К 1454 г. уже прошел год с тех пор, как пал Константинополь; государи Европы были разделены между собой и не в силах были достичь единства для того, чтобы вместе противостоять туркам. Папский легат в Германии, гуманист Эней Сильвий Пикколомини, в будущем папа Пий II, с грустью писал своему другу: «Я предпочел бы, чтобы меня считали лгуном, чем сочли бы пророком... Но я не могу убедить себя в том, что можно увидеть хоть что-то хорошее... У христианского мира нет главы, которому все согласились бы повиноваться. Папа и император видят, что их правами пренебрегают. Не существует ни уважения, ни повиновения. Мы смотрим на папу и императора как на декоративные фигуры, наделенные ничего не значащими титулами». Эти рассуждения были всего лишь бесполезными сожалениями ученого, обратившегося к новой культуре, к тому же он еще оглядывался на прошлое. Европа оказалась разрозненной, несмотря на внутреннее соперничество или, скорее, в результате этого соперничества, но она уже находилась на пути к тому, чтобы выковать себе исключительную судьбу, открыв широко двери. Правда, жители Западной Европы на протяжении длительного времени стремились выйти за эти двери. Разве венецианец Марко Поло не жил в Китае с 1275 по 1291 г.? В начале следующего столетия папа назначит миссионера-францисканца пекинским архиепископом. Уже в течение более чем пятидесяти лет существовал удивительно надежный торговый путь, который пересекал всю Азию и приводил к генуэзским опорным пунктам на Черном море — Тане и Каффе, благодаря ему в Европу проникали китайские изделия. К несчастью, продвижение турок на Запад, которое началось с 1350 г., повсеместно ставило барьер между Европой и монгольским Китаем. У португальцев, соприкоснувшихся в начале XVI столетия с побережьем Поднебесной империи, сложилось впечатление, что они открыли столь же новый мир, как Кортес, когда он проник в Мексику. Любопытство европейцев уже было разбужено. Доказав тельством этого служат сто тридцать восемь рукописей «Книги о чудесах» Марко Поло >, которые сохранились до наших дней. Генрих Мореплаватель владел одной из них, и Христофор Колумб хранил в своей библиотеке один из первых печатных экземпляров знаменитого сочинения. Закрытие пути в Китай не обескуражило наиболее отважных обитателей Западной Европы и не отвратило их от путешествий на Восток и на Дальний Восток. В 1419 г. венецианец Никколо Конти отправился в долгий путь, который привел его через Дамаск, Басру, Ормуз и Декан на Суматру. Португалец Перо да Ковильан покинул Лиссабон в 1487 г., отправившись в Александрию, оттуда он успешно достиг Каира, Красного моря, а затем Каликута. Возвращаясь, он прибыл в Ормуз, а затем в Абиссинию, где и обосновался. В 1493 (или 1494) г. генуэзец Джеронимо ди Санто Стефано, посетив по пути Каир, Аден и Каликут, добрался до Цейлона, Бирмы и Суматры. Дневник путешествия жителя Болоньи Ло- довико Вартемы (опубликованный в 1510 г.) имел в свое время успех, который можно сравнить с успехом «Книги чудес». Покинув Венецию в 1502 г., Вартема достиг Каира и Дамаска; затем ему удалось выдать себя за мусульманского паломника, и он дошел до Мекки. Затем он отправился в Гоа, Бенгалию, Малакку, которых еще не достигли португальцы. Неизвестно точно, добрался ли он до островов пряностей. На обратном пути он некоторое время провел в Каликуте, в который Васко да Гама приплыл в 1498 г., став первым европейцем, который достиг 6 Индии, двигаясь через Красное море, а позже прибыв через мыс Доброй Надежды. В конце XV столетия накануне великих морских экспедиций другие путешествия возбуждали у европейцев жажду приключений. Житель Тулузы Ансельм д’Исальгье пересек Сахару в 1402 г. и прожил десять лет в Гао, прежде чем возвратиться во Францию. В 1291 г. генуэзцы братья Вивальди попытались отправиться в Индию через Атлантику. Они никогда не вернулись. Их соотечественник Ландзаротто Малочелло достиг Канарских островов в начале XIV в. К середине этого столетия генуэзцы, вероятно, открыли Азорские острова и Мадейру, колонизация которых была предпринята тем не менее только начиная с 1420 г. по приказу Генриха Мореплавателя. Именно этот принц начал систематическое обследование побережья Африки. В 1445 г. португальские каравеллы обошли острова Зеленого Мыса. Им удалось пересечь экватор в 1471 г. и в 1488 г. под командованием Бартоломеу Диаша обогнуть мыс Доброй Надежды. Страсть к неизведанному и таинственному не могла не привлекать людей, наделенных отвагой и темпераментом, к путешествиям за пределы Европы. Мифы и легенды убеждали самых смелых жителей Западной Европы в возможности обогатиться и расширить владения Христовой церкви и усиливали эти желания. Фантастические истории, которые относились главным образом к Востоку, питали воображение европейцев на всем протяжении Средних веков. Некоторые из этих историй несомненно дошли из Античности — собрания легенд с описанием странных, поразительных животных и людей чудовищного вида широко использовались энциклопедистами и очевидцами в эпоху Средних веков. Для западных стран наиболее привлекательной своими необычайными, чудесными явлениями была Индия. Там пигмеи боролись с журавлями, великаны сражались против грифонов. Там обитали люди с собачьими головами, которые ворчали и лаяли; жили там и люди вообще без головы, с глазами на животе; описывались люди, которые укрывались от солнца, ложась на спину и поднимая над собой единственную, очень широкую ногу, — целый мир, который представал перед евпропейцами в XV и в начале XVI столетия в универсуме Иеронима Босха. Христианство, в свою очередь, становилось творцом мифов о Востоке. Считалось, что Иерусалим стоит в центре мира — это убеждение и разделял Христофор Колумб, — что Александр — некое подобие христианского рыцаря (ведь известна популярность в Средние века различных романов об Александре), что земной рай находится в Азии и оттуда берут свои истоки четыре самые великие реки мира. Не рассказывалось ли о том, что Александр во время своих военных кампаний в Индии посетил сад Эдема? Предполагалось также, что в глубинах Азии обитают и великаны Гог и Магог, предводители ужасного народа, чье вторжение повлекло бы за собой последний день и гибель грешного человечества. Более успокоительное поверье было связано с тем, что в Индии обрели упокоение бренные останки апостола Фомы, которому приписывалось основание в Декане многочисленной процветающей христианской общины. Именно в Азии вначале помещалась страна Офир, откуда происходили золото и драгоценные камни царя Соломона, — чудесная страна, которую затем с таким упорством разыскивали Колумб в Вест-Индии, Себастьян Кабот в Южной Америке и португальцы в Восточной Африке. В Азии, наконец, родился самый знаменитый из всех экзотических мифов Средневековья — легенда о пресвитере Иоанне. Этот легендарный правитель, соединяющий благочестие апостола с богатством Креза, впервые был упомянут в 1145 г. Королевство это — подлинная утопия Средних веков; там можно найти одновременно амазонок, реликвии святого Фомы, источник вечной молодости и реки, воды которых несут золото, серебро и драгоценные камни; тогда считалось, что оно находится в Индии. Одорико ди Порденоне, который отправился в Китай в начале XIV в., помещал царство пресвитера Иоанна также к западу от Катая, на расстоянии в 50 дней пути. Но с 1340 г. стали считать, что оно находится в Африке: отсюда и продолжительный интерес португальцев к Африке, который они сохраняли и в XVI в. Была надежда, что правитель Эфиопии в союзе с христианами Запада мог бы напасть на мусульман с тыла. Не следует удивляться тому, что королевство пресвитера Иоанна внезапно изменило свое географическое местонахождение и переместилось из Азии в Африку. Длительное время Египет и Абиссиния считались частью Азии; столь же долго Индийский океан рассматривался как замкнутое море, как «река Океан». Только в 1415 г. впервые этот океан был изображен на карте как внешнее море. Индийский океан и его берега были, следовательно, в умственных представлениях западного Средневековья «необычайным и экзотическим миром, где они вперемешку соединяли свои религиозные мифы, свои мечты о богатстве, свою любовь к фантастическому началу, а заодно и свои желания более свободной сексуальной жизни, более или менее изгнанные из христианской Европы» (Ж. Ле Гофф). На восточной границе этого континента находились пять тысяч «счастливых островов» (цифра, приведенная Жаном де Мандевилем в начале XIV столетия), которые окаймляли Азию, подобно жемчужному ожерелью. Когда Колумб плыл от одного из Малых Антильских островов к другому, он верил, что нашел острова, о которых рассказывал Мандевиль. Но не все чудесные страны располагались на Востоке. Эльдорадо — или, точнее, Рио д’Оро (т. е. «золотая река») — первоначально размещалась в Африке, так как именно золото Судана породило эту легенду, которой была суждена долгая жизнь: конкистадоры XVI в. искали эту страну изобилия в современной Венесуэле. Что касается представления об Атлантиде, исчезнувшем атлантическом континенте, от которого сохранились фрагменты, то известно, что оно восходит к Платону. Легенда об Атлантиде еще была жива в эпоху Возрождения и была реанимирована в легендах христианских. Рассказывалось, что в начале Средних веков святой Брандан посетил фантастические моря и заколдованные острова к северо-западу от Ирландии. Существовала вера в поездку семи епископов, которые покинули мусульманскую Испанию и в Атлантическом океане открыли счастливый остров, где основали семь городов. Эта уверенность сохранялась еще во времена Генриха Мореплавателя: какой-то капитан сообщил принцу, что он открыл остров семи святых. Еще в середине XVI столетия испанские искатели приключений в районе Миссисипи занимались поисками отсутствующего крещеного рая «семи городов Сибола». Что касается острова св. Брандана, то его можно найти: он расположен в 5° к западу от Канарских островов на карте... 1755 г.! Все эти миражи уравновешивали страхи, которые передавались в леденящих душу историях, распространенных среди моряков. Рассказывалось, что суда тонули, когда они проходили неподалеку от некоторых «магнитных железняков», так как гвозди притягивал магнит, корпус корабля распадался, и все судно разваливалось. Кроме того, по мере продвижения на юг моря становятся все более и более теплыми, так что на экваторе вода закипает. Изучение работ греческих географов и теорий, изложенных ими, благоприятствовало великим морским путешествиям эпохи Ренессанса. Интеллектуальное развитие было характерно для всего периода: во многих областях возвращение к прошлому способствовало грандиозному скачку вперед. Древние греки со времен пифагорейской школы и Аристотеля доказывали, что земля шарообразна. Напротив, на протяжении почти всего периода Средневековья считалось, что земля представляет собой плоский диск. Эта концепция в большой степени утрачивает свое значение во времена Альберта Великого (1200—1280) и Роджера Бэкона (1214—1294). Эратосфен (276—194 гг.до н.э.) вычислил удивительно точно окружность земной поверхности по экватору — 39 690 км. Но Птолемей (127—160 гг. н. э.) считал длину этой окружности гораздо меньшей (28 350 км) — ошибка имела значительные последствия: не подозревая о ней, Колумб мужественно предпринял свое великое путешествие на Запад. В Средние века на какое-то время Птолемей был полностью забыт. В XIII в. его «Космография» (Альмагест) была переведена с арабского и стала доступной в Западной Европе. Наконец, в начале XV в. благодаря поискам гуманистов была найдена его «География» и переведена на латинский язык, это значительное событие относится к 1406—1410 гг. Епископ Камбре Пьер д’Айи (1350— 1420), который уже составил «Imago mundi»1 еще до нового появления «Географии» Птолемея, учел это открытие в своем сочинении «Tractatus cosmographie duo»2. Пьер д’Айи еще больше, чем Птолемей, увеличил протяженность Азии на Восток и сократил протяженность океана, отделяющего Испанию от Дальнего Востока. Христофор Колумб, у которого в библиотеке имелся экземпляр «Imago mundi», покрыл его многочисленными пометками «Образ мира» (лат.), «Два трактата по космографии» (лат.). и не сомневался, что расстояние между Канарскими островами и Китаем составляло всего 5600 км, хотя оно было значительно применьшено. Греки расходились между собой относительно количества и протяженности обитаемых территорий. Для Аристотеля существовала только одна-единственная ойкумена, простиравшаяся далеко на восток и к югу от Средиземноморья. Однако Кратес Мзллосский, а впоследствии и наследники эллинистической науки Помпоний Мела и Макробий заверяли, что существуют антиподы. Альберт Великий разделял это мнение и, кроме того, утверждал (что португальцы впоследствии и подтвердили), что даже экваториальная зона хотя и считалась в общем-то непереносимой для человека, потому что в ней слишком жарко, могла быть населена человеческими существами. Роджер Бэкон, положения которого часто повторял слово в слово Пьер д’Айи, часто высказывался в том же смысле и, кроме того, выдвинул идею о существовании заселенной земли (что-то вроде продолжения Китая), которая находится на довольно близком расстоянии от Испании. Таким образом, существует достаточно тесная связь между наукой, которая следовала за идеями Птолемея, схоластическими рассуждениями и открытием Америки. Однако великие морские путешествия могли бы и не состояться, если бы не существовало опосредованное сочетание многих причин и обстоятельств, которые подкрепляли состояние духа, созданное влечением к далекому миру, легендарными миражами и возрождением интереса к древнегреческой географии. В дальнейшем мы обратимся к некоторым изобретениям, говорящим о техническом прогрессе, но о них необходимо упомянуть сейчас: это магнитные иглы компаса; умение точно определять широту; создание к 1420 г. каравеллы, которая могла использовать встречные ветры; открытие, главным образом португальцами, пассатов и других ветров, которые позволяют обогнуть Африку, — столько всего предваряло экспедиции Колумба и Васко да Гамы. Итак, все эти достижения были использованы именно тогда, когда Европа испытывала возрастающую потребность в золоте, серебре, пряностях, ароматах и наркотиках. Войны обходились все дороже, поскольку все чаще использовались наемники и артиллерия. К тому же западная цивилизация становилась все великолепнее, однако ей хронически не хватало драгоценных металлов. Отсюда и желание добраться до этих стран с баснословными богатствами, которые назывались Офир, Эльдорадо и Катай. Потребность в пряностях объясняется просто. Пища в эту эпоху оставалась слишком однообразной. Чтобы ее изменять, повара имели только одну возможность — использовать искусство соусов. Наконец, в религиозных церемониях, в фармакопее, в ежедневной борьбе против зловония и эпидемий в изобилии использовались наркотики и духи. Европа нуждалась в перце, гвоздике, корице, мускатном орехе, камфаре, ладане, которые можно было найти в Индии, на Цейлоне, Зондских и Молуккских островах. Уже давно пряности прибывали на Запад через Красное море и Египет (или Сирию). Венецианские корабли, а также суда из Франции, Каталонии, Рагузы и Анконы приходили принимать драгоценный груз в Александрию или в Триполи. Португальцы в конце XV столетия предположили, что было бы выгоднее отказаться от посредников и самим стать посредником прямо на месте производства. Они полагали, что на обратном пути лучше обогнуть Африку, избегая тем самым турецкой угрозы, поджидающей на торговых путях Ближнего Востока. У европейской экспансии имелись не только материальные причины. Португальцы, опираясь на Эфиопию (отныне она отождествлялась с царством пресвитера Иоанна), стремились нанести мусульманскому миру удар с тыла, по образу действий Святого Людовика и Иннокентия IV, когда те искали союза с Великим Ханом и стремились к его обращению в христианство. И не случайно Изабелла пожаловала Колумбу звание адмирала и назначила его вице-королем земель, которые он откроет менее чем через четыре месяца (17 апреля 1492 г.) после взятия Гранады (2 января того же года). У испанцев действительно возникло стремление продолжать за морями Реконкисту, завершившуюся в Европе. Рим, со своей стороны, пристально следил за крупными предприятиями европейцев за морем. В 1493 г. появились выдержки из дневника первого путешествия Колумба. В тот же год папа был призван в качестве арбитра для обозначения границ между новыми испанскими и португальскими колониальными империями. Папе Льву X итальянец Пьетро Мартире (именно ему принадлежит выражение «Новый свет») посвятил «Decades orbe novo»1 < 1511), произведение, которое яня:лется основным источником знаний о начале европейской экспнасии в Америке. Имя святого Франциска Ксавье символизируй весь интерес, который католическая церковь в XVI столетии итала к далеким странам, которые недавно стали принадлежать вропейцам. * ie * В 1488 г. Бартоломеу Диаш впервые миновала ыс Доброй Надежды, и с тех пор морской путь в Индию и на ,аДльний Восток был открыт для португальцев. Экспедиция Ьйако да Гама (состоявшая из четырех судов) в Каликут относгатя к 1497— 1498 гг. В марте 1500 г. флот, на этот раз состоявшй пиз тринадцати кораблей, оставил Лиссабон под управлением дКбрала, чтобы достигнуть Индии; в 1501 г. король Португалии БМнуэль Счастливчик торжественно открыл начало ежегодныхм юрских путешествий на Восток. Португальцы открыли Мадагаюсар в 1501 г., основали свой первый форт в Индии — в Кочиж-? - в 1503 г., утвердились в соответствии с нормами торгового парза и в военном отношении на восточном побережье Африки- - в Софале, Квилоа, Момбасе и Мозамбике в 1505—1507 гг. В 1160 г. они оккупировали Гоа, который стал столицей Estado da Idnia2, и в следующем году — Малакку. Из этого порта, в которцы доставлялись китайские изделия (лаки, фарфор, шелковые чагвни) и пряности, еще до отправления в Индию и на Запад, в П51 —1512 гг. португальцы устремились к Зондским и Молуккскми островам. Тернате начиная с 1514 г. превратился в активный еинтр португальской торговли. В 1513 г. Хорхе Альварес оказлася первым европейцем (после XIV в.), который ступил на китагйсую землю. Четырьмя годами позже официальное посольство)! справилось из Малакки в Китай, но там оно было скверно принято. Только в 1557 г. португальцам удалось закрепиться в Макает», эроде, в котором Камоэнс начал составлять свои «Лузиады». ТПртугальцы достигли большего успеха в другом месте. Дейстивтельно, им удалось утвердиться в Ормузе в 1515 г., и в следующем году они «Декады Нового света» (лат.). Estado da India (порт.) — здесь: владении в Индии. (Приешл. реЬ.) построили форт в Коломбо (Цейлон). К 1516 г. ими была исследована дельта Ганга; с 1519 г. стали завязываться торговые связи с королевством Пегу (Рангун), в 1517—1522 гг. были основаны некоторые учреждения, в частности в Майлапуре и Пуликате на берегу Коромандель. В течение нескольких лет, с 1524 по 1538 г. (в 1538 г. турки завоевали город), Аден выплачивал подать португальскому вице-королю в Гоа. На противоположной стороне в 1542 г. тремя португальскими торговцами случайно была открыта Япония. Они пробовали наладить с Китаем контрабандную торговлю, но их судно было отнесено от континента жестокой бурей. Легендарный средневековый Чипангу исчез, вместо него появилась Страна самураев, которую пытался обращать в христианство Франциск Ксавье. К 1560 г. вся торговля «Индии в Индии», т. е. из одного порта Востока в другой, если и не осуществлялась (так как она продолжала нередко оставаться делом китайцев по одну сторону Малакки и арабов — по другую), то, по крайней мере, контролировалась португальцами. Они сконцентрировали в Гоа, куда флот из Европы приходил забирать товары, фарфор и шелковые ткани из Китая, гвоздику и мускатные орехи с Молуккских островов, перец с Суматры и Малабарского побережья, корицу с Цейлона, хлопчатобумажные ткани из Индии, персидские ковры и золото с восточного берега Африки. На протяжении трех месяцев во время плавания 1497—1498 гг. Васко да Гама, который отправился в открытое море к юго-юго- западу, для того чтобы избежать спокойствия Гвинейского залива и течений, которые циркулируют вдоль всего берега Западной Африки, не видел земли, таким образом осуществив навигацию дальнего плавания на протяжении 3800 морских миль. Христофор Колумб во время своего первого путешествия оставался только пять недель в открытом море и прошел только 2600 морских миль or Канарских до Багамских островов. Но именно этому генуэзцу, обученному португальцами (он довольно долго жил на Мадейре), принадлежало — пусть отчасти и неожиданное — самое сенсационное географическое открытие всех времен. Было ли что-то известно об Америке до него? На португальской карте 1448 г. был указан остров к юго-западу от островов Зеленого Мыса, с загадочной надписью «Isola otintichaxe longa a ponente 1500 mila», что можно перевести как «подлинный остров в 1500 милях к западу [от островов Зеленого Мыса]». Добрались ли португальцы в середине XV в. до американского побережья? Спросим себя также об экспедиции, которую совершил в 1473 г. по приказу короля Португалии 1 капитан Жуан Вас Корте-Реаль, уроженец Азорских островов. Он открыл «Terra nova dos bacal- haos» — «новую Землю трески», которая могла бы оказаться либо Ньюфаундлендом, либо Лабрадором, либо Гренландией. И в самом деле сыновья этого Корте-Реаля в 1500—1502 гг. отправились в эти области. Нов 1502 г. Колумб уже в четвертый раз совершал продолжительное плавание в Карибском море. Какими бы ни были приобретенные знания до Колумба, касающиеся Америки, пусть даже адмирал Изабеллы и сам не понял, что открыл новый континент, историческое значение этого мореплавателя остается исключительным. Он сделал очевидным, благодаря научно организованному предприятию, существование неизвестных земель на Западе и своим примером вызвал соревнование, которое должно было очень быстро закончиться при изучении и захвате Нового Света европейцами. Его первое путешествие в 1492—1493 гг. имело двойной результат: вначале были открыты Багамские острова, Куба и Сан-Доминго; затем не менее важное открытие — путь назад. Трем испанским суднам повезло: они двигались с помощью пассатов. Чтобы возвратиться в Испанию, Колумб поднялся к северу и попытался разыскать у Бермудских островов ветры, которые дули в направлении Европы. «Путь для возвращения в Европу парусников был установлен на четыре столетия» (П. Шоню). Второе путешествие Колумба (1493—1496), предпринятое уже на семнадцати судах, открыло для Европы остров Доминика, Гваделупу, Пуэрто-Рико и Ямайку. Во время третьего путешествия (1498—1500) адмирал Изабеллы открыл остров Тринидад, затем Венесуэлу. Он исследовал устье Ориноко, реки с таким изобилием воды, что счел, что это и есть источник земного рая. В четвертый раз Колумб отправился тогда (1502—1504), когда он уже почти впал в немилость, и это плавание оказалось самым тяжелым, но для географии оно, несомненно, важно. Была открыта Мартиника; главным образом было исследовано побережье Центральной Америки от Гондураса до будущего Королем Португалии в то время был Жуан 11. поселения Номбре де Диос. Очень быстро у Колумба нашлись подражатели и конкуренты, многие из которых, например Алонсо де Охеда, Хуан де ла Коза, Висенте Янес Пинсон и др., были его же спутниками. В 1499—1504 гг. они исследовали американское побережье от Суринама до Дарьенского залива. Кроме того, побережья Бразилии достигли почти одновременно Веспуччи (1499), Пинсон (февраль 1500) и Кабрал (апрель 1500). Известно, что Кабрал направлялся в Индию с португальским флотом. Чисто случайно, как кажется, он высадился в Бразилии, потому что взял курс, лежавший слишком далеко к западу. В любом случае, он ею завладел от имени короля Португалии и об этом немедленно предупредил Европу. Открытия и личность флорентийца Америго Веспуччи противоречивы. Между тем несомненно, что во время путешествия в 1501—1502 гг. за счет Португалии он обследовал берега Бразилии вплоть до залива Рио и понял, что американские земли представляли собой континент, а не цепочку островов поблизости от Азии. Несмотря на золото с Антильских островов, Америка вначале показалась обманчивой и даже представлялась скорее препятствием, находящимся между Европой и Китаем — подлинной целью европейских мореплавателей. Когда Бальбоа пересек в 1513 г. Панамский перешеек и обнаружил «Южное море», пришлось признать очевидное: за новым континентом простирался океан. Следовательно, европейцы упорствовали, стремясь найти морской маршрут, по которому, огибая или пересекая недавно открытые земли, удалось бы добраться до Азии. Отсюда и поручение, доверенное Испанией в 1515 г. Хуану де Солису, который на следующий год рискнул войти в эстуарий Рио де ла Плата, веря, что речь шла о проходе к Китаю. Четырьмя годами позже Магеллан, в свою очередь, вошел в эстуарий с тем же намерением найти морской путь на запад. В конечном счете он его обнаружил намного дальше к югу, преодолевая на протяжении 38 дней пролив, который носит с тех пор его имя. Магеллану, португальцу, служившему при португальском штабе и перешедшему на службу Испании, — за что Камоэнс его упрекает в «Лузиадах», — принадлежит один из величайших подвигов эпохи Возрождения. В Тихом океане морякам пришлось съесть кожу со снастей; мышь продавалась за 30 дукатов. В лепешках «уже не было больше муки, они состояли из смеси пыли и червей и отвратительно воняли мышиной мочой». Только одно из пяти судов экспедиции возвратилось в Европу из путешествия, продолжавшегося 1093 дня (20 сентября 1519 — 8 сентября 1522). Возвратились только 35 человек из 280-ти, что пустились в море. Сам Магеллан был убит туземцами на Филиппинах. Второе путешествие, связанное с кругосветным плаванием, экспедиция Френсиса Дрейка (1577—1580), было столь же трудным: оно продолжалось два года и десять месяцев и лишь один- единственный из пяти кораблей, которые покинули Плимут, возвратился в Англию. Дрейк отправился по проливу Магеллана. Голландец Якоб Лемэр совершил кругосветное путешествие третьим, в 1615—1616 гг. Он прошел дальше на юг, открыв пролив, который теперь носит его имя, и мыс Горн. Дальневосточный мираж оказался стойким. Хотя уже испанцами была завоевана Мексика, Карл V дал поручение Себастьяну Каботу в 1526 г. отправиться «на Молуккские острова, в Тарсис, Офир, Чипангу и Катай» и доставить «золото, серебро, драгоценные камни, жемчуг, пряности, шелк, парчу и другие предметы». В действительности Себастьян Кабот лишь открыл современные Аргентину и Парагвай. Там он услышал о баснословно богатой империи, империи инков, куда европейцы еще не проникли. Туземцы принесли ему серебряные предметы, которые доставлялись из Перу. Поэтому он назвал широкий эстуарий, открытый Солисом, — Рио де ла Плата, т. е. «серебряная река». Для испанцев реальные богатства Перу вскоре заменят более или менее воображаемые богатства Китая. Но другие европейцы, ревниво относящиеся к испанскому и португальскому успеху, искали на северо-западе проход к Дальнему Востоку, который не контролировался бы жителями Пиренейского полуострова. Именно этим объясняются английские и французские поиски в Северной Америке. Первые их попытки относятся к концу XV столетия. В 1497 г. отец Себастьяна Кабота, Джон (настоящее его имя Джованни Каботто) — генуэзский моряк, натурализовавшийся венецианец, перешедший на службу Англии, — получил от Генриха VII хартию об «открытии». В течение трех месяцев он следовал, вероятно, вдоль южного берега Ньюфаундленда и, по-видимому, высадился на острове Кап-Бретон. Он возвратился домой, убежденный, что достиг северо-восточной части Азии. В 1498 г. он снова отправился в экспедицию с намерением достичь центров азиатской цивилизации. Потерпев явное поражение, он все- таки, возможно, исследовал побережье Северной Америки до мыса Делавар или даже до мыса Хаттерас. Эту гипотезу можно предложить на основании изучения карты Хуана де ла Коза (1500), на которой имеется пометка «море, открытое англичанами» перед побережьем Северной Америки. Сын Джона, Себастьян, который, как кажется, достаточно ясно понимал, что был открыт новый континент, попытался достичь Азии, огибая Америку с севера. Он покинул Англию в 1509 г. и отправился в исключительно дерзкое путешествие, в результате которого добрался до 67° северной широты, но и вполне возможно — до входа в Гудзонов залив. Льды и мятеж экипажа заставили его возвратиться назад. Возможно, что он мог проследовать вдоль берега Америки к югу, тщетно разыскивая выход к Азии. Эта неудача оказала глубокое впечатление на все морское сообщество Бристоля, который стоял у колыбели этих начинаний. В 1524 г. было предпринято путешествие Верадзано — ученым и флорентийским гуманистом, который был в родстве с Ру- челлаи. Он отправился в плавание при поддержке Франциска I и получил финансовую помощь от итальянских купцов из Лиона. У него была та же цель — достичь «Катая и восточного побережья Азии». В действительности, Верадзано, которому принадлежит честь открытия эстуария реки Гудзон, мог только установить связь между испанской Флоридой и областями, открытыми португальцами в зоне Ньюфаундленда. Жаку Картье также предписывалось найти путь к Китаю через северо-запад и «открыть некоторые острова и страны, где, как рассказывают, может быть найдено много золота и другие богатства». Он совершил три путешествия (в 1534, 1535—1536 и 1541—1543 гг.), которые в определенном смысле имели отрицательный результат. Они неопровержимо доказали, что Ньюфаундленд является островом, но позволили открыть реку св. Лаврентия, по которой Картье поднялся до Монреаля, и именно это одновременно и убедило французов, что эта река не могла привести к Китаю. Поэтому в XVI столетия короли Франции перестали интересоваться Канадой. Англичане в большей мере, чем другие европейцы, упорствовали в своем намерении найти путь к Дальнему Востоку, продвигаясь в северо-западном направлении. В 1566 г. Хэмфри Джильберт, сводный брат сэра Уолтера Рейли, написал «Речь об открытии нового прохода в Катай», которая получила значительную популярность в морских кругах. Одиннадцатью годами позже в Англии была основана «Катайская компания». Среди ее подписчиков числилась сама королева. В 1612 г. была создана «Компания лондонских купцов» для поисков прохода на северо-запад. Многократные попытки, предпринятые последовательно Фробишером, Дэйвисом, Гудзоном, Байлотом и Бэффи- ном между 1576 и 1616 гг., найти на севере Лабрадора пролив, воды которого, как надеялись, направлялись бы к юго-западу, не завершились успехом. Зато значительно улучшилось знание о северных областях. Дэйвис в 1587 г. продвигался вдоль Гренландии до 72° северной широты, Гудзон в 1610—1611 гг. прошел к заливу, который теперь носит его имя. В 1615 г. Байлот и Бэффин добрались до северо-западного выхода из этого залива, на следующий год они исследовали западный берег Гренландии до 78° северной широты и возвратились, так и не узнав, что они открыли проход между Баффиновым морем и Северным Ледовитым океаном, который стали использовать только двумя столетиями позже. Имелся ли путь к Китаю через северо-восток? В XVI в. его искали, и космограф Плансиус, ученик Меркатора, утверждал в 1584 г., что он существует. Еще через тридцать лет англичанин Ченслер, обогнув Северный Мыс, вошел в Белое море и высадился в устье Двины. В 1584 г. англо-русские торговые связи стали причиной основания Архангельска. Спустя двенадцать лет было предпринято смелое плавание голландца Баренца на северо-восток. Он достиг Шпицбергена, затем Новой Земли, вдоль которой экспедиция проследовала на 700 км. Но он не дошел до северного края острова — 15 августа море начало замерзать. Зимовка (1596—1597) на 76° северной широты оказалась чрезвычайно тяжелой. Баренц умер на обратном пути. По-настоящему хорошие дороги к Китаю находились на юге. Но испанцы уже отыскали кое-что лучше, чем Китай. * * * Между 1496 г., годом основания города Санто-Доминго, и 1519 г., временем создания Панамы и высадкой Кортеса в Мексике, уже существовала первая испанская империя в Америке. Она простиралась почти на 300 тыс. км включая Антильские острова, Панамский перешеек, часть побережья Южной Америки до устья реки Магдалены, Флориду, открытую в 1513 г. Понсом де Леоном, Примерно за 30 лет эта империя на континенте увеличивается безгранично. В XVI—XVII вв. ее составляли Мексика (Новая Испания), Перу и Новая Гранада. Четыреста пехотинцев, 16 всадников и 6 бомбард одержали верх над империей ацтеков, которая не была знакома (как это ни странно) ни с лошадьми, ни с огнестрельным оружием. Мексиканцы увидели в Кортесе карающего бога, возвращение которого предсказывала их пессимистическая мифология. Кроме того, конкистадору эффективно помогали тласкаланцы, с трудом переносившие господство ацтеков, недавно, впрочем, утвердившееся. В ноябре 1519 г. без сопротивления был занят Теночтитлан (Мехико). Но город взбунтовался на следующий год, и испанцы вынуждены были его покинуть в зловещую Triste noche1 (30 июня 1520 г.). Потребовалась настоящая морская победа — город был построен посреди озера — и уличные бои, для того чтобы снова захватить столицу ацтеков (13 августа 1521 г.). Отзвук победы распространился приблизительно на 300 тыс. кв. км, но испанцы быстро осмелели и за пределами этой территории. В 1523— 1524 гг. они захватили Юкатан, Гватемалу и Гондурас. Исследования Калифорнийского залива начались в 1533 г.; большой каньон Колорадо был открыт в 1540 г., залив Сан-Франциско в 1542-м. Рассказывали, что на севере Мексики находилась сказочная страна (страна семи городов Сибола). В 1528 г. четыреста испанцев покинули Флориду, чтобы попытаться ее достичь; из них выжило только четверо, но им удалось, после того как они провели в этом путешествии семь лет, добраться до Новой Испании через Техас и Рио-Гранде. Мечтой о золотоносных областях объясняется также экспедиция, предпринятая де Сото в 1539 г. с отрядом Triste noche — печальная ночь (исп.). из шестисот человек. Они покинули Флориду, преодолели Миссисипи к югу от современного города Мемфиса, пересекли горы Озарк, дошли до слияния рек Арканзас и Канадской реки. В Тампико возвратились только триста человек. Сото умер на обратной дороге. Остается признать, что в XVI столетии испанцы прошли по областям, расположенным к северу от современной Мексики, от Атлантики до Калифорнии. В 1602 г. постоянное местопребывание появилось в Санта-Фе. Но в это время для Испании наиболее интересной частью Америки была страна Перу. В 1528 г. Карл V принял в Толедо мелкого дворянина из Эстремадуры Писарро, который уже сражался в Америке и стремился к новым завоеваниям за морем. На следующий год император назначил его губернатором Перу пожизненно. Взамен, писал Гомара, «Писарро пообещал большие богатства и большие королевства: намного больше, чем знал, намного меньше, чем имел в действительности». Писарро покинул Севилью 19 января 1530 г. в сопровождении 180 человек с двадцатью семью лошадьми. Он располагал 300 солдат, когда 16 ноября 1532 г. столкнулся с 30 или 40 тыс. индейцев Атагуальпы на равнине Кахамарка. В этот день погибла империя инков. Ее исчезновению способствовала гражданская война, которая продолжалась уже семь лет. Выкуп за Атагуальпу был поднят до 971 125 золотых песо и 40 860 марок серебром. Через несколько месяцев он был окрещен, позднее его задушили. Столица империи инков Куско была захвачена 15 ноября 1533 г. Солдаты разграбили сад и храм Солнца. К концу кампании каждый солдат получил добычу, по стоимости равную 18 кг золота. В 1535 г. Писарро основал столицу новой Перу — Лиму. Испанцы быстро вышли за границы империи инков, как раньше перешли границы ацтекского мира. В 1535 г. Альмагро и его люди спустились по направлению к Чили, которой они достигли ценой неслыханных трудностей. Полторы тысячи индейцев, которые сопровождали экспедицию, умерли. Несмотря на продолжительные враждебные действия арауканов, Чили была завоевана испанцами в 1540 г. во главе с Вальдивиа, который основал Вальпараисо и Сантьяго. В 1553 г. испанское судно следовало вдоль побережья Чили и вошло из Тихого океана в Магелланов пролив. Таким образом, менее чем за тридцать лет все западное побережье Южной Америки было исследовано подданными католического короля. Испанцы утвердили свое господство в Новой Гранаде (современные Колумбия и Венесуэла) почти в то же время, когда захватывали Перу, первые попытки колонизации в области Дарьей (1509) оказались обескураживающими. Но в 1524 г. была основана Сайта-Марта, в 1532 г. — порт Картахена. После этого можно было устремиться во внутренние области, что удалось экспедиции, продолжавшейся с 1536 по 1539 г. под руководством молодого и энергичного юриста Квесады. Против него были климат, напоминающий парильню, джунгли и тропические болезни, местность с пересеченным рельефом, отсутствие дорог, множество насекомых. Тем не менее он следовал по правому берегу реки Магдалены, ему удалось пересечь лесную зону и достичь обрабатываемых равнин на возвышенности. Он основал город Санта- Фе Боготы в саванне, где нашел золото и залежи изумрудов. На равнине Боготы в 1539 г. Квесада встретился с немецким искателем приключений Федерманом, который прибыл из Венесуэлы, и испанцем Белалькасаром, который пришел из Перу. Таким образом состоялось объединение обеих областей, завоеванных для Испании Писарро и Квесадой. В 1539 г. еще один испанец пересек Анды к востоку от Ка- хамарки и достиг истоков Амазонки. Европейцы искали в областях, расположенных между реками Магдаленой и Амазонкой, новое Эльдорадо; миф, связанный с Африкой, претерпев изменения, переместился в Америку. Отправлялись в экспедицию уже не для того, чтобы обнаружить золотую реку, а для того, чтобы найти королевство позолоченного человека — el Dorado. До 1480 г. правителя Боготы по случаю некоторых празднеств действительно покрывали скипидарным маслом, затем обсыпали золотым порошком, так он входил в воды озера, в которые накануне были брошены изумруды и драгоценные предметы. Немцы — искатели приключений, отправленные Вельзерами из Аугсбурга в 1530-е гг., — затем испанцы приблизительно с 1530 по 1595 г. и, наконец, англичане в конце XVI — начале XVII в. искали столицу позолоченного человека на обширной территории современных Колумбии и Бразилии, но так и не нашли. Чем дольше шли поиски, тем дальше к востоку отодвигалась эта столица. В любом случае, поиски легендарной страны изобилия позволили европейцам лучше узнать южноамериканский континент. В 1539—1541 гг. экспедиция под руководством Гонсало Пи- сарро, единокровного брата основателя Лимы, покинула Кито и после невероятных трудностей дошла до Коки, воды которой спускаются к Амазрнке. Еще более удивительный подвиг совершил один из офицеров Гонсало Писарро, лейтенант Орельяна. В 1541 г. с группой в 50 человек он в течение восеми месяцев спускался на корабле по Амазонке до ее устья. Экспедиция столкнулась с туземцами, среди которых сражались и женщины; Орельяна назвал эту огромную реку, по которой он прошел, Амазонкой. Другие испанцы (испанцы всегда искали Эльдорадо) в 1560 г. открыли канал Кассаквиари, который соединяет речную систему Ориноко с поймой Амазонки, и в 1590-е гг. достигли Карони. Сэр Уолтер Рейли, узнав, что местонахождение Эльдорадо якобы относилось к этой части Америки, послал в 1594 г. миссию в Гвиану, сам дважды совершил путешествие на берега Ориноко и Карони. Каждая экспедиция заканчивалась разочарованием. Рейли был казнен после своего возвращения из второй экспедиции в 1618 г. Хотя испанцы и не твердо держали в руках те области, которые были ими обнаружены, тем не менее они сумели создать в Америке относительно однородную территориальную целостность. Во время своей миссии 1526—1529 гг. Себастьян Кабот достиг местности Асунсьон. Связь между Асунсьоном и Куско была надежной с 1547 г. В последующие годы арендаторы-испольщики, пришедшие из Чили, основали к востоку от Анд Тукуман и Мендосу. Так зарождалась Аргентина. Строительство Буэнос- Айреса, начатое в 1535 г., а затем приостановленное, было возобновлено в 1580 г., когда около шестидесяти испанцев пришли из Асунсьона и обосновались там вместе с несколькими сотнями индейцев гуарани. Но только к концу XVIII столетия (1776) появляется вице-королевство Ла Плата. До этого малонаселенная обширная зона все еще зависела от Перу. Область Перу во второй половине XVI столетия, благодаря открытию серебряных рудников Потоси, более других американских территорий заинтересовала Испанию. Сам же город Потоси насчитывал в 1580 г. около 120 тыс. жителей. Перу, динамичному ядру испанского господства в Южной Америке, было суждено в XVI в. распространять свое влияние во всех направлениях: на Чили, Новую Гранаду, Ла Плату, к морю. Если экспедиция Легаспи и Урданеты, которая колонизовала Филиппины в 1565 г., отправилась из Акапулько («га- лион из Манилы» с этого времени привычно возвращался к Мексике, следуя по пути, который пролегал гораздо севернее), то, напротив, в Кальяо поднимали свои паруса флотилии, которые пытались открыть большую южную землю, о которой инки рассказывали своим победителям. Но экспедиции Мен- даны в 1567 и 1595 гг. и Квироса в 1605 г. потерпели неудачу. Они обнаружили только острова (особенно архипелаг Соломоновых островов), не представлявшие экономического интереса. В конце XVI столетия испанские владения в Америке насчитывали 115—120 тыс. человек белого населения, в португальской же Бразилии — только 24 тыс., но им служило 18 тыс. индейцев и 14 тыс. чернокожих. Скромное начало. Здесь не было ни империи инков, ни конкистадоров, ни легенды об Эльдорадо. Вначале этот огромный и малоизвестный мир мог предложить только дерево цвета горящих углей, которому страна и была обязана своим названием '. Между тем постепенно зарождается колониальная Бразилия, несмотря на неудачную попытку основать «антарктическую Францию», которую по настоянию Колиньи Вийеганьон пытался создать в заливе Рио в 1555—1567 гг. Португальская колонизация начинается около 30-х гг. XVI в. Наследственные капитанерии были созданы вдоль побережья Бразилии. В 1549 г. Томе де Суса был назначен генерал-губернатором колонии и обосновался в Байе. К концу столетия рост производства сахара упрочил корни португальского присутствия в Южной Америке, обеспечил успех колониальной Бразилии. В 1570 г. насчитывалось 60 мельниц для производства сахара, а в 1610-м их было 230, в частности вокруг Баии и Пернамбука. Производство сахара в 1560 г. давало 180 тыс. ароб и достигло 1 млн 200 тыс. ароб в 1600 г. Но нет сомнений в том, что в XVIII столетии Бразилия становится для Европы одним из источников золота. Тем Этот оттенок цвета по-французски называется braise, отсюда и Бразилия. временем и Мексика и Перу поставляли Старому Свету в XVI— XVII вв. наибольшую часть драгоценных металлов, в которых он нуждался. к -к к С давних пор стало традиционным связывать преуспеяние «прекрасного XVI столетия» с притоком из Америки золота, а еще больше — серебра. Э. Хэмильтон подсчитал, что в 1503—1600 гг. (подсчет не учитывает контрабанды, объем которой нельзя определить) 7440 т серебра и 154 т золота прибыло из Нового Света в Севилью. Это произошло главным образом после открытия серебряных рудников в Потоси (1545) и использования в Америке (после 1557 г.) способа производства путем амальгамирования для обработки руды, содержащей серебро. В это время Перу и Мексика буквально проливали золотой дождь на Европу. Только в одно десятилетие (1591 —1600) более 2707 т серебра и 19 т золота прибыло из Америки в Испанию. Достаточно быстро драгоценные металлы из испанских сундуков были завоеваны другими странами Европы. В 1530 г. они достигли Антверпена, в то время являвшегося экономической столицей Запада. Согласно сообщению венецианского посла, весной 1551 г. в Нидерландах было отчеканено 800 тыс. дукатов из перуанского золота. Другой венецианец уверял в 1556 г., что 5,5 млн золотых экю ежегодно перетекало из Испании во Францию, несмотря на постоянные войны между этими странами. Еще ближе, чем Нидерланды и Франция, к американским драгоценным металлам была Италия, более тесно связанная с Испанией политически и экономически. В конце 1594 г. и в начале следующего года флот из Гаваны ожидался в Севилье необычным образом. В марте 1595 г. посол герцога Урбинского в Риме писал своему повелителю: «Если корабли не приходят, то в Генуе собравшиеся на площади становятся банкротами (fallitissima)». Севилья превратилась в легкие Европы. Но золото и серебро во времена Челлини превращалось не только в монетки. В 1620 г. некий француз писал, что драгоценные металлы также находятся «в огромном количестве в храмах, обращенные в священные вазы или чаши, в подсвечники, в кресты, в жезлы, в распятия, в светильники и, главным образом, в раки и реликварии». То, что было характерно для Франции, еще более проявлялось в Риме, где первое золото, пришедшее из Америки, было использовано для того, чтобы покрыть потолок в Санта- Мария Маджоре. В 1622 г. в Риме насчитывалось 97 золотых и серебряных дел мастеров, 40 золотильщиков, 38 медальеров, 17 золотобитов — цифры красноречиво говорят сами за себя. Повышение цен в XVI столетии продолжает волновать историков; это один из факторов, по которому они стараются определить и подсчитать экономическую экспансию Европы в «золотой век» Возрождения. В Испании цены повышаются приблизительно на 240 % за столетие (1501/1510—1601/1610). Кажется, что по всей Европе между этими датами рост цен превышает 200 % и достигает 300 % с учетом того факта, что цены на промышленные изделия возрастали намного меньше, чем на продукты питания. Обычно уверяют, что большое повышение начинается в Андалусии в конце XV в. и в дальнейшем с большей или меньшей скоростью происходит в других странах Европы в зависимости от связей с Испанией; поэтому имеется гипотеза, которая вводит в соблазн считать, что причиной был приток американского золота и серебра. Разве не это объяснение дал уже Жан Боден в 1568 г.? Фактически повышение цен достигает высшей точки в Испании, Италии, Нидерландах и во Франции в конце XVI в. и первом десятилетии XVII в. В тот момент в Европу прибывает максимальное количество перуанского и мексиканского драгоценного металла. И уже с тех пор делаются попытки установить связь между американскими сокровищами, с одной стороны, и общим развитием кредитного дела и деловых отношений, увеличением военного бюджета, стремлением к роскоши и блестящим расцветом искусств, который характеризует XVI в., — с другой. Наоборот, XVII столетие по сравнению с предшествующим в меньшей степени снабжалось американскими рудниками, на которых снизилось производство, и должно было бы оказаться в экономическом плане периодом спада, в то время как XVIII в. (особенно после 1730 г.), — на экономический расцвет которого влияло бразильское золото и восстановление производства серебра в Мексике, — можно было бы считать «счастливым веком», поскольку повышение цен после их снижения, отмеченного во времена Кольбера, отражало вновь обретенную эйфорию. Классическая схема, которая бесспорно заключает в себе долю истины, и все же необходимо уточнять, исправлять, делать выводы, даже если преуспеяние, которым XVI столетие обязано рудникам, и противостоит застою предыдущего столетия. В XIII в. Западная и Центральная Европа переживали подлинное возрождение монетного дела, о чем свидетельствует возобновление чеканки золотых монет (генуэзские монеты и флорины в 1252 г., экю Святого Людовика, венецианский дукат в 1284 г.) и, возможно, в еще большей мере — пуск в обращение серебряных грошей первоначально в Венеции, а вскоре во Флоренции, Франции, Фландрии, в Англии и Чехии. XIV в. и большая часть XV в., напротив, характеризовались значительным снижением производства серебра в Европе. Второстепенные шахты в Дербишире и Девоншире, в Пуату и Сардинии истощились. Более серьезным оказался упадок хозяйства в Центральной Европе — на шахтах в Венгрии, которые действовали с VIII в. и достигали высокой производительности в XII — XIII вв., на рудниках в Госларе, в Саксонии, которые с X в. были главными источниками серебра и меди в Европе, на рудниках во Фрейберге, у подножия Эрцгебирге, открытых в XII в. и достигавших высокой производительности в первое десятилетие XIV в.; в середине века в состояние упадка погрузились рудники Мейссена (вблизи Дрездена), рудники Тироля, Каринтии, Трансильвании, Чехии и Моравии. Потребность в металле, из которого чеканилась монета, стала, как мы говорили, одной из причин путешествий, приведших к Великим географическим открытиям. Она в особенности объясняет одержимость, с которой португальцы искали приключений вдоль берегов Африки в поисках золота из Судана. По крайней мере, золотой песок из Судана с X в. доставлялся караванами, продвигавшимися через Сахару в Северную Африку, откуда часть затем доставалась Европе. Утверждаясь на западном краю Африки, португальцы основали в 1481 г. факторию-крепость Эльмина на берегу Гвинейского залива, проложили путь к морю и получили от этого свою выгоду. Северная Африка была разорена, а Португалия обогатилась: в Лиссабон ежегодно в среднем поступало около 433 кг золота с 1504 по 1507 г., 444 кг — с 1517 по 1519 г. Но вместо того чтобы развивать, как это было в прошлом, средиземноморскую торговлю, золотом платили за жемчуг, перец и другие пряности на Дальнем Востоке. Следовательно, захват португальцами африканского золота не давал возможности поднять западную экономику. К счастью, это способствовало (приблизительно с 1460 г.) успешным разработкам серебряных рудников в Центральной Европе. Это обновление было обязано своим возникновением техническому прогрессу, о котором мы расскажем дальше. Но оно было в любом случае впечатляющим, достигнув, вероятно, своего апогея в течение десяти лет (1526—1535); согласно расчетам Дж. У. Нефа, в Европе ежегодно должно было производиться 85 т серебра — цифра, которую можно сравнить с показателями XIX в.! К 1550 г. в Европе наличествовало драгоценных металлов в 12 раз больше, чем в 1492-м. Итак, в середине XVI столетия из открытой только что Америки доставлялось приблизительно, без учета контрабанды, 59 т золота и 264 т серебра. Европейский расцвет в эпоху Дюрера (1471—1528), Рафаэля (1483—1520), Лютера (1483— 1546) и Цвингли (1484—1531) был, следовательно, в большей степени обусловлен не американскими сокровищами, а серебром Центральной Европы. Несколько рудников, например рудники в Шнееберге (Саксония), достигают высшей производительности в 80-е годы XV в., другие, в частности во Фрейберге, — только к середине XVI в. Но наибольшая производительность большинства этих рудников относится к периоду между 1515 и 1540 гг. Процветание Южной Германии, начавшееся с последней четверти XV в. и в первой половине XVI в. (усиление баварских и франконских предпринимателей, художественный и гуманистический свет, который излучался Нюрнбергом, Аугсбургом и Инсбруком) в значительной мере объясняется тем, что города Баварии и немецких Альп оказались в центре широкой зоны производства серебра — Гарц, Тироль, Чехия. Кроме того, они были расположены в самом выгодном европейском направлении Север—Юг, могли вести торговлю в Антверпене и Венеции и бумазеей, изготавливавшейся в большом количестве вблизи Боденского озера, и серебром, медью и железом из рудников Центральной Европы. Первоначальным обогащением наиболее крупные немецкие предприниматели в XVI столетии были обязаны рудникам. Об этом свидетельствует судьба Якоба Фуггера, по прозвищу Богатый, который в 1487 г. взамен предоставленной ссуды получил долю, которая снова возвратилась к эрцгерцогу Сигизмунду Габсбургу за эксплуатацию его серебряных рудников в Тироле, — так было положено начало огромному состоянию. «Несмотря на высокую производительность рудников в Европе, — писал Г. Хаузер, — накануне Итальянских войн не хватало монеты». Действительно, банк Медичи еще до вторжения Карла VIII в Италию находился в полном упадке, и во Флоренции, в которой в 1422 г. насчитывалось 72 banchi grossi, к 1494 г. оставалось только с полдюжины. Надо признать, что Европа эпохи Возрождения, несмотря на экономический подъем (или же благодаря ему), кажется, постоянно жида не по средствам: отсюда-то и жестокий кризис в 1557—1560 гг., когда испанские Габсбурги, столкнувшиеся с дефицитом почти в 15 млн дукатов, были вынуждены признать банкротство — и это оказалось фатальным для Фугге- ров. Со своей стороны Генрих II, побежденный при Сен-Кантене в 1557 г. и погибший спустя два года на турнире, оставил долги более чем на 40 млн. Тогда-то и появилось в большом количестве американское серебро, прибывающее в Испанию, чтобы восполнить недостаток серебра из Центральной Европы, добыча которого теперь упала. Но в период Лепанто (1571), Непобедимой армады (1588), религиозных войн во Франции и Фландрии, когда огромные суммы тратились на строительство Эскориала и украшение Рима, Возрождение — в эпоху своего заката — стало еще более, чем прежде, воинственным и более, чем прежде, подавляло богатством и роскошью, тратило деньги не считая. Испанская монархия перенесла банкротства еще неоднократно — в 1575,1596, 1607,1627 и 1647 гг. Однако банки Западной Европы выжили даже тогда, когда конъюнктура оказалась предельно неблагоприятной — во второй половине XVI столетия в атмосфере разреженного воздуха, в атмосфере постоянной угрозы удушья, т. е. банкротства. Ф. Бродель верно писал, что экономика XVI в., «столь благоприятная, когда думаем о богатствах Нового Света», «если не всегда, то, по крайней мере, достаточно часто испытывала недостаток в звонкой монете». Упоминая о наиболее типичном случае Севильи, Ф. Бродель добавляет: «с момента, когда недоставало серебра... После отбытия флотов (банки города] оказывались постоянным несостоятельным должником, были не способны оплачивать свои долги и, естественно, не могли находить минимальный кредит. Они существуют полуживые вплоть до возвращения флотов [из Америки], словно труженики того лунного мира, о которых писал Уэллс, которых усыпляют накануне безработицы, чтобы впоследствии вызвать к жизни, когда рынок труда станет в них нуждаться». * * * Не вызывает сомнений то, что на протяжении трех столетий, которые охватывают предмет нашего исследования, и за пределами этого периода существует связь между производством драгоценных металлов и конъюнктурой. Но только ли золото и серебро определяли конъюнктуру? Были ли они первотолчком? Не следует ли считать людей и их численность таким же и даже более важным фактором, чем золото и серебро? Другая, более сложная, чем первая, проблема: в период неблагоприятной конъюнктуры, когда производство драгоценных металлов сокращалось, а цены опускались, так уж ли все было плохо? Не следует отрицать, что Европа после 1300 г., от «добрых времен монсеньора святого Людовика», благодаря которому благоденствовала не только Франция, прошла трудный путь. С XI в. и до конца XIII в. Западная Европа поступательно продвигалась по пути прогресса. Население увеличивалось; новые земли отводились под различные культуры; количество городов и деревень возрастало, они развивались; множество крестьян избавились от крепостной зависимости; цены поднимались; торговля процветала; то был «золотой век» ярмарок Шампани; великое суконное производство зародилось во Фландрии и Италии, особенно во Флоренции; чеканились полновесные золотые и серебряные монеты; образование в знаменитых университетах Парижа, Оксфорда и Болоньи и готическое искусство озаряли христианский мир. Однако приблизительно с 1270 г. это прекрасное равновесие рухнуло. Как символ наступавших трудностей Жак Ле Гофф рассматривал обрушение в 1284 г. сводов собора в Бове, взметнувшегося на 48 м в высоту. С конца XIII столетия забастовки и городские бунты разразились во Фландрии, Нормандии, Безье, Тулузе. В 1302 г. чуть ли не всеобщее возмущение охватывает территорию современной Бельгии. Революционные движения, ход которых направлен на противостояние крестьян и сеньоров, восстания городских низов, иногда под руководством городской верхушки, против сборщиков налогов или городского патрициата (popolo grasso — «жирных людей» в Италии, «богатых людей» во Фландрии) все более и более часты. Это время отмечено восстаниями Колы ди Риен- ци в Риме (1347), Этьена Марселя в Париже (1358), Филиппа ван Артевельда в Генте (1381) и их поражением. Оно было отмечено четырьмя мятежами парижан (1306, 1358, 1382, 1413), восстанием чомпи в Сиене в 1371 г. и во Флоренции в 1380-м >, восстаниями в скандинавских городах в 1411 —1436 гг. Волнения в деревне, более отчаянные, чем городские восстания, были, однако, и более непоследовательными. Сельские труженики не умели объединяться на продолжительный срок и эффективно взаимодействовать с горожанами, именно поэтому в 1358 г. в Иль-де- Франс потерпели поражение Жаки, которые оказались для Этьена Марселя компрометирующими союзниками, поэтому в 1381 г. захват Лондона войсками Уота Тайлера не имел перспективы. Остается сказать, что следующие полтора столетия были отмечены беспорядками в сельской местности, о которых свидетельствуют, кроме уже упомянутых, восстания в приморской Фландрии (1322—1328), в самой Фландрии (1322—1328), тюшенов в Лангедоке (1380), восстание Джека Кэда в Кенте (1450) и, тогда же, движение remensas в Каталонии. Высшая точка городских и сельских волнений относится к 1380 г.: вся Западная Европа от Англии до Флоренции, от Барселоны до Западной Германии, казалось, скатывается к анархии. Существовали и другие указания, которые позволяют определить размах кризиса, в котором находилась тогда Западная Европа; в частности, речь идет о крупных итальянских банкротствах, в особенности флорентийских банков, в первой половине XIV в.; обанкротились банки Фрескобаль- ди в 1312 г., Скали — в 1327-м, Бонаккорси, Удзани и Корсини — в 1341-м и особенно банки Аччайюоли и Перуцци в 1343 г., Бар- ди — в 1346-м. Имелся и другой важный признак; цены на зерно Ошибка автора. Восстание чомпи по Флоренции произошло нс в 1380 году, д в 1378-м. стагнируют или снижаются. Между 1160 и 1300 гг. они прогрессируют в Англии (стране, для которой они лучше всего известны) примерно на 180 %. Итак, в 1380—1399 гг. цены на зерно оказывались на 21 пункт ниже уровня 1300—1319 гг., которого они не достигли еще и в начале XVI столетия. Следует уточнить, что эти расчеты были основаны на номинальных ценах, а не на цене серебра, которые, ввиду девальвации, если бы их сдерживали, привели бы к тому, что последовало бы гораздо более явное падение цен. В Брабанте цены на рожь между 1425 и 1475 гг. равным образом фиксировали упорную тенденцию к понижению. В отношении Арагона и Валенсии складывается такое же впечатление: кривая «долгого времени» обнаруживает в XV столетии застой в ценах. Недостаток драгоценных металлов, который последовал за изобилием его в XIII столетии, вынуждал правительства идти на эти девальвации, сигнал к такой политике подал Филипп Красивый. С 1288 по 1509 г. покупательная способность генуэзского фунта снизилась на 75 %; покупательная способность английского фунта между 1405 и 1464 гг. упала на 28 % для золотой монеты и на 33 % — для серебряной. Во Франции к 1500 г. в турнейском ливре, который содержал 80 г чистого серебра в 1250 г., оставалось не более 22 г. Р. Лопес в своей работе настаивал на наличии депрессии в XIV—XV в., приводя и другие факты. Между Луарой и Рейном существовало 28 городов: с 1100 по 1250 г. они обзавелись первыми 20 земляными валами и 17 усиленными стенами, т. е. 37 новыми крепостными стенами; с 1250 до 1400 г. в них появляется только два земляных вала и 31 укрепленная стена, т. е. 33 новые стены; с начала XV до середины XVI в. имелось только 10 укрепленных стен без первого земляного вала. Согласно автору, это было очевидным доказательством того, что процесс расширения территории городов быстро приходил в упадок. Кроме того, в столь разных городах, как Барселона, Перпиньян, Флоренция, Сиена, Венеция, Модена, Цюрих и Альби, к концу XV столетия численность населения отставала от численности населения первой половины XIV в. Производство сукна во Флоренции сократилось на две трети между 1338 и 1378 гг., и оно не могло преодолеть этот спад (100 тыс. кусков сукна было произведено в 1338 г., но только 14 тыс. — к концу XVI в.). В Ипре на протяжении всего XIV столетия крах суконного производства оказался столь же катастрофическим, как и во Флоренции. С 1350 г. почти непрерывно падает экспорт английской шерсти. В 1480 г. пошлины на вход и выход кораблей в Эстак (Марсель) составляли только 35 % от суммы, которую они давали двумя веками раньше; генуэзская торговля также находилась в состоянии упадка, она сокращается на 70 % между 1290 и 1480 гг. Объем торговли Дьеппа в течение XV в. сокращается на 65 %. Далее Р. Лопес спрашивает: как же не прийти к выводу о том, что вся экономика Западной Европы тогда пребывала в состоянии кризиса? Действительно, войны, эпидемии и неурожаи обрушились на Европу в конце Средних веков. «В повседневной жизни отныне вынужденно отводилось место войне. Рождались люди, которым никогда не было суждено даже узнать, что существует мир, даже по свидетельству их дедушек и бабушек» (Ж. Дюби). Столетняя война продолжалась более века и сопровождалась борьбой между арманъяками и бургундцами, длинными странствиями «великих отрядов», гуситскими войнами в Центральной Европе (1415— 1436), войной Алой и Белой Роз в Англии (1450—1485), гражданскими смутами в Испании и Скандинавии, постоянной и неудачной борьбой против турок — все это было уделом населения Западной Европы в эти «трудные времена». Возьмем в качестве примера Артуа. Военные действия в этой области начались в связи с кампаниями Филиппа Красивого; после этого через графство прошли отряды английской конницы, которые покидали Кале; наконец, здесь продолжалась Столетняя война как борьба между Францией и Бургундским домом. В отчете о доходах провинции Ланды за 1438—1439 гг. отмечалось, после того как здесь прошли «англичане», «земли разорены, посевы испорчены, и здесь нет ни одного человека, который пожелал бы их культивировать и обрабатывать, и в то же время жители названной провинции покидают ее, так что обитают там только бедные женщины». В 1472 г. французская армия вторгается в Артуа и опустошает долины Канш и Оти, тремя годами позже новая военная экспедиция следует по той же самой дороге и доходит до Арраса и Бопома: в первом походе было разорено 25 деревень и хуторов; во втором — 150. В общей сложности в течение этих двух кампаний полностью был уничтожен 31 приход. Однако все они были восстановлены. Ведь деревни умирают чаще от удушения, чем от предумышленного убийства. Итак, современные исследования доказали, что в Западной и Центральной Европе в XIV—XV столетиях происходило настоящее движение: жители сельской местности покидали ее. Согласно В. Абелю, в Германии (в границах 1937 г.) около 1300 г. существовало приблизительно 170 тыс. поселений, из которых 40 тыс. (т. е. 23 %) исчезают к началу XVI столетия. В Эльзасе между 1340 и 1500 гг. было заброшено 137 сельских поселений. В Провансе в начале XIV в. насчитывалось примерно 625 хуторов и деревень, из них к 1471 г. население отсутствовало в 177. В Наварре около 60 % из 133 исчезнувших в этой стране деревень, которые были перечислены, оказались покинутыми в 1348—1500 гг. В сельской местности неподалеку от Рима в начале XV столетия исчезает 25 % существовавших еще до 1300 г. сельских поселений. В Англии, наконец, огораживания приводят к тому же, поэтому уже с начала XIV в. деревня становится безлюдной, крайней степени упадка этот процесс достиг во второй половине XV в. И разве не являлась главным фактором депопуляции в сельской местности в целом ряде стран «черная смерть», эпидемия чумы в 1348—1350 гг., и ее вспышки в последующие годы? В ба- льяже Понгау на юге Зальцбурга между 1348 и 1352 гг. насчитывалось 66 % хозяйств, утративших своих владельцев, и только в 17 % хозяйств сохранялись прежние держатели; судьба владельцев остающихся хозяйств неизвестна. В Норвегии, стране, которую значительно затронула «черная смерть», в районе Осло обрабатываемая площадь сократилась на 40 % между 1300 и 1400 гг., а средняя цена земли к тому же упала более чем на 40 % во второй половине XIV в. как на востоке, так и на западе королевства. Приходские регистры Живрн (Бургундия) доказывают, что в 1348 г. исчезла половина населения (680 умерших с августа до конца октября, в то время как обычная месячная смертность составляла пять человек при численности населения от 1200 до 1500 человек). В Савойе в приходе Сен-Пьер дю Суси в 1347 г. имелось 108 очагов, но их количество сократилось до 68 в 1348 г. и до 55 — в 1349-м. В семи соседних приходах количество очагов уменьшилось до 142 в 1349 г., в то время как в 1347 г. их насчитывалось 303. Не вызывают ли эти указания сомнение в истинности гипотезы, столь долго существующей относительно того, что во время чумы показатели смертности в сельской местности были ниже, чем в городе? Мы в это не верим. В эпоху Монтеня, как и в эпоху «Декамерона», богатые люди во время эпидемий стремились бежать в сельскую местность. Каноники Саутвелла, которые покинули свой город, чтобы избежать заразы в 1471 и 1479 гг., поступили точно так же. В любом случае, нам известны данные главным образом относительно городской смертности, а она была катастрофической. Во Флоренции, которая насчитывала в 1338 г. 110 тыс. жителей, в 1351 г. сохранилось не более 50 тыс. человек. Население Альби и Кастри между 1343 и 1357 гг. сократилось наполовину. Смерть унесла в 1350 г. 50 % жителей Магдебурга, от 50 до 66 % обитателей Гамбурга, 70 % жителей Бремена. Смертность оставалась не столь высокой в сельской местности, где риск заражения был меньшим. Большинство историков считают, что именно в XIV столетии огромные изменения в экономическом положении крестьянства (поскольку 90 % населения проживало в сельской местности) имеют более глубокие причины, чем его разорение в результате войн или же гибель населения вследствие чумы. Европа к концу XIII столетия была перенаселена, хотя часто и подвергалась многочисленным бедствиям. Центры колонизации были созданы в период демографической экспансии в маргинальные зоны, но «ошибочные учреждения» на началах испольной аренды — из-за низких доходов в Верхнем Провансе, в Англии, в гористых районах Зальцбурга они быстро разочаровали поначалу оптимистично настроенных арендаторов — составили большинство деревень, исчезнувших в XIV—XV вв. Истощение почв и малая рентабельность слишком многочисленных хозяйств неизбежно приводили к неурожаям, упадку в сельском хозяйстве и демографическому спаду. Эпидемии, плохие урожаи и климат, сыгравший свою роль, способствовали превращению упадка, который уже естественно намечался, в катастрофу. Ведь задолго до «черной смерти», в 1315—1317 гг., настоящий голод обрушился на Англию, Северную Францию, Фландрию, Германию и Данию. Кажется, что именно в этот момент положение изменилось в большей части Европы. На протяжении XIV—XV вв. неурожайные годы, похоже, случались чаще, чем в XIII в. В Англии только в первой половине XIV в. насчитывается восемь лет с «крайне низкими урожаями», в то время как на XIII в. в целом пришлось всего лишь четыре неурожайных года. В 1348 г. «черная смерть» поразила население в Орвьето, на протяжении трех последних лет подвергавшееся испытаниям дождями и неурожаями. В Италии и на юге Франции в 1374—1375 гг. наступил настоящий голод. Во Фландрии, Артуа, Эно и Камбрези неурожаи выпали на 1409, 1416—1417, 1437—1439, 1455—1458, 1477—1483,1487—1493 гг. Таким образом, экономическая конъюнктура в 1320—1450 гг. характеризуется не только сокращением производства драгоценных металлов, но и глубоким демографическим спадом. Справедливо можно считать, что в XIV в. европейское население сократилось на треть. Неудивительно, что, несмотря на резкие, хотя и непродолжительные повышения цен в годы неурожая, цены на зерно имели постоянную тенденцию к снижению. Не стало ли меньше ртов, которые надо было кормить, не отсюда ли снижение спроса? Поэтому, например, в Германии возникает значительная миграция из сельской местности в города; отсюда в Англии ускорение процесса огораживаний: крупные собственники, пользуясь экономической и физической слабостью крестьян, отдавали овцам — «пожирателям людей» — земли, изъятые из производства зерна. агнца», чудо Гента, был написан братьями ван Эйками между 1413 и 1432 гг. Точно так же XV столетие отмечено «золотым веком» фламандской живописи. Любой, кто восхищен Хофбургом в Вене, роскошным одеянием священников, в которое облачались в XV в. при Бургундском дворе во время церемоний ордена Золотого руна, может спросить, как подобное великолепие существовало наравне с такими бедствиями? Во Франции именно в самый темный период (1380—1420) были выполнены великолепные иллюминированные рукописи, теперь известные как «Книга охоты» Гастона Феба, «Роскошный часослов Богоматери», «Роскошный часослов герцога Беррийского». Следует ли верить Ч. Чиполла и Э. Комински, которые утверждают, что никакой экономической депрессией эпоха Возрождения не была отмечена? Или же, напротив, вслед за Р. Лопесом, считать, что «деньги вкладываются в искусство, когда рынок сбыта сужается»? Этот же автор уверяет, что итальянские тираны эпохи Треченто и Кватроченто строили церкви и дворцы для того, чтобы уничтожить безработицу. Конечно, было бы ошибочно априори связывать экономический рост и расцвет искусства. Но главным образом не следует заключать сложную судьбу человечества в слишком жесткие рамки экономических категорий. Анализ экономического спада выявляет и предпочтительные моменты, например, знаки преуспеяния могут быть локальными, они корректируют, по крайней мере частично, воздействие факторов депрессии. Даже если историк выпрямляет общие направляющие тенденции, он должен принимать в расчет региональные особенности, характерные для этого периода. Так, в первые десятилетия XV в. в Брабанте активно возобновляется производство сукна, и экспорт в Центральную Европу становится удовлетворительным. Долина реки По, лучше осушенная, кажется более богатой после 1350 г., чем до этой даты. Что касается Венеции, то нет никаких доказательств, что в XIV—XV вв. она переживала длительный период упадка. Во Флоренции производство сукна понесло тяжелый ущерб, вероятно, со времен «черной смерти», однако производство шелка получило небывалый подъем. Правда и то, что экспорт английской шерсти после 1350 г. снизился. Однако текстильная промышленность начинает развиваться за Ла-Маншем: в 1480 г. Англия экспортировала 62,5 тыс. кусков сукна в год, а в 1400 г. — только 27,7 тыс. Более того, одиннадцать вспышек чумы поразили Лондон в XV в., но цифры показывают, что ни одна из них не помешала вывозу сукна. Что касается снижения производства злаковых культур в большей части Европы, то оно, конечно, спровоцировало расширение площади пастбищ и значительное разведение технических культур: льна, конопли, хмеля, маслосодержащих растений, вайды и марены1. Сельское производство достигло тогда немалого прогресса в Нидерландах, на западе Франции и в Южной Германии, вследствие чего в двух первых областях наблюдается увеличение производства льняных и конопляных тканей, бумазеи — в третьей. Наконец и главным образом, быстрая депопуляция населения повлекла за собой повсеместное существенное повышение заработной платы — рабочей силы не стало хватать. Многие историки считают, что в результате этого во второй половине XIV в. средний доход на душу населения в Европе увеличился на большей части ее территории. Экономическая депрессия в итоге позволила бы гораздо меньшему количеству людей распределить стагнирующее количество доходов. Это повышение уровня жизни объяснило бы повышение цен на масло и мясо, эти относительно дорогие продукты питания, в то время когда цены на зерно снижались. Чтобы понимать эпоху Возрождения, надо отказаться от идеи, что снижение цен на зерно и демографический упадок в обязательном порядке означают всеобщее ухудшение общественного положения людей. Конечно, Ренессанс возникал среди страданий, и это следует иметь в виду. Его начало связано с эпидемиями, неурожаями и войнами, с паникой, вызванной «черной смертью», и истреблением евреев, на которых возлагалась ответственность за все несчастья, с шествиями по улицам флагеллантов, оставлявших за собой кровавые следы. Но налицо было Возрождение, потому что люди в Западной Европе преодолевали трудности и извлекали из 7 них выгоду.Европейская цивилизация не повернула вспять, не была поражена духом упадка и пассивности. Искусство пламенеющей готики доказывает, что Европа сохранила свое воодушевление, свою фантазию, свою молодость. Движение общества к светской жизни и светской культуре начинается еще до XIV столетия, непрерывно продолжается, уточняется и ускоряется. Личность продолжает проявляться. Более того, испытания в трудные времена выдвигают на передний план такие личности, как Этьен Марсель или Жанна д’Арк, которые в более милостивые времена оставались бы в тени. Постоянно ставятся под сомнение такие понятия и структуры, которые казались вечными: феодальная иерархия, авторитет церкви, неколебимость таинств. Возможно, именно поэтому в периоды голода и войн земля и люди привлекают к себе наибольшее внимание художников — а именно это стало магистральным течением Возрождения, — они оказались более восприимчивы к настоящему, чем к прошлому. Они интересовались пейзажем, перспективой, индивидуальными чертами человека. Несмотря на постоянные трудности повседневности, творческая жизнь людей Западной Европы продолжалась — были изобретены книгопечатание и помпа для выкачивания воды из шахт. Следует также подчеркнуть использование технических приспособлений, уже известных, например в навигации или в других сферах. Люди этой эпохи имели, наконец, мужество встречать лицом к лицу опасности океана, в течение долгих месяцев устремляясь, как казалось, к дружеской линии горизонта, видной с берега. Решительный рывок был сделан Западной Европой в XIV—начале XVII вв. Она могла бы отказаться от него, когда ее настигли бедствия, в частности в 1320— 1450 гг. Конечно, Западная Европа иногда была охвачена страхом — перед турками, перед Великим расколом, перед ожиданием неизбежного Страшного суда. Но в конечном счете была найдена формула, которая сделала ее свободной. Античные искусство и литература предоставляли ей больше, чем выход, скорее подлинный толчок к обновлению; религиозные реформы XVI столетия (и протестантская, и католическая) вернули ей доверие к Богу; Великие географические открытия позволили господствовать над миром. Но повторим: эти результаты стали возможны только благодаря постоянным, терпеливым и рискованным действиям; религиозные реформы в XVI в. не могут быть отделены от кризиса Великого раскола; виртуозная живописная техника в создании иллюзии реальности в конце Ренессанса, в эпоху Кватроченто, была достигнута умением передавать перспективу; открытие Америки не было бы возможно без португальских путешествий вдоль берегов Африки. Когда Беноццо Гоццоли написал около 1460 г. на стене дворца Медичи непревзойденную, великолепную фреску «Поклонение волхвов», Италия уже вышла из состояния упадка. На этом пути она опередила остальную Европу. Хотя к концу XV столетия Южные Нидерланды и немецкая Ганза еще продолжали жить в атмосфере кризиса, экономическое возрождение являлось достоверным фактом не только в Италии, но и во Франции, в Англии, на Пиренейском полуострове, в Южной Германии и Чехии. Возобновление производства на серебряных рудниках Центральной Европы сыграло, разумеется, определенную роль в этом восстановлении конъюнктуры. Но как пренебрегать очевидным демографическим подъемом? Он шел еще очень медленно в XV в., но стабилизировался в XVI в., возвращая рабочие руки в сельское хозяйство. Во французской сельской местности еще до конца XV в. дома поднялись из развалин, земли, бывшие под паром, снова стали обрабатываться, многие из покинутых деревень были снова заселены. Руэрг отдал избыток своих жителей Керси, опустошенному Столетней войной. Гиень, также разоренная, восстановилась благодаря иммигрантам из Шаранты, Пуату и Вандеи. «Леса снова отступают; растут силуэты новых поселений; посевы расширяются за счет пастбищ, производство зерна выше производства шерсти и мяса» (Э. Ле Руа Ладюри). Французский моралист XVI в. напоминает о крестьянах, «которые поют каждый день в полях и храпят ночью в своих домишках». Нас долго и часто уверяли, что в Испании на протяжении XVI в. сокращалось население. Недавние исследования доказывают обратное. В переписях отмечается, что в 1541 г. в Кастилии насчитывалось 891 454 очага, а спустя пятьдесят лет их было уже 1315,7 тыс., т. е. их количество выросло на 47 %. Города, как и сельская местность, воспользовались этим демографическим взрывом. Ренессанс увидел триумф большого города. Население увеличилось тогда во всей Европе. Именно отсюда рост спроса на зерно и повышение цен на него в Париже, Риме, Лондоне, Антверпене, а также во Львове. Следует ли все еще связывать повышение цен в XVI в. (которое, впрочем, не было «революцией цен»: номинальные цены за столетие возросли приблизительно на 300 %, а во Франции с 1875 по 1961 г. — на 35 000 %) исключительно с наплывом драгоценных металлов (сначала немецких, затем американских), благодаря которым Европа благоденствовала начиная с 1460 г.? Если бы это было так, повышение цен имело бы точный эквивалент в девальвации валюты, по мере того как увеличивался бы запас драгоценных металлов. Но повышение цен было в целом значительнее девальвации денег. С другой стороны, все цены должны были бы возрастать в данном месте в одно и то же время одинаково, но этого не произошло. Другие факторы сыграли свою роль, а именно демографическая волна, урбанизация, увеличенный спрос на зерно, возрастание скорости движения валюты, повышение кредитов и распространение роскоши — вот феномены, которые характеризуют экономическую экспансию XVI столетия и одновременно, впрочем, общий процесс замедленного роста зарплаты в соответствии с ценами. Таким образом, отвести Америке ее настоящее место при объяснении конъюнктуры Ренессанса не означает преуменьшать се огромную роль, которую она с тех пор сохраняла (впрочем, вместе с Ост-Индией) в интересах, заботах и в целом в жизни Европы. Великие географические открытия означали в контексте западной цивилизации торжество морских путешествий на длительное время. Более чем 18 тыс. кораблей плавают с 1504 по 1650 г. между Испанией и Америкой. Между Новым Светом и Европой отныне существует непрерывный обмен: Америка отправляла в Европу свои драгоценные металлы, свой индиго, свою кошениль '.свой сахар; Испания,Португалия и вскоре Англия ввозили туда свои технические достижения, книги, людей. Кошениль — название нескольких видов насекомых, из которых добывают красную краску — кармин. Хотя подобные насекомые обитали и в Европе, ценилась мексиканская кошениль, вытеснившая на рынке другие вилы. В эпоху Ренессанса Европа экспортировала не только Европу, она стала экспортировать и Африку. И это — вина Европы. Ведь необходимо подчеркнуть, что на территориях, недавно завоеванных, поиски и добыча золота, а затем производство культуры тростникового сахара на Антильских островах, в Бразилии, позже в Северной Америке, требовали тяжелого ручного труда. Европа, которая не прекращала в течение Средних веков использовать рабов, с 1501 г. начала вывозить негров из Африки в Америку. В течение трех первых веков американской истории европейцы доставили в Новый Свет в четыре раза больше темнокожих, чем белых, — около 4 млн рабов. Ренессанс, таким образом, оказался связанным с возникновением заокеанской проблемы афро-американцев.