<<
>>

1.1. «Англомания» - «англофобия» - «англоведение» в императорской России и их изучение в контексте интеллектуальной истории

Вестернизация российских элит началась в годы правления Петра I, для которого эталоном в деле реформирования общества стали европейские стра­ны и, в первую очередь, Англия. Ее царь в 1698 г.

посетил и «был радушно встречен королем», «на некоторое время обосновался на королевской верфи в городке Дептфорд, где совершенствовал свои познания в кораблестроении», «наблюдал приготовление артиллерийских снарядов и “отведывал метания бомб”» в Вуличе. Наведывался он в Оксфорд и в Лондон. Посетив парламент и «выслушав прения с помощью переводчика, сказал своим русским спутни­кам: “весело слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду; вот чему надо учиться у англичан”»1. «При Петре, - отмечал В. О. Клю­чевский в своем неопубликованном при жизни лекционном курсе «Западное влияние в России после Петра» (1890/1891), - как-то само собою установилось довольно неопределенное отношение к Западной Европе. Бросив споры и со­мнения насчет того, опасно или нет с ней сближаться, он вместо робких заим­ствований предшественников начал широкою рукою забирать практические плоды европейской культуры, усовершенствования военные, торгово-про­мышленные, ремесленные, сманивать мастеров, которые могли бы всему это­му научить его русских невежд, заводить школы, чтобы закрепить в России необходимые для всего этого знания. Но, забирая европейскую технику, он оставался довольно равнодушен к жизни и людям Западной Европы. Эта Ев­ропа была для него образцовая фабрика и мастерская, а понятия, чувства, об­щественные и политические отношения людей, на которых работала эта фа­брика, он считал делом сторонним для России»[29] [30]. В только что основанную новую столицу первыми из Британии прибыли инженеры, моряки, математи­ки, врачи, многие из которых заняли видные посты и продолжали трудиться в России и после его преждевременной кончины[31].

Освоение западной культуры дворянскими кругами активно шло и при преемниках Петра, особенно при Екатерине II, поощрявшей англофильство русских дворян. Своим манифестом 1762 г. императрица отменила обязатель­ную дворянскую службу, что давало возможность больше времени посвящать личным, а не государственным интересам, а разрешение выезжать за границу закреплялось за дворянством как сословная привилегия. Путешествие за гра­ницу стало восприниматься «как возможность своими глазами увидеть дости­жения европейской культуры, могло быть формой досуга, этапом обучения, приключением, наконец, способом навестить друзей и родных, в силу разных причин оказавшихся за границей»1. Более того, императрица поощряла обуче­ние молодых людей в Англии. На русский язык стали переводить британских авторов - политэкономов, писателей, публицистов, критиков, моралистов, а детей аристократов начали учить английскому языку. На русском языке вы­ходят романы Г. Филдинга, Т. Дж. Смоллетта, Л. Стерна. Даже сама Екатери­на II пыталась переводить Шекспира. Для основанного ею Эрмитажа импера­трица приобрела, в числе других, полотна английских художников Р. Уокера, У. Добсона, Дж. Райта, сделала несколько заказов знаменитому портретисту Дж. Рейнольдсу. В Петербурге работали живописец Р. Бромптон, создавший портреты императрицы и членов ее семейства, граверы Дж. Уолкер, Дж. Аткин­сон, Т. Мэлтон, архитектор Ч. Камерон, впоследствии при Александре I назна­ченный на должность главного архитектора Адмиралтейства. Не любя фран­цузские, так называемые регулярные, парки, Екатерина отдавала предпочте­ние английским ландшафтным, и для их создания в окрестностях Петербурга были приглашены британские мастера. Английская культура становится по­пулярной, английское влияние поднимается на немыслимую прежде высоту.

Посол Франции, историк Луи-Филипп Сегюр, наблюдавший российское общество в конце царствования императрицы Екатерины II, писал в своих за­писках, что «встречал здесь много нарядных дам и девиц, которые говорили на четырех, пяти языках, играли на разных инструментах и в совершенстве знакомы были с произведениями известнейших романистов Англии, Фран­ции и Италии»[32] [33].

Известный издатель и просветитель Н. И. Новиков, внесший наибольший для своего времени вклад в дело популяризации просветитель­ской литературы Великобритании (благодаря ему увидели свет труды Локка, Попа, Свифта, Филдинга, Смолетта, Голдсмита, Стерна, Юнга), в 3-м номере своего сатирического журнала «Живописец» в 1772 г. констатировал: «Ныне и мужчины, и женщины стремятся имитировать все английское; все англий­ское теперь кажется нам хорошим, превосходным и наполняет нас энтузи- азмом»[34].

Англофилами, смотревшими «на Англию с почтением и восторгом», ста­ли такие хорошо ее знавшие известные деятели екатерининской эпохи, как граф И. Г. Чернышев, граф А. Р. Воронцов, граф Г. А. Потемкин, граф Н. С. Мордвинов, княгиня Е. Р. Дашкова и другие. Будущий наставник импе­ратора Александра I граф Н. С. Мордвинов, совершенствуясь в морском деле, пробыл три года в Англии, познакомился с ее бытом и стал поклонником ан­глийской политической системы. Он женился на англичанке Генриетте Ко- блей - дочери английского консула Ливорно, которую привез в Россию, гово­рил и жил совершенно по-английски. Блестяще образованный граф А. Р. Во­ронцов был русским послом в Лондоне. Е. Р. Дашкова много путешествовала по европейским странам, бывала в Лондоне, жила в Эдинбурге, где учился в университете ее сын, у нее в гостях еженедельно бывали Адам Смит, его учитель, историк и философ Адам Фергюсон и другие известные личности, о чем она сообщала в своих записках1. Популярность и престижность приоб­ретает в Санкт-Петербурге Английское собрание, или «Англицкий клоб», ос­нованный в 1770 г. «для приятного время препровождения» своих соотече­ственников, к которым впоследствии присоединились многие русские аристо­краты и деятели искусства. В 1772 г. появляется Московский Английский клуб, тогда же начинает действовать Великая масонская ложа Англии. С 1792 г. в Петербурге проходят конные бега на манер английских, растет спрос на ан­глийских слуг, преподавателей, гувернеров[35] [36].

Поэтому ряд российских исследователей (А. Б. Соколов, С. В. Литвинов) зарождение англомании связывают именно с правлением Екатерины II. В свою очередь, Н. А. Ерофеев отмечает, что «мода на все английское, в том числе и на английский язык», в некоторых кругах русского дворянства стала замет­но нарастать в начале XIX в.»[37], а к концу царствования Александра I англий­ский стиль окончательно сделался модным в высшем свете. Эту точку зрения разделял и А. В. Предтеченский, изучавший отношение россиян к Англии в самом начале XIX в. По его мнению, факты политической, бытовой и лите­ратурной истории России этого периода «свидетельствуют о значительном интересе к английской культуре, о несомненной симпатии к Англии, весьма распространенной в течение определенного промежутка времени среди не­которой части образованного русского общества. Англия в известных отно­шениях становится образцом для России. Подражание англичанам делается признаком самого утонченного воспитания, усвоения самого последнего слова европейской культуры. Англичане входят в моду. В русской жизни на­чинает понемногу вырабатываться тип англомана, и англомания в скором вре­мени завоевывает себе столь же прочное право на существование, как и гал­ломания»1.

В Петербург из Англии пришли модные короткие стрижки, шляпы- цилиндры, редингтоны, веллингтоны. По этим модным признакам и по опре­деленной манере поведения можно было отличить щеголей-англофилов алек­сандровского времени. Один из них - юный Онегин, чей портрет списан Пуш­киным с петербургского денди 1810-1820-х гг.: «острижен по последней моде; как dandy лондонский одет», «читал Адама Смита», «все, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный и по Балтическим волнам за лес и сало возит нам, все украшало кабинет философа в осьмнадцать лет», «как Child-Harold, угрюмый, томный в гостиных появлялся он». В русскую культуру вошло новое слово, первоначально употреблявшееся по-английски - «dandy». Это мы видим и у Пушкина.

К середине XIX в. слово «дэнди», как оно в то время писалось, попадает в словари. Так, дендизм пришел в Петер­бург, превратившись в отчетливую культурную традицию. Его отличием был не только модный костюм, но и определенный стиль жизни, изысканная мане­ра поведения, специальные техники тела и тайная харизма, о чем пишет в сво­ем исследовании, в том числе на материале русской культуры, О. Б. Вайн- штейн[38] [39].

На протяжении 1820-х гг. возрос интерес к английскому языку, а с конца следующего десятилетия его изучение приняло довольно широкие масштабы. По словам английских путешественников, знание английского даже в провин­ции «вовсе не является редкостью в России»[40]. Под влиянием возраставшего спроса на учебную литературу в 1838 г. был опубликован англо-русский сло­варь Я. Банкса[41]. Следом, на протяжении 1840-х гг., вышло несколько пособий для изучения английского языка, а в Петербурге появились и первые курсы английского языка. По этому поводу «Отечественные записки» писали: «Бес­прерывное появление книг и книжек, служащих для обучения английскому языку, надо считать приятным свидетельством, что изучение этого языка зна­чительно распространилось в нашем отечестве»[42]. К середине XIX в. числен­ность английской колонии в Петербурге возросла и достигла двух с полови­ной тысяч человек. В ней было много английских гувернеров и гувернанток, и, хотя «многие родители отдавали предпочтение швейцарцам и францужен­кам, дороже всех платили, как правило, англичанкам»[43].

Отражением такого явления, как англомания и англофильство, стало по­явление в обиходном русском языке нового слова - «англоман». Впервые оно прозвучало в 1775 г. в «Письме англомана к одному из членов Вольного Рос­сийского собрания»1. Правда, - как замечает А. В. Предтеченский, - его значе­ние далеко не совпадало с тем, которое оно получило впоследствии: «Автор письма все время винится перед читателем в том, что он рискнул хвалить ан­глийскую литературу и язык в то время, когда единственной литературой, за­служивающей похвал и подражания, является французская.

То, что автор, от­нюдь не отрицая достоинств и заслуг французской литературы, отдает долж­ное и английской, заставляет его назвать себя англоманом. Здесь «англомания» вовсе не означает исключительного преклонения перед английской культу­рой, такой смысл это слово приобрело позднее. В период абсолютного господ­ства галломании стоило похвалить английскую литературу, вовсе не отзыва­ясь отрицательно о французской, и этого было достаточно, чтобы получить кличку англомана»[44] [45].

Словарная же фиксация термина «англоман» относится к 1803 г.: «Англо­ман - кто удивляется и подражает с излишеством, смеха достойным, всему тому, что делается в Англии» - так объясняет термин Н. М. Яновский в «Но­вом словотолкователе»[46]. Уже это определение фиксировало сложившийся в коллективном сознании русских определенный стереотип в отношении «ан­гломании» как бездумного подражания английским нравам, обычаям, образу жизни, причем сами понятия «англомания» и «англоман» употреблялись в от­рицательном смысле. С тех пор разные энциклопедические словари стали по­мещать на своих страницах словарные статьи на термин «англоман» и «англо­мания». Постепенно они наполняли его более нейтральным содержанием - с течением времени в коллективном сознании русских англомания перестава­ла восприниматься как нечто сугубо отрицательное. Уже Энциклопедический лексикон 1835 г. дает более нейтральное определение англомании - как «пред­почтительное и исключительное уважение англичан и всего английского, ан­глийских законов, нравов, обычаев, мод и проч.»[47]. Справочный энциклопеди­ческий словарь, с 1847 г. издававшийся под редакцией А. В. Старчевского, определял англоманию просто как «подражание идеям, обычаям и манерам англичан»[48].

Со временем англомания из разряда бездумного и «смеха достойного» подражательства перекочевала в разряд «пристрастия ко всему английскому», что отразили энциклопедические и словарные издания более позднего време­ни. Трехтомный настольный словарь, изданный в 1863-1864 гг. библиографом Ф. Толлем, объяснял своему читателю: англомания - «страсть к подражанию английским нравам и обычаям», англоман - «человек, пристрастный ко всему английскому», англофил - «друг англичан»1. Полный филологический сло­варь русского языка А. И. Орлова 1884 г. наряду с понятиями англомания («пристрастие ко всему английскому») и англоман («кто имеет пристрастие ко всему английскому») дает объяснение понятию «англофил» - тот «кто отдает преимущество перед всеми нациями англичанам»[49] [50]. Энциклопедический сло­варь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона под англоманией понимает «стремление возвеличивать и перенимать английские учреждения, нравы, обычаи, моды и проч.» (1890)[51], «Русская энциклопедия» - «увлечение английскими учреж­дениями и нравами, английским укладом жизни вообще и стремление подра­жать им»[52]. Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Импе­раторской Академии наук, характеризует ее как «пристрастие ко всему ан­глийскому» (1891)[53], энциклопедические словари «Гранат» (1-е изд., 1891) и Ф. Павленкова - как «страсть ко всему английскому» (1899)[54].

Все приведенные словарные определения англомании отражают представ­ления современников той эпохи о почитателях всего английского и сегодня выглядят недостаточными для представления самого явления. Поэтому под англоманией, вслед за Е. В. Потемкиной, правильным будет понимать «активное стремление определенной части русского общества, прежде всего дворянства, к познанию английской культуры и перенесению отдельных элементов ан­глийского стиля жизни на русскую почву»[55]. С. В. Литвинов, анализируя в сво­ей диссертации настроения русского общества, приходит к заключению, что англомания в России просуществовала до середины XIX века. В последую­щий период усиление соперничества между двумя странами, что привело к прямым военным действиям между Россией и Англией, а также изменение воззрений самого русского общества на иностранные влияния «привело к ви­доизменению русской англомании, которая постепенно сходит с исторической сцены»1.

Благодаря же создавшимся благоприятным условиям - снятию цензурных ограничений и постепенному формированию полноценной университетской среды, стажировкам в заграничных научных центрах - в России появилось профессиональное англоведение, под которым следует понимать совокупность гуманитарных и общественных наук, изучающих историю, культуру, эконо­мику, право, литературу и искусство Великобритании. Можно сказать, что от­ношение к Англии стало более ровным и в то же время более критичным. Из­учение же ее истории, политики, экономики, культуры диктовалось желанием глубже понять ее социальный опыт, с одной стороны, осознать особенности страны - политической соперницы, с другой. В России эта работа велась на протяжении второй половины XIX - начала XX в. очень активно, и россий­ское англоведение в лице его выдающихся представителей находилось на са­мых передовых позициях того времени.

Что касается научного интереса к изучению взаимных представлений на­родов друг о друге, в частности россиян об Англии и англичанах, то он проя­вился уже в годы советской власти. Но, как справедливо отмечает Т. В. Удало­ва, в то время «подобные работы были единичны и писались, что называется, в «стол», официальную историческую науку они мало интересовали»[56] [57]. Работа А. В. Предтеченского «Англомания», посвященная содержанию, формам и сферам английского влияния в дворянской среде, основным элементам ан­глийской социально-политической жизни, имевшим значимость в глазах рос­сийского общества в начале XIX в., была одной из первых и поныне остается одной из лучших. Будучи завершенной еще в 1930 г., она оставалась в маши­нописной копии и вышла в свет только в 1999 г., спустя почти 70 лет. Лишь часть рассмотренных в «Англомании» вопросов нашла отражение в «Очерках общественно-политической истории в России в первой четверти XIX в.», на­писанных А. В. Предтеченским на основе докторской диссертации[58].

С «Англоманией» А. В. Предтеченского невидимой нитью связаны иссле­дования Н. А. Ерофеева, который занялся реконструированием «образов» Ан­глии и англичан в восприятии русского общества 1830-1840-х гг., пытался определить факторы, повлиявшие на создание образа страны и нации. Его статьи, посвященные отдельным вопросам этой тематики («Промышленный переворот в Англии в зеркале русской прессы», «“Дряхлый Альбион” (Англия в русской публицистике 30-40-х годов XIX в.)», «“Страна чудаков”: из исто­рии англо-русских контактов»), публиковались в сборниках «Проблемы бри­танской истории»1. Исследования Н. А. Ерофеева воплотились в книге «Ту­манный Альбион: Англия и англичане глазами русских. 1825-1853 гг.», в ко­торой автор на материале российской периодики проанализировал отношение официальных кругов и представителей разных социальных слоев и обще­ственных течений России, «ставших на короткий отрезок времени единым со­обществом путешественников», к Англии.

Н. А. Ерофеев стремился понять взгляды не только тех, кто бывал в Англии, но и тех, кто никогда ее не видел своими глазами, «но все же имел о ней твер­дое мнение и с жаром его отстаивал». При создании образа Англии проблемы российского общества оказывались своеобразным «светофильтром», который направлял внимание и определял отбор фактов. Причем «действие этих фильтров было двояким: с одной стороны, они повышали интерес к Англии, а с другой, затрудняли правильное понимание фактов», ведь восприятие дру­гой страны происходило как зеркальное отражение российских проблем[59] [60]. Та­ким образом, Н. А. Ерофеев ввел в научный оборот понятие «зеркала» и в сво­ем исследовании применил метод зеркала: «Рисуя образ людей другой нации или народности, оценивая особенности их экономики и быта, их политиче­ских учреждений и характера, мы как бы проецируем на них наши идеи, в том числе представления о самих себе, о наших порядках, сопоставляем и оцени­ваем, исходя из шкалы ценностей, принятой в нашем обществе. На эту оценку оказывает влияние наше отношение к окружающему, наш взгляд на мир во­обще, наша система видения. Приписывая другим народам положитель­ные и отрицательные черты, мы в сущности утверждаем наши собственные идеалы человеческого общества и осуждаем отклонения от них»[61]. А. Б. Да­видсон так оценивал «Туманный Альбион» Ерофеева: это - «книга о России, о ее духовной жизни. Такой тщательный и неприкрашенный разбор взглядов русских на чужую страну помогает что-то лучше понять и в самой России»[62]. Однако должно было пройти еще немало времени, прежде чем тема взаимных образов и представлений перестала считаться недостойной внимания серьез­ных исследователей.

Степень распространения английского языка в российском обществе, трудности восприятия характера англичан, английского образа жизни и на­смешливое, снисходительное отношение русского общества к приверженцам английских порядков начал изучать М. П. Алексеев, чьи первые работы поя­вились в середине 1940-х годов1, а затем вылились в фундаментальное иссле­дование «Русско-английские литературные связи (XVIII - первая половина XIX века)»[63] [64].

В дальнейшем благодаря монографическим и диссертационным трудам рос­сийских историков и культурологов В. В. Борискина, Е. С. Вязовой, В. Н. Дол­говой, З. С. Канонистовой, Т. Л. Лабутиной, С. В. Литвинова, А. И. Минаева, А. А. Орлова, Л. А. Петухова, А. Б. Соколова, Е. С. Старшовой, Т. В. Удаловой, А. В. Ферцева, Г. С. Хартулари, И. В. Юдиной проблемы взаимосближения двух стран и народов и англо-русских культурных связей[65], освоения социаль­но-политического опыта Великобритании[66], восприятия русскими Великобри­тании и англичан[67], англомании в России[68], духовной атмосферы Великобрита­нии в освещении русскими общественно-политическими журналами[69] оказались достаточно хорошо изучены. Так, Т. Л. Лабутина показала, что «вестерниза­ция» политической элиты России ХУ1-ХУП веков позволила во многом «под­готовить страну к необходимым преобразованиям, проведенным Петром I в начале XVIII века»1. В своей новой книге она обратилась к изучению слож­ных переплетений восприятия, заимствований и отторжения британской культуры в петровской России, англомании и англофильству в эпоху правле­ния Екатерины II[70] [71]. С. В. Литвинов выделил четыре социокультурных типа ан­гломанов в российском обществе, что позволило не только обозначить сферы жизни англичан, которые пользовались наибольшей популярностью в тот пе­риод у россиян, но и нагляднее проследить динамику изменения восприятия Англии и англичан по сравнению с тем, что было сделано Н. А. Ерофеевым в «Туманном Альбионе»[72]. Т. В. Удалова выделила особенности трансляции примеров развития Англии ведущими российскими периодическими издани­ями в зависимости от их идейной направленности. Она уделила особое внима­ние произошедшим изменениям в трактовке уже существовавших стереоти­пов восприятия английского образа жизни и самих англичан: к англичанину «присматривались как к типу человека будущего, на него проецировалось представление о «новом человеке», который будет жить в России в реформи­рованном индустриальном обществе»[73]. А. А. Орлов в своей книге очерков размышляет, как и по каким причинам менялось отношение российского об­щества к Англии, какое влияние на это оказали национальные стереотипы, какова была степень воздействия Британии и британцев на представления россиян о собственной стране, окружающем мире и о своей роли в нем[74].

Расширение связей между двумя странами сопровождалось не только рас­пространением англомании, но и ксенофобией, ставшей оборотной стороной общего процесса вестернизации русского общества и возникшей, по замеча­нию Т. Л. Лабутиной, «как естественный протест народа против чужеземного влияния». На это указывал еще В. О. Ключевский: западное влияние «прини­мали по каплям, морщась при каждом приеме и подозрительно следя за его действием, преимущественно за действием религиозно-нравственным. Пока заимствовали у Запада технические усовершенствования, промышленные и военные, общество, скрепя сердце, допускало западное влияние. Но когда это влияние стало проникать в понятие и нравы, против него поднялось силь­ное возбуждение...»[75]. В то же время, как отмечает Т. Л. Лабутина, в Велико­британии русофобия имела другую природу: она «моделировалась искусствен­но и дирижировалась политической элитой, создававшей из России образ врага с единственной целью - добиться устранения экономического и политическо­го конкурента в Европе»1.

На фоне англомании англофобия, которая имела место в России и усили­валась в определенные периоды (например в годы Крымской войны, Англо­бурской войны, в канун заключения русско-английского соглашения 1907 г. и после него, в годы Первой мировой войны), изучена гораздо меньше, факти­чески фрагментарно. Она затрагивается в диссертационных исследованиях и публикациях Л. А. Петухова[76] [77] и Ю. М. Мороза[78], стала темой упомянутой книги очерков А. А. Орлова, статьи Б. И. Колоницкого[79], нашла отражение в статьях А. Б. Давидсона[80], А. Б. Давидсона и И. И. Филатовой[81], Е. Ю. Сергее­ва[82] и Е. Н. Рудой[83]. Представляется, что изучение проблемы англофобии в Рос­сии не исчерпано и ждет своего заинтересованного исследователя.

В последние годы в общем русле активного смещения интереса научных исследований к периферийным в прошлом темам и выдвижения их в центр исследовательских изысканий стали появляться содержательные и важные работы, объединенные интересом их авторов, по точному наблюдению Л. П. Репиной, «как к общесоциальным условиям возникновения, бытования, сохранения и трансляции идей, так и к тем индивидам и институтам, которые эти функции выполняют. Речь идет об интеллектуалах и интеллектуальных сообществах, которые выступают в качестве создателей, хранителей, интер­претаторов и трансляторов той или иной интеллектуальной традиции»[84]. Так, появились исследования, посвященные отдельным русским англоведам, их научным трудам и взглядам. Диссертационное исследование О. В. Бодрова «М. М. Ковалевский - историк английской общественной и политической мысли нового времени» раскрывает облик ученого как крупнейшей фигуры в сообществе англоведов1. Монография А. В. Антощенко «Русский либерал- англофил П. Г. Виноградов» стала первым комплексным исследованием ан- гловедческого наследия великого русского ученого, открывшего англичанам «их собственную историю»[85] [86]. Две главы в кандидатской диссертации Р. Я. Со- лодкина «Основные направления научной деятельности И. И. Любименко и место ее работ в отечественной историографии первой половины - середи­ны ХХ века» посвящены исследованиям женщины-ученого русско-англий­ских отношений второй половины ХУ1-ХУП веков[87].

Институт всеобщей истории РАН совместно с Российской ассоциацией британских исследований являются инициаторами проведения регулярных круглых столов и конференций, посвященных изучению англоведческого наследия в России. Материалы круглого стола, состоявшегося в ИВИ РАН в 2011 г., составили сборник «Отечественное англоведение XIX - первой чет­верти XX в.»[88]. В него вошли статьи, отражающие вклад в англоведение не только тех историков, чьи труды сегодня хорошо известны, но «значительное внимание уделено работам тех, чьи имена ныне пребывают в забвении». Этот подход составителей сборника определил выбор и содержание опубликован­ных статей, каждая из которых достойна быть упомянутой отдельно. Назову их в порядке размещения в книге. Общий обзор развития англоведения с сере­дины 50-х гг. XIX в. по 1920-е годы представлен в моей статье «Забытые име­на и книги российского англоведения (1850-е - 1920-е гг.)». Различные аспек­ты творчества М. М. Ковалевского осветили О. В. Бодров («М. М. Ковалев­ский о социальной сущности и политических идеях Английской революции XVII века») и М. П. Айзенштат («Новая история Британии глазами М. М. Ко­валевского»). Т. Л. Лабутина обратилась к наследию Н. И. Кареева («Англий­ские революции XVII века в творчестве российского ученого Н. И. Кареева»). А. А. Орлов охарактеризовал вклад В. Н. Александренко в исследование по­литической истории Англии и русско-английских отношений («Профессор Василий Никифорович Александренко: русская школа англоведения в Вар­шавском университете на рубеже XIX-XX вв.»). Внимание Л. И. Ивониной привлекла личность Я. Г. Гуревича как автора труда о роли Англии в войне за испанское наследство («Полузабытый историк об английских интересах в по­лузабытой войне (Я. Г. Гуревич и Англия в войне за испанское наследство)»). И. В. Якубовская показала место в науке и общественной жизни крупнейшего экономиста и публициста И. И. Янжула («И. И. Янжул и становление исследо­ваний социально-экономической истории Англии»). И. Ю. Новиченко затро­нула проблему изучения в России становления и развития кооперативного движения в Англии («Изучение английской кооперации в России (вторая по­ловина XIX - начало XX вв.»). А. А. Киселев показал подходы российских историков к оценке британской колониальной политики («История британско­го колониализма в работах отечественных историков XIX - начала XX вв.»).

В 2010 г. состоялся выход пятого выпуска сборника «Россия и Британия»1. Во вступительной статье к нему президент Ассоциации британских исследо­ваний академик РАН А. Б. Давидсон, представив развернутый анализ разви­тия англоведения в современной России, отметил: «Желание больше знать друг друга, разрушить, наконец, те горы предубеждений, которые накаплива­лись из поколения в поколение, проявляется сейчас и в России, и в Британии. Конечно, предрассудки дают о себе знать снова и снова. И все же информа­ции, содержащей не заблуждения, а рассуждения и знания, становится все больше»[89] [90]. Раздел «Россия и Британия в XVIII-XIX веках» сборника представ­лен статьями Т. Л. Лабутиной («Британская культура в России в XVIII веке: восприятие, заимствования и отторжение»), В. В. Борискина («Образ англича­нина в России (1850-1860-е годы)»), М. В. Жолудова («Россия и Великобрита­ния: диалог культур в первой половине XIX века»). Естественным продолже­нием этого раздела стал следующий, объединенный темой «Россия и Британия в конце XIX-XX веке». В контексте проблематики книги интерес вызывают исследования М. П. Айзенштат «Англия в жизни и трудах М. М. Ковалевско­го», О. А. Казниной «Русские мыслители XX века об Англии», А. Н. Зашихи- на «Британские корреспонденты в России в начале XX века». Не случайно у сборника имеется и подзаголовок - «На путях к взаимопониманию».

Из числа других публикаций в научных журналах и сборниках следует упомянуть статьи А. Б. Давидсона «Британия глазами Чуковского»[91], Л. П. Ре­пиной «Взгляд на британскую историю из модернизирующейся России (вто­рая половина XIX - начало XX в.)»[92], Т. Л. Лабутиной «Была ли Екатерина II англофилом?», «Зарождение ксенофобии в российско-британских отношениях в эпоху Петра I», «Этнические представления англичан и русских друг о дру­ге в XVII веке», «К вопросу о методике исследования межкультурных комму­никаций (на примере англо-русских отношений XVI-XVП вв.)», «От фобии к филии: вектор восприятия британской культуры в России в Век Просвеще­ния», «Зарождение англомании и англофильства в России»1, М. П. Айзенштат, которой, кроме уже упомянутой статьи о М. М. Ковалевском, принадлежат ра­боты «Иеремия Бентам и Россия», «Жизнь и судьба графа Н. С. Мордвинова», «Н. Г. Чернышевский об Англии и англичанах», «Идеи Иеремии Бентама в России», ««Англомания» Максима Ковалевского»[93] [94], С. А. Котова «Англий­ский политический строй на рубеже Х1Х-ХХ вв. в освещении русской либе­рально-буржуазной публицистики»[95], И. В. Якубовской «Трансляция либе­ральных ценностей и диалог культур в исторической науке Англии и России второй половины XIX в.»[96] и др.

Названные статьи не исчерпывают историографию изучения как россий­ского англоведческого наследия, так и истории взаимных представлений и об­разов друг о друге. В изданиях университетов Ярославля, Саратова, Екате­ринбурга, Ростова-на-Дону, Кургана, Нижнего Новгорода, Казани, Арзамаса, Йошкар-Олы и других городов встречаются заслуживающие внимания мате­риалы. Приведу в качестве примера статьи, опубликованные в ежегоднике Марийского государственного университета. Это работы Г. Ф. Горбашовой «Повседневная жизнь викторианцев на страницах “Вестника Европы”»1 и А. Г. Туманова «Журнал «Вестник Европы» как источник по истории Викто­рианской Англии последней трети XIX века»[97] [98].

В этом ряду находятся и мои, опубликованные в разных изданиях тексты, в частности, монография «Англоведение в императорской России в именах и публикациях (1801-1917)» (СПб.: Алетейя, 2013), статьи о П. Г. Мижуеве[99], О. Н. Новиковой[100], С. И. Рапопорте[101]. В других работах анализируется опыт трансфера в интеллектуальное пространство страны зарубежных трудов по истории, государственному, экономическому и социальному строю Англии[102].

При всех несомненных достижениях в изучении дореволюционного ан- гловедческого наследия, а также в исследовании образов и представлений двух народов друг о друге эту работу следует продолжать. Несмотря на акти­визировавшуюся работу по возвращению англоведческого наследия в истори­ографический оборот, по-прежнему практически преданы забвению труды многих видных российских ученых-англоведов, а также их зарубежных кол­лег, чьи книги в свое время усилиями переводчиков и издателей появились на русском языке. И совсем немного мы знаем о том, как и кем они прочитыва­лись, что в них привлекало и что вызывало критику.

<< | >>
Источник: И. Р. Чикалова. ВЕЛИКОБРИТАНИЯ ОСМЫСЛЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ОПЫТА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (XIX-начало XX в.). 2018

Еще по теме 1.1. «Англомания» - «англофобия» - «англоведение» в императорской России и их изучение в контексте интеллектуальной истории:

  1. 2. Исторические судьбы России в контексте концепции «всемирности» А.И. Герцена
  2. Глава 9 Россия в XVI-XVII вв.
  3. 3.3. Становление СЖ в России и СССР
  4. Низкий уровень электронного обучения в России.
  5. Социально-экономическое и культурное развитие России в XVII веке
  6. Тема 3. История психологии труда в России (1917—1957)1
  7. Тема 4. Россия в начале Нового времени. «Смутное время» Московского государства
  8. ТЕМА 6.Российская империя на пути к индустриальному обществу. Особенности промышленного переворота в России. Общественная мысль и общественные движения в России в XIX в.
  9. Тема 7. Социально-экономическая модернизация и эволюция государственной власти в России в начале ХХ века
  10. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА
  11. СТОЛКНОВЕНИЕ ОБРАЗОВ РОССИИ: ИДЕНТИЧНОСТЬ В КОНТЕКСТЕ КОНКУРИРУЮЩИХ МИФОИДЕОЛОГИЙ
  12. Тема 1 ПРЕДМЕТ ИЗУЧЕНИЯ, ТЕРМИНЫ И ПОНЯТИЯ. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ АНТРОПОЛОГИИ В РОССИИ
  13. Российский императорский титул
  14. Ю.А. Емельянова Иркутский государственный технический университет, г.Иркутск, Россия К ПРОБЛЕМЕ ИЗУЧЕНИЯ КЕРАМИКИ СЕВЕРОБАЙКАЛЬСКОГО ТИПА
  15. Россия как объект изучения
  16. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОПАСНОСТИ В РОССИИ-СССР
  17. Неудача конкурса Императорской Академии наук
  18. Список сочинений и печатных материалов, относящихся к истории России в царствование Александра II
  19. ТЕМА 3. НРАВЫ ИМПЕРАТОРСКОЙ РОССИИ КАК ПРЕДПОСЫЛКА РЕВОЛЮЦИИ
  20. ТЕМА 10. РОССИЙСКИЙ ПЛАНИРОВЩИК И БУДУЩЕЕ РОССИИ