунальные милиции или народные ополчения, участие в которых было прямо обязанностью известных категорий лиц. Второй из этих двух способов образования военной силы государства, принятый в настоящее время в большей части европейских государств, был вообще и более древним способом, но это еще не значит, чтобы именно он был положен в основу новых постоянных войск. Военная служба в королевской постоянной армии на первых порах не была отбыванием вассальной обязанности по отношению к сеньору1 или повинности защищать сеньорию, лежавшей на средневековых крестьянах225, не была вообще чем-либо похожим на воинскую повинность: она была лишь родом добровольно заключенного с государством на известных условиях договора найма, аналогичного с тем, какой заключался с любым кондотьером. В данном случае само государство становилось кондотьером, как в других случаях становилось промышленным предпринимателем и купцом226. Воинская повинность этим самым как бы снималась с тех, которые прежде обязаны были ее нести, и для защиты государства население должно было только платить деньги, чтобы правительство могло нанимать охотников участвовать в его войнах. Нечто подобное происходило всегда, когда вводилось военное наемничество, частный же пример этого представляет собой замена личной военной службы английских баронов за полученные ими от короля феоды особым денежным взносом, известным под названием скутагия227. Давая такую схему, в которой этапами в эволюции военной организации являются сначала ранние народные ополчения, потом феодальные дружины и муниципальные милиции, за ними наемные кондотьерские отряды и лишь позднее постоянные государственные армии, пополняющиеся на первых порах охотниками (вербовка) и только впоследствии людьми, обязанными идти в военную службу, мы, конечно, не будем утверждать, чтобы эта последовательность и строго, и однообразно проходилась военным устройством всех стран. Во-первых, уже было отмечено, что одни формы начинали входить в употребление, когда другие, более ранние, еще продолжали существовать,— и, в свою очередь, не совсем сходили со сцены, когда появлялись и укреплялись в жизни новые формы. В связи с этим стоит, во-вторых, и то обстоятельство, что нередко одновременно состав войска по способу его пополнения оказывался довольно-таки пестрым. В-третьих, наконец, каждая отдельная страна в развитии своих военных сил шла своим собственным путем, несколько отличным от путей, по которым шли другие страны, что зависело от массы различных чисто местных условий. Во Франции начало постоянной армии относят обыкновенно к середине XV в. и называют творцом ее Карла VII228, но в действительности зародыши ее существовали еще раньше, так как уже в XIV в. королевская власть восполняла недостатки феодально-муниципальной организации наймом в военную службу дворян и простолюдинов не только из Франции, но также и из чужих стран. Начавшаяся в середине этого века Столетняя англо-французская война особенно заставляла королей Франции хлопотать об образовании хорошего войска и довольно-таки часто прибегать к созыву всенародных ополчений как к крайнему средству борьбы с внешним врагом. Главная забота правительства уже тогда была направлена на то, чтобы всегда иметь наготове «отряды вооруженных людей» (compagnies de gens d’armes), и вот в это-то время появляются во Франции «капитаны» таких «компаний», поступающие на королевскую службу со своими солдатами229. Правительство стремилось внести некоторый порядок в службу этих банд, организовать их в более крупные военные единицы под общею командой, но это плохо удавалось, так как «компании» предпочитали вести партизанскую войну на свой страх и в собственных интересах. Можно указать на целый ряд королевских ордонансов, стремившихся к установлению в таком хаотическом войске определенного порядка, известной дисциплины и даже настоящей иерархии более важных и менее важных военных начальств, т.е. военных чинов с соответственными им должностями, но это тоже не особенно удавалось ввиду нежелания разных лейтенантов (Iieutenants=HaMecTHHKn), коннетаблей, маршалов и т. п. повиноваться королевской воле. Введение в военное дело в XIV в. огнестрельного оружия и возникновение артиллерийского искусства, в свою очередь, должны были произвести целый переворот в организации военных сил, а с этим вместе должны были произойти и соответственные изменения в сооружении крепостей: старые феодальные замки уже не могли играть прежней роли при существовании осадной артил лерии. Кое-как налаженная новая военная сила в начале XV в. пришла, однако, в полное расстройство, отразив на себе общую анархию, господствовавшую тогда в стране: «капитаны» разных рангов вели себя, как независимые от своих начальников военные вожди, а их «компании» занимались простым грабежом, тем более что казна очень плохо выплачивала жалованье людям. Лишь после освобождения территории Франции от внешнего врага королевская власть получила возможность заняться организацией своей военной силы. Карл VII и занялся этим делом, к которому приступил на орлеанских Генеральных штатах 1439 г., но которое завершил много позднее. Из всех капитанов и солдат были отобраны лучшие, а остальные отпущены на все четыре стороны, и прежние компании были реформированы, получив при этом название «compagnies d’ordonnance», так как были приказаны (о^оппёез) самим королем, а не составлены по произволу того или другого капитана. Для расквартирования солдат были назначены определенные города, содержаться же эти солдаты должны были на счет провинций, чем на их жителей возлагалась постойная повинность, а на местные власти обязанность доставлять солдатам провиант (вскоре, впрочем, замененный денежным жалованьем). Всякие нарушения дисциплины стали после этого строго наказываться, и начальники должны были отвечать за порядок во вверенных им частях. Для содержания новой регулярной армии был введен специальный налог (taille des gens de guerre), что сделало эту реформу не особенно популярной в населении. He следует, однако, представлять себе эту древнейшую на Западе постоянную армию как чисто национальное войско. В ее составе были и отряды, состоявшие сплошь из иностранцев, например, из шотландцев или испанцев, из швейцарцев или немцев,— черта, которая характеризует французскую армию до самой революции: не забудем, что последними защитниками павшей 10 августа 1792 г. монархии были швейцарцы. Первоначальное ядро этой постоянной армии составляла конница, но около того же времени, когда она организовалась, в сороковых годах XV в., было положено начало и постоянной пехоте, хотя и в очень ограниченном количестве. В организации пехоты было принято за основу начало обязательной военной по винности, которую должны были отбывать каждые пятьдесят дворов (feux), давая в королевскую армию по одному «свободному стрелку» (franc-archer); при Карле VII их было только 8000, им тоже платилось жалованье, а свободными они назывались потому, что освобождались от подушного налога. Организуя таким образом постоянную армию, Карл VII не отказывался от своего права созывать и феодальное ополчение, но являвшиеся на королевскую службу сеньоры теперь тоже получали известное денежное вознаграждение. Перед революцией французская армия все еще резко делилась на регулярные полки и провинциальные милиции. Таково было начало постоянного королевского войска во Франции. Общеевропейские войны, начавшиеся около 1500 г., заставили вообще все большие государства того времени завести у себя регулярные войска, хотя пример Валленштейна показывает, что еще в XVII в. в Германии существовали условия, благоприятные для кондотьерства. Примеру крупных государств стали подражать мелкие, и одним из следствий Тридцатилетней войны для Германии было то, что и ее имперские князья обзавелись постоянными войсками. Развитие княжеского деспотизма в Германии, между прочим, привело к тому, что во время северо-американской войны за независимость некоторые немецкие государи продавали целые военные отряды Англии, у которой не было достаточно своих военных сил для подавления восстания американских колонистов. Германия даже сделалась в XVII—XVIII вв. типичной страной пополнения войсковых частей посредством вербовки, возведенной на степень своего рода искусства. Для этого существовали специалисты-офицеры, жившие постоянно в определенных пунктах или разъезжавшие по стране, даже заглядывавшие за ее границы и занимавшиеся улавливанием в войска охотников, причем нередко они прибегали к спаиванию молодежи, к обманам и т.п. Из всех немецких княжеств особенно большое вви- мание на образование крепкой постоянной армии было обращено во второй половине XVII в. в Бранденбурге, превратившемся в начале следующего столетия в Прусское королевство1. Известно, какую важную роль играла Пруссия в европейской политике при Фридрихе II: ее войско считалось образцовым, и при военных реформах в других государствах многое делалось в виде простого подражания прусским порядкам, а между тем больше половины армии Фридриха II состояло из навербованных солдат, и только меньшая часть — из рекрутов, поставлявшихся населением. Одной из особенностей этой армии было то, что в ней охотно служило землевладельческое дворянство: это была почти обязательная служба, к чему стремился во Франции еще Ришелье, но чего ему достигнуть не удалось. То обстоятельство, однако, что и в эпоху наибольшего развития системы вербовки солдат правительства не отказывались от пополнения армии и рекрутами, обязательно поставлявшимися населением, указывает на недостаточность одной этой системы. Никогда, при каких бы то ни было порядках, не забывалось изначальное воззрение, в силу которого защита государства лежит на обязанности подданных, и было бы особенно странно, чтобы в эпоху, когда правительства наиболее были склонны видеть в каждом подданном только служебную часть государства, они не стали бы обращаться к населению с требованием поставки солдат в армию. Тем не менее система вербовки дожила до конца XVIII в., и только Французская революция положила начало новой, конскрипци- онной системе. Этот краткий и по необходимости отрывочный очерк постоянных армий на Западе в эпоху абсолютных монархий можно закончить указанием на то, что уже Австрия при Иосифе II начала решительно переходить к новой системе. Дело в том, что в монархии Габсбургов неудовлетворительность старой военной организации сказалась во время войны за австрийское наследство, когда, вместо 140 ООО солдат, числившихся по бумагам, в наличности оказалось только 40 ООО, да и то очень плохих и по выучке, и по дисциплине, и по вооружению. В промежуток времени между обеими войнами, которые велись Марией-Терезией, были предприняты некоторые реформы; между прочим, поставка рекрутов и провианта была изъята из ведения областных чинов и отдана в ведение правительственных чиновников, но неудачный исход Семилетней войны заставил Иосифа II, вскоре по ее окончании сделавшегося соправителем матери, особенно приналечь на военную ре форму — по прусскому образцу. При этом, однако, вербовка, до того времени, как и в Пруссии, особенно бывшая в ходу, была заменена системой конскрипционной, и наемные солдаты, бывшие и в Австрии часто чужеземцами, уступили место рекрутам, которых поставляли в армию местные жители: к каждому округу был приписан тот или другой полк, пополнявшийся новыми солдатами из населения округа. От несения воинской повинности освобождались духовные, дворяне, чиновники, более почетные бюргеры («honoratiores»), все обладавшие недвижимой собственностью и нужные в земледелии и промышленности, наконец, евреи, для которых военная служба считалась слишком большой честью (с них за освобождение брались, однако, деньги), так что в армию брались почти исключительно крестьяне, не бывшие собственниками своих участков, дворянская челядь, чернорабочие, поденщики, городская прислуга и мелкие мещане. Система наемных войск и позднейшая система вербовки, стоящая с первой в непосредственной связи, в истории организации военных сил на Западе Европы имеют более или менее эпизодический характер и представляют собой слишком, правда, долго затянувшийся момент перехода от системы тесного соединения отбывания воинской повинности с землевладением к системе отбывания этой повинности, как личной обязанности подданных по отношению к своему отечеству. Введение рекрутских наборов было первым приступом к той реформе, завершением которой была прусская всеобщая воинская повинность начала XIX в. Одной из особенностей последней было то, что к отбыванию повинности были привлечены все классы населения, тогда как прежние рекрутские наборы распространялись только на простонародную массу, а привилегированные от обязательного несения воинской обязанности освобождались. Дворянин мог служить и не служить, ибо феодальное землевладение, сохранив многие из своих прав, мало-помалу освободилось от главной своей обязанности отбывать военную службу государству. В военной организации времен абсолютизма дворянство удержало за собой только привилегию в виде исключительного или преимущественного права на занятие офицерских мест, что придавало тогдашним армиям аристократический характер. Дворянст во фактически вообще долго еще оставалось военным сословием по преимуществу, и далеко не сразу даже исчезло его феодальное право содержать частные дружины, как мы это видим, например, во Франции в эпоху Столетней войны с англичанами, так что и монополия государства содержать войско установилась тоже не сразу. И до тех пор, пока эта монополия не утвердилась окончательно, королевская власть не могла считаться вполне абсолютной. Одной из функций постоянных армий было поддержание внутреннего порядка. Необходимость такого органа государственного воздействия на общество вытекала из того состояния чисто феодальной анархии, в какое по временам впадали отдельные страны в периоды внутренних смут. Образование постоянных вооруженных сил для службы государству вообще сыграло большую роль в истории борьбы государственности Нового времени со средневековым феодализмом, но те же вооруженные силы были и орудием королевской власти в борьбе с оппозицией, которая проявлялась в обществе. Некоторые факты такого рода были уже приведены выше, и нам будет понятно, почему главный вдохновитель абсолютистских стремлений Карла I Стюарта, граф Страффорд, придавал такое важное значение образованию в Англии большой королевской армии230. Столь же понятно также и то, почему Долгий парламент настаивал на ограничении королевских прав по отношению к вооруженным силам и почему в знаменитой Декларации 1689 г. после второй Английской революции было признано незакономерным «собирание и содержание армии в королевстве без согласия парламента»231. По мере того как совершался рост постоянных армий, добывание средств для их содержания все больше и больше делалось предметом особых правительственных забот. В эпоху Тридцатилетней войны и первой Английской революции 50- тысячные армии Валленштейна и Кромвеля считались уже очень крупными, а вскоре во Франции Людовика XIV вооруженные силы выросли до 450 ООО. Содержание постоянных армий требовало от правительств вообще немало забот и хлопот, которые на первых порах нередко разделялись с ним местными сословными сеймами, как это было, например, в XVII в. во владениях Гогенцоллернов,232 или в XVIII в. в Австрии233. Подобно тому, как и в других отраслях управления, так и в деле комплектования и расквартирования армии, снабжения ее провиантом, амуницией и вооружением и т. п., можно проследить постепенное развитие бюрократической централизации с выделением всех вопросов, касающихся комплектования армии, военного хозяйства и т. п., в особое ведомство. Среди французских Государственных секретарей, игравших роль теперешних министров234, были два, заведовавшие сухопутными и морскими силами государства, именно «secretaires d’etat de la guerre» и «de la marine». Если военное командование в провинциях находилось в руках так называемых «commandants en chef dans Ies provinces»235, то все другие стороны военного быта, соприкасавшиеся с гражданским управлением, состояли в ведении местных интендантов, которые были не только органами министра финансов (генерального контролера), но и военного министра. Интендант наблюдал за исполнением правил о вербовке солдат и утверждал отдельные обязательства, которые подписывались поступавшими на службу, занимался набором в так называемые провинциальные милиции, распоряжался материальной частью передвижения войск (подводы, фураж, провиант) и их расквартированием, ловил дезертиров, обладал высшей полицией и судебной юрисдикцией во всем, что касалось военных госпиталей, и проч., и проч. Большое развитие военная администрация получила и в Пруссии, где тоже возникло своего рода особое Военное министерство и где бюрократические палаты по войсковым делам имели немалое значение в общей системе областного управления236. В Австрии военное ведомство тоже было обособлено, и например, при Марии-Терезии находилось под высшим управлением сначала ее супруга, а потом сына, Иосифа II. Развитие военного искусства в эпоху почти беспрерывных войн, какие велись в XVI—XVIII вв., тоже поглощало много средств и создавало немало забот и хлопот Военным министерствам абсолютной монархии. Имена некоторых военных организаторов перешли даже в учебники, каковы, например, имя военного министра при Людовике XIV, Лувуа, при котором строятся первые казармы, вводится однообразное обмундирование отдельных войсковых частей и т. п., или инженера Вобана (в то же царствование), прославившегося фортификационными работами. Начало обучения войск посредством специальной муштровки тоже относится к этой эпохе, достигши своего апогея в Пруссии XVIII в., короли которой были особыми любителями военных экзерциций, смотров и парадов, механизировавших, так сказать, все движения отдельных солдат в общем строю. Раньше военные знания приобретались путем опыта, но с развитием военного искусства, с возникновением своего рода и теоретического отношения к военному делу должна была почувствоваться потребность в особых военных школах, как более общего, так и более специального характера (артиллерийских, инженерных). Развитие военно-учебных заведений относится главным образом ко второй половине XVII ст. и к XVIII ст. Одним из первых государств, которое организовало у себя и низшее, и высшее военное образование, была Пруссия237. Пруссия и в другом еще отношении шла в XVIII в. впереди других современных ей государств Запада. Обладая для своего времени самой благоустроенной армией, прусское правительство не только ставило заботы об армии на первый план во всей своей системе управления, но и всячески поощряло военную службу, окружая военное звание разными преимуществами, выдвигая офицерство вперед сравнительно с гражданскими чиновниками. Оно заботилось еще и о том, чтобы дух военной дисциплины, которым была проникнута вся армия от самых высших до самых низших чинов, царствовал и в бюрократических канцеляриях, сосредоточивавших в себе управление гражданскими делами. Вышколен- ность прусской бюрократии вошла в поговорку и нередко со ставляла предмет зависти для других правительств. В Австрии, например, чисто военную дисциплину прусского образца стремился ввести в бюрократические канцелярии Иосиф II, строгость которого в этом отношении создала немало недовольных и в чиновничьей среде. Прусские военные порядки были, в сущности, однако, только первым проявлением того общего милитаризма, которым стал так отличаться реакционный абсолютизм XIX в., под влиянием, конечно, и того образца для подражания, какой представляла собой империя Наполеона I. С падением в обществе всякой активной оппозиции прежний абсолютизм мог чувствовать себя безопасным, и у его представителей не могло быть того особого отношения к армии, которое характеризует абсолютизм позднейший, после Французской революции. Необычайное расположение прусских государей к солдатчине, к казармам и плац-парадам находит свое объяснение и в особом значении, какое имела армия для Пруссии в ее международной политике, но, например, французские короли не были повинны в таком милитаризме. События Французской революции самым наглядным образом свидетельствуют нам о том, что монархия Бурбонов не особенно заботилась о превращении армии в специальную опору трона238. Главное, это — то, что при общем положении вещей власть не могла ощущать никакой надобности в ухаживании за военной силой. Постоянные армии абсолютной монархии на Западе не вмешивались в политику, и вся история этой эпохи не знала ничего подобного возведению на престол новых государей военными бунтами вроде тех, какие происходили в древней Римской239 или средневековой Византийской империи, или тем русским государственным переворотам XVIII в., в которых такую роль играла дворянская гвардия, как не знала и военных революций, подобных тем, какие происходили потом в двадцатых годах XIX в.240 До 1789 г. «старый порядок» чувствовал себя прочным, армия счита лась нужной для защиты главным образом от врагов внешних, опасного врага внутреннего ниоткуда не предвиделось241, и власть не имела особой нужды принимать милитаристические формы. Революция и Наполеон дали позднейшему абсолютизму в этом отношении другое направление.