Из космоса Земля представляется маленькой и весьма уязвимой планетой. С такого расстояния трудно себе представить все те конфликты, которые сотрясают человечество. Спутниковое телевидение охватывает континенты, а сцены разыгрывающихся там войн или голода потрясают сознание людей во всем мире и вынуждают правительства разных стран к действиям. Однако подобные репортажи тщательно отбираются, а потому многое в мире контролируется правящей элитой. Ракеты, выводящие спутники на орбиту, могут быть превращены в грозное оружие уничтожения, поэтому они держат мир в страхе. Следовательно, тех-нология не способна к созданию единого мира. Но тогда, возможно, это удастся сделать торговле? Она тоже охватывает весь мир, позволяя путешествовать повсюду гораздо свободнее, чем когда-либо прежде, однако прибыли от нее распределяются слишком неравномерно. Пропасть между богатыми и бедными становится гораздо шире, чем была в начале века. Конфликты, вспыхивающие в Азии, Африке и на Ближнем Востоке, чаще всего носят характер гражданских войн. Они больше не воспринимаются в качестве составной части глобального противостояния, однако это не уменьшает их количества. Мир оказался гораздо более расколотым, чем это было прежде. Несмотря на растущее согласие в вопросе о наиболее эффективных способах управления национальными экономиками, антагонизмы не исчезают. Идеологические столкновения по поводу свободы и приоритета прав человека по-прежнему глубоки. Сегодня Соединенные Штаты Америки остались единственной мировой сверхдержавой — и именно по этой причине ей нет больше смысла таковой оставаться. Американцы могут выбирать — вступать или не вступать в союзы со странами Западного полушария, с Японией на Тихом океане или с членами НАТО в Европе. Лишь на Тихом океане и в Европе США продолжают держать свои военные базы. Во всех остальных местах они прибегают к вмешательству, если президентская администрация решит, что там возникла угроза национальным интересам США — как это было на Ближнем Востоке во время войны в Персидском заливе или при поддержке Израиля и посредничестве в израильско-палестинском конфликте. Гуманитарные миссии оказывают помощь людям в тех регионах, где национальные интересы Америки не слишком велики. В 90-х годах американские политики произвели переоценку своих стратегических целей. Самая фундаментальная из подобных переоценок связана с распадом Советского Союза, лишившего США «врага номер один». Взаимные страхи рассеялись, а разоружение, в том числе и ядерное, успешно продолжается. Ничто не может более наглядно проиллюстрировать удивительные перемены, чем тот факт, что администрация Клинтона выступила посредником при заключении соглашения между Россией и Казахстаном. Казахстан отказался от своих ядерных боеголовок и продал их урановую начинку Соединенным Штатам. Глобальные интересы России и Запада имеют гораздо больше общего, чем отличий, и, прежде всего, обе стороны заинтересованы в сохранении мира. Международная политика администрации Клинтона претерпела заметные изменения со времен его первого президентского срока (1992-1997). А ведь еще во время своей избирательной компании он обвинял Буша в том, что тот уделяет международным делам слишком много внимания в ущерб домашним проблемам. От своего предшественника Клинтон унаследовал печально закончившуюся интервенцию в Сомали, а также проблему Гаити, где военные свергли законно избранного президента, и толпы отчаявшихся беженцев устремились морем в Соединенные Штаты, причем многие из них 875 тонули из-за перегруженности лодок. Бесчеловечная война в Боснии продолжалась не один год, а боснийские мусульмане не могли защищать себя самостоятельно. Клинтон предложил помочь им, отменив эмбарго на поставки оружия и нанеся воздушные удары силами стран НАТО по сербским позициям. Подобное предложение вызвало смятение в его собственной администрации. В октябре 1993 года американское вмешательство в сомалийский конфликт было усилено прибытием в Мо-гадишо морских пехотинцев, которые должны были положить конец клановой вражде, но все это закончилось тем, что повстанцы протащили по улицам города обнаженный труп пилота сбитого ими американского вертолета. Благодаря телевидению вся Америка могла видеть собственное бессилие и унижение. Клинтон колебался, пытаясь найти самое удачное решение в деле с гаитянской хунтой, поскольку был не готов рисковать жизнями своих сограждан ради восстановления демократии в этой центральноамериканской стране. В итоге, 600 легковооруженных канадских и американских миротворцев, уже готовых к высадке на Гаити, были остановлены при виде раздраженной толпы гаитян, руководимых военными. В октябре 1994 года Клинтон все же предпринял решительный шаг и посланные на Г аити войска восстановили власть законно избранного президента Жана Бертрана Аристида, хотя он и подозревался в марксистком уклоне. Во время первого года администрации Клинтона, Конгресс отверг большинство предлагавшихся им путей решения домашних проблем, хотя демократы имели большинство, как в Сенате, так и в Палате представите-лей. Единственным успехом президента стало принятие бюджета, который продемонстрировал финансовую осмотрительность и бережливость, увеличил налоги на богатых и усилил меры социальной защиты. Кстати, там были стимулы для тех, кто сидел на «вэлфере», отказаться от него и найти себе работу. Г лавная реформа касалась создания всеобъемлющей системы здравоохранения, и именно это принесло Клинтону множество го-лосов избирателей на выборах 1992 года. Этой реформой занималась его жена Хиллари. Однако у нее не было опыта работы с Конгрессом, в результате чего лоббисты, а также консерваторы обоих мастей — как республиканцы, так и демократы, — провалили амбициозные планы четы Клинтонов включить тридцать семь миллионов американцев в новую систему здравоохранения. При этом они сыграли на старом страхе перед «национализированной» медициной, а также заявили, что это потребует новых налогов, которые увеличат безработицу. Кроме того, положение са-мой Хиллари было изрядно подорвано голословными обвинениями в допущенных ей правонарушениях. Сам Клинтон обнаружил замечательную способность к быстрому восстановлению своих физических и душевных сил перед лицом политических неудач, личных нападок и упрямого неприятия его планов по созданию основ будущего американского процветания и мирового влияния на основе «экономической дипломатии». Ему удалось сломить сопротивление оппозиции, состоявшей как из республиканцев, так и из демократов, которые опасались того, что свободная торговля приведет к безработице, и обеспечить утверждение Северо-американского соглашения о свободе торговли (NAFTA), которое соединяло США, Канаду и Мексику. Это произошло в ноябре 1993 года, а в декабре 1994 он сумел добиться утверждения решений уругвайского раунда Генерального соглашения о тарифах и торговле(САТТ). Он также планировал расширить соглашения о свободной торговле за счет включения в них Чили и Аргентины, а к 2005 году — и всех остальных стран Латинской Америки, за исключением Кубы. Другая цель свободной торговли состояла в том, чтобы упрочить связи США и Азии. Еще более настоятельной была необходимость исправить торговый дисбаланс с Японией. Однако угрозы Клинтона не испугали японцев, которые различными путями продолжали возводить барьеры на пути иностранного импорта. Клинтон пытался увязать торговлю США и Китая с соблюдением китайскими коммунистами прав человека, однако даже обещание предоставить Китаю «статус наибольшего благо-приятствования» ни к чему не привело. Американских экспортеров гораздо больше интересовали не китайские диссиденты, а огромный китайский рынок сбыта. В декабре 1995 года значительно улучшились отношения с Европейским Сообществом, после чего свободная торговля между Европой и Соединенными Штатами стала принципиально важной целью. Таким образом, Клинтон видел в США, как самой экономически-могущественной стране мира, рычаг для создания уже в XXI веке системы мировой торговли. Неудачи в отношениях с Китаем и Японией, преследовавшие администрацию Клинтона в первые годы ее работы, были очевидны, а успехи, которые могли принести дивиденды в будущем, производили на публику гораздо меньшее впечатление, чем постоянные скандалы, связанные с обитателями Белого дома. Многие из тех, кто раньше поддерживал Клинтона, стали его врагами — так, либеральные демократы сочли личным оскорблением политику ежегодного предоставления Китаю статуса наибольшего благоприятствования в торговле, несмотря на нарушение им прав человека. Кроме того, они противились его планам ограничения «велфэра» и ужесточения уголовного законодательства. 876 Клинтон вынужден был качнуться вправо, в результате чего рейтинг его популярности у американцев заметно упал. Сообщения средств массовой информации о чете Клинтонов стали сопровождаться рассказами о постоянных скандалах. Сознавая наличие политического вакуума и отсутствие ясно осознанной миссии, конгрессмен Ньютон Джингрич — лидер республиканцев в палате представителей — затеял кампанию, в результате которой к выборам в Конгресс в ноябре 1994 года, был создан новый республиканский манифест. Он назывался «Договор с Америкой» и состоял из десяти весьма консервативных пунктов, среди которых были: отказ в предоставлении «незаслуженного» «велфэра» для юных женщин, имеющих внебрачных детей, понижение налогов на богатых, отказ от участия американской армии в миротворческих силах ООН, повышение фискальной ответственности и т.д. Реакция многих избирателей состояла в отказе от участия в промежуточных выборах и общем разочаровании как политиками вообще, так и президентом Клинтоном в частности. В итоге, выборы убедительно выиграли республиканцы, получившие большинство в обеих палатах Конгресса, а Ньютон Джингрич стал новым спикером Палаты представителей. Однако, начиная с конца осени 1994 года, Клинтон вновь стал набирать очки, что позволило ему в ноябре 1996 года быть переизбранным на второй срок — благодаря политической хитрости, а также вовремя предпринятым мерам, — и, невзирая на сопротивление республиканцев, имевших большинство в Конгрессе. «Новый демократический» курс ужесточил уголовный кодекс и условия предоставления «велфэра», а также гарантировал возможность переподготовки всем желающим найти работу и наказание в виде изъятия «велфэра» для нежелающих этого делать. Для большинства американцев, обрадованных оживлением экономики и снижением уровня безработицы ниже 5 %, эта программа выглядела весьма привлекательно. Теперь процветание страны зависело от экспорта товаров и услуг, составлявшего треть валового национального продукта. Американское общество вновь доказало свою созидательную силу и изобретательность. Был достигнут политический консенсус по поводу сокращения и сбалансирования бюджета к 2002 году. По этим фундаментальным проблемам между «новыми республиканцами» и демократами почти не было споров. Однако Клинтон наложил вето на более существенное урезание медицинской программы заботы о престарелых. В декабре 1995 года Конгресс и администрация зашли в тупик по поводу нового бюджета. Утверждения последней о том, что у государства нет денег, чтобы платить федеральным служащим, принудило республиканцев к поиску компромисса. Сам Клинтон призвал встать выше партийных пристрастий. Однако по поводу расовых проблем он продолжал придерживаться консервативных взглядов, проводя традиционную политику интеграции на основе образования и воспитания. Экономический вес черных и испано-говорящих американцев заметно возрос, что наглядно доказывало снижение расовых противоречий. К моменту президентских выборов, состоявшихся в ноябре 1996 года, дела Клинтона шли хорошо. Самый опасный из потенциальных конкурентов — генерал Колин Пауэлл, возглавлявший объединенный комитет начальников штабов во время войны в Персидском заливе, не стал выдвигаться республиканцами в качестве их кандидата. Вместо него был предложен сенатор Роберт Доул, который вел свою избирательную кампанию весьма благопристойно. Кандидатом от «третьей силы» стал Росс Перро. На руку Клинтону играл экономический бум и постепенно начавшееся улучшение уровня жизни большинства простых американцев. Количество насильственных преступлений сократилось, профессиональные менеджеры и «синие воротнички» были обеспечены работой, хотя ввиду проводимой реструктуризации своих отраслей не могли быть уверены в ее сохранности. Верхи наживали большие прибыли — намного больше прежних. Ключевым словом стала «гибкость». Впрочем, сохранялись и традиционные проблемы — такие как упадок городов, наркотики, деклассированные элементы в охваченных депрессией районах, причем большинство этих элементов составляли черные и испаноговорящие американцы. Медицинское страхование не стало общедоступным, а над обеспеченными людьми по-прежнему висела угроза лишения работы и обнищания. Для ведения международных дел Клинтон создал сильную команду во главе с Г оссекретарем Мадлен Олбрайт. Короче говоря, веду-щая мировая держава тоже страдала от недостатков демократии, взывающих к необходимости реформ. Выборы в США требуют создания огромных денежных фондов. Государственные средства, которые выделяются кандидатам в президенты для ведения избирательной компании, составляют малую толику по сравнению с пожертвованиями, причем те, кто вносит эти пожертвования, естественно, ждут от них отдачи. Способ создания фонда в поддержку Клинтона вызвал немало нареканий. Ночь в спальне Линкольна в Белом доме была вполне невинной по своим последствиям, гораздо больше вопросов вызывали огромные пожертвования, а уж когда они делались иностранными основателями фондов, то подозрения удваивались. Необходимость аккумуляции огромных средств в виде фондов заставляла некоторых кандидатов в президенты вплотную 877 подходить, а порой и переступать опасную черту, за которой начиналось нарушение закона. В качестве кандидата Клинтон то и дело был вынужден отбивать всевозможные обвинения в неправильном руководстве страной в течение первого срока своего президентства, в то время как его жена оказалась вовлечена в арканзасскую авантюру, получившую название «Уайтуотер», и связана с обанкротившимся «Мэдисон сэвинг энд лоан бэнк», который эту авантюру кредитовал. Таким образом, супруги подвергались нападкам со всех сторон. Средства массовой информации живо обсуждали сенсационные утверждения одной молодой женщины, обвинявшей президента в сексуальных домогательствах и утверждавшей, что она может подтвердить это, рассказав о характерных особенностях его гениталий. Подобные утверждения, как правило, расследуются годами. Травля президента унижает его сотрудников, а когда это делают его политические противники, то это наносит вред национальным интересам. Политическое и экономическое развитие Латинской Америки имело решающее значение для ее отношений с Соединенными Штатами. При этом Куба продолжала оставаться парией западного полушария. Угроза распространения кубинского марксизма на остальные страны континента давно исчезла. Торговое эмбарго, наложенное США, нанесло серьезный вред населению острова, хотя главный источник его нищеты заключался в коммунистической модели экономики, которая теперь была даже вынуждена отказаться от своих ранних достижений в виде хорошо поставленной системы медицинского обслуживания. Однако американская враждебность не столько ослабляла, сколько усиливала поддержку режима Кастро. На протяжении всей своей истории кубинцы столько раз яростно боролись за независимость, что теперь гордо отказывались уступить давлению со стороны США. Даже лишившись своего главного союзника — СССР, Куба все же могла рассчитывать на небольшую иностранную поддержку, поскольку некоторые западные страны отказались присоединиться к американскому эмбарго. С окончанием «холодной войны» марксистское партизанское движение в Латинской Америке пошло на убыль. Оно было или разгромлено — как в Перу, или заключило мир со своими противниками — как в Никарагуа. Поэтому опасность социальных революций по примеру кубинской заметно уменьшилась. Политические реформы ограничили власть военных и расширили электоральную базу, сделав менее вероятными военные перевороты. В середине 90-х годов большинство из 35 стран Западного полушария наслаждалось относительным спокойствием. Латинская Америка взяла за образец западные модели управления экономикой, адаптировав их к собственным условиям. Субсидии были пре-кращены, экономика приватизирована, торговые барьеры снижены, инфляция подавлена. После кризисов и застоя 80-х годов и вынужденных ограничений в начале 80-х, к середине 90-х годов реформы стали приносить свои первые результаты в виде роста уровня жизни и низкой инфляции. Однако шок от жестких мер, предпринятых на протяжении достаточно короткого промежутка времени, имел неприятные последствия. Производительность труда возрастала за счет сокращения количества работающих, поэтому миллионам бедняков нечему было радоваться. В течение примерно пятнадцати лет неравенство доходов бедных и богатых, не только не уменьшалось, но возрастало. Обнищавшие крестьяне устремились в городские трущобы, где полностью отсутствовали элементарные условия гигиены. Западный образ жизни бок о бок соседствовал с образом жизни «третьего мира». Потребность в выращивании наркотиков лишала крестьян их земельных наделов. Величайшая открытость и расширение торговли с Соединенными Штатами, привела к росту коррупции и расширению торговли теми же наркотиками. Пытаясь привлечь американские инвестиции и испытывая зависимость от экспорта на север континента, страны Латинской Америки продолжали гордиться своей независимостью и с подозрением относились к попыткам могущественных соседей вмешиваться в их внутренние дела. Неравноправ-ные отношения способны осложнить любое дело, в то время как помощь может вызвать не признательность, а негодование. В конце XX века Латинская Америка оказалась перед огромными проблемами — обслуживание иностранных займов, подъем уровня образования и избавление от крайней нищеты, поражавшей в основном индейское население. Кроме того, необходимо было сглаживать остроту противоречий, которые еще могли вылиться в форму восстания самых обездоленных, оберегать окружающую среду, регулировать рост численности населения. Помимо этих общих проблем, у каждой из тридца-ти пяти стран континента имелись и свои частные проблемы. Кстати, только в трех странах Латинской Америки— Бразилии (166 млн), Мексике (97 млн) и Аргентине (35 млн) проживает более двух третей всего населения континента, составляющего 444 млн человек. США установили самые тесные связи со своим ближайшим соседом — Мексикой. В ноябре 1993 года, после продолжительного лоббирования со стороны администрации Клинтона к договору о свободе торговли между США и Канадой присоединилась Мексика, после чего он был одобрен американским Конгрессом. 878 С 1 января 1994 года Мексика стала полноправным членом Северо-американской ассоциации свободной торговли. Спустя год, когда мексиканская валюта оказалась на грани обвала, Клинтон оказал Мехико помощь в виде гарантированных кредитов. Финансовый кризис, тяжело отразившийся на всех странах Латинской Америки обремененных большими долгами, ускорил экономические и политические реформы. Мексиканская Революционная партия правила страной с 1929 года, причем это была не столько политическая партия в западном понимании, сколько своеобразная политическая структура, контролировавшая правительство путем оказания услуг, коррупции, а то и подтасовки результатов голосования. Предел падения оказался достигнут в марте 1994 года, когда кандидат в президенты от этой партии был убит. Место убитого кандидата занял распорядитель его президентской кампании Эрнесто Седилло, который и выиграл выборы. Новый президент начал демократические и экономические реформы, одновременно с этим пытаясь справиться с «сапатиста» — повстанцами из числа индейцев майя, проживавших на юго-востоке страны и сильно пострадавших от предшествовавших репрес-сий. Финансовый кризис 1994-1995 годов привел к спаду, больно ударившему по беднейшим слоям населения. Однако твердое намерение Седилло навести порядок в среде мексиканских политиков снискало ему широкую общественную поддержку. Поворотный пункт пришелся на всеобщие парламентские выборы в июле 1997 года, когда правящая Революционная партия впервые за все время своего существования утратила абсолютное большинство в мексиканском Конгрессе. Почти половина штатов и местных ассамблей, включая Мехико, перешли под контроль оппозиционных партий. Ныне надежды на прогресс связываются в Мексике с тем, что спад преодолен, а НАФТА должно заработать в полную силу. В Канаде, северном партнере США по НАФТА, политический пейзаж претерпел значительные изменения в 1993 году— в год первой инаугурации Клинтона. Октябрьские выборы 1993 года закончились полным провалом Прогрессивно-консервативной партии, которая сократила свое представительство в парламенте со 155 депутатов до 2, зато Либеральная партия завоевала 177 мест из 301, сепаратисты из «Квебекского блока», возглавляемые Люсьеном Бушаром, — 54, а правая «Партия реформ западной Канады» — 52 места. На этих выборах произошел отказ от системы пропорционального представительства, поэтому они не отражали общенациональную поддержку той или иной партии. Так, «Квебекский блок», который пользовался наибольшей поддержкой среди франкоговорящих канадцев, получил 54 места, хотя за него проголосовало 14 % всех избирателей, в то время как консерваторы, которых поддержало 16 %, получили всего 2 места. После выборов премьер-министр Жан Кретьен, который до этого целых девять лет нахо-дился в оппозиции, сформировал правительство из представителей Либеральной партии. Его администрация поставила перед собой задачу избавить экономику Канады от присущих ей недугов. Ценой роста безработицы правительство урезало свои расходы и сократило дефицит бюджета. После этого экономика испытала подъем, хотя в 1997 году безработица достигла 9 %. Проблема Квебека, мечтающего о независимости, стала менее острой после референдума 1995 года, когда за выход из состава Канады проголосовало всего 50 000 человек. Канадский федерализм продолжает отвергать любые соглашения с сепаратистами и играет большую роль в политической жизни страны. Ни одна из предпринятых ранее попыток внести изменения в конституцию страны (Мич Лэйк, 1987; Шарлоттаун, 1992) не получила одобрения англо говорящих канадцев. На западе страны лидер «Партии реформ» Престон Мэннинг яростно противится специальному соглашению с Квебеком и признанию его «отдельным сообществом», хотя при этом и сам мечтает получить большую автономию от федерального правительства в Оттаве. Всеобщие парламентские выборы, проведенные Жаном Кретьеном в июне 1997 года, сохранили за либералами большинство голосов, однако отразили рост противоречий между субъектами канадской федерации. Идея распространить к 2005 году договор о свободной торговле на все страны Латинской Америки была в принципе одобрена всеми лидерами этих стран, за исключением, разумеется, Кастро, который не был при-глашен на встречу на высшем уровне, проходившую в Мехико в декабре 1994 года. В 1997 году эта цель получила свое дальнейшее подтверждение, однако ее окончательное достижение — дело будущего. Не считая Мексики, которая 80 % своего экспорта направляет в Соединенные Штаты, и стран Центральной Америки, которые экспортируют в США половину производимой ими продукции, у остальных стран Западного полушария 3/4 экспорта приходятся на другие страны мира. Так как США не являются для них важнейшим торговым партнером, поэтому они боятся отказываться от всевозможных протекционистских мер. Латинской Америке удалось подавить инфляцию благодаря целому ряду мер. Несмотря на спад, это оказалось благом для обездоленных, которым теперь не надо платить космические цены за предметы первой необходимости. Одним из самых решительных реформаторов является президент Перу Альберто Фухимори. Ему удалось разгромить местных партизан и установить 879 твердую президентскую власть, благодаря чему он сумел переизбраться на второй срок в 1995 году. Однако с уменьшением угрозы внутренних беспорядков, его авторитарный стиль правления начал наталкиваться на возрастающее противодействие. Впрочем, экономический бум и снижение инфляции с 1000 % до 10 % смогут сказать свое слово на следующих выборах, когда избирателям вновь придется выбирать между сильным лидером и возможной смутой. Аргентинский президент Карлос Менем, избранный на этот пост в 1989 году, унаследовал страну от своего предшественника Рауля Альфонсина в тяжелое время. Финансовая бережливость и экономические реформы подавили гиперинфляцию и привели к трехгодичному росту. Аргентина особенно сильно пострадала от последствий мексиканского экономического кризиса, однако к 1997 году, благодаря иностранным инвестициям, либерализации торговли и приватизации, ее экономический рост возобновился. Разумеется, классическая формула рыночной экономики имела и свою обратную сторону — безработицу в 17 % как цену модернизации. В 1990 году Бразилия, Аргентина, Парагвай и Уругвай создали региональную экономическую зону свободной торговли — Меркосур. В 1996 году к ним, на правах ассоциированного члена, присоединилась Чили. Благодаря Меркосуру товарооборот между этими странами возрос в пять раз. Спустя десять лет после окончания периода правления военных и перехода власти в руки гражданских, Бразилия сумела многого достичь. Объем ее валового внутреннего продукта в середине 90-х годов был срав-ним с объемом внутреннего продукта Китая, чье население в 7,5 раз превышает население Бразилии. Страна стала свободно торговать со всем миром. Однако функционирование демократического правительства было еще далеко от совершенства. В декабре 1992 года президент Фернандо Коллор был изгнан со своей должности в результате скандала. Его преемник Итамар Франко унаследовал экономику, в которой свирепство-вала гиперинфляция в 1000 %. Фернандо Генрик Кордозо, назначенный министром финансов, начал экономические реформы и, несмотря на вызванные ими трудности, сумел быстро остановить инфляцию. В 1995 году Кордозо стал президентом Бразилии. Точно так же как в Перу или в Аргентине, его экономическими приоритетами являлся свободный рынок и подавление инфляции. Это принесло Кордозо поддержку избирателей. Однако проблемы защиты тропических лесов, спасения индейцев и заботы о миллионах бедняков, живущих в трущобах, продолжали оставаться такими же острыми в конце 90-х годов, как и прежде. И в Бразилии «третий мир» и западный стиль сосуществовали бок о бок. Прогрессу Латинской Америки сильно мешает низкий образовательный уровень беднейших слоев населения. В одной только Бразилии свыше 2,5 млн детей вообще не ходят в школу, а те, кто это делает, как правило, ограничиваются шестью классами. Для Тихоокеанского региона одной из важнейших проблем продолжала оставаться проблема вооруженной охраны границ. Северная Корея по 37-й параллели противостояла Южной, а Япония и Тайвань — коммунистическому Китаю. Соединенные Штаты и их союзники продолжали демонстрировать свою готовность охранять границы между двумя мирами — и это несмотря на значительное расширение китайского товарооборота со всем миром. Особенно наглядно это было продемонстрировано во время тайваньского кризиса в феврале-марте 1996 года, когда Китай попытался запугать тайваньцев накануне их президентских выборов. «Поднебесная империя», про-должавшая называть Тайвань своей провинцией, затеяла военные маневры в Тайваньских проливах. Тогда США послали в Южно-Китайское море два авианосца, убедительно демонстрируя готовность на силу ответить силой. Кризис разрешился так же быстро, как и начался, — Китай отступил, продолжая лелеять мечту о возвращении Тайваня на тех же условиях, на которых 1 июля 1997 года ему был возвращен Гонконг — то есть «одна страна — две системы». Однако 22 млн тайваньцев отнюдь не желают возвращаться в лоно коммунистического Китая, несмотря на мягкие уговоры или жесткие угрозы со стороны его лидеров. На душу населения Тайвань производит продукции в 18 раз больше, чем Китай, а различный уровень жизни китайцев и тайваньцев наглядно демонстрирует экономические успехи последних. Да и политические системы различны — многопартийная на Тайване, однопартийная — в Китае. Президент Тайваня Ли Тенху, избранный в 1996 году, проводит демократическую политику, поэтому когда-нибудь в будущем оппозиция вполне сможет отстранить от власти партию Г оминьдан, правящую островом с 1949 года. Мирное развитие Азии зависит от отношений между Соединенными Штатами, Японией и Китаем. В 90-х годах Япония оказалась перед фактом, что ее экономический рост не может продолжаться прежними темпами, а отсутствие определенных регуляторов в экономике породило серьезный финансовый кризис. Главное, что произошло с Японией в послевоенные годы, состояло в изменении роли самой могущественной в военном отно-шении азиатской державы на самую могущественную в экономическом отношении. Теперь главными проблемами 880 японцев стали качество жизни и забота об окружающей среде. При этом они согласились с тем, что многое в их жизни будет решать благожелательная бюрократия. Образование обеспечило послевоенным поколениям равные возможности. Японские бюрократы играют в экономике и законодательстве даже более важную роль, чем политики, хотя последние по определению должны заниматься именно законодательством. Управление бизнесом со стороны компаний, бюрократии и политиков из правящей Либерально-демократической партии (ЛДП), неизбежно порождает коррупцию. Скандалы, связанные со взятками, полученными тем или иным политиком, не сходят со страниц японских газет, при этом коррупция в среде бюрократов достаточно успешно скрывается. В 1994 году ЛДП лишилась власти и ушла в оппозицию. Претерпела ли после этого японская политика серьезные изменения? К октябрю 1996 года на всеобщих парламентских выборах ЛДП вновь набрала большинство голосов, образовала коалиционное правительство и наглядно продемонстрировала, что до глобальных перемен еще далеко. Премьер-министр от ЛДП Рютаро Хасимото пообещал своей стране административные реформы по отношению к бюрократии, но мало что из обещанного было воплощено в жизнь. Политические реформы могут потребовать еще большего времени, поскольку старые партийные боссы из ЛДП по-прежнему держат все нити политической жизни в своих руках. Отношения Японии со своими соседями также практически не изменились — как был провозглашен курс на развитие торговли и уверение в том, что японское присутствие не таит в себе военной угрозы — так он и остался. Конституция запрещает Японии посылать свои войска за границу, поскольку они предназначены лишь для обороны. Основы японской безопасности продолжают зависеть от ее союза с Соединенными Штатами. Действие договора о безопасности от 1960 года было продлено, однако в 1997 году он был пересмотрен — теперь Япония обязалась оказывать помощь американским войскам, расквартированным на ее территории, не только в случае собственной обороны, но в случае американских военных операций в Тихоокеанском регионе. США продолжают держать свои войска не только в Японии, но и в Южной Корее. Администрации Клинтона удалось достигнуть договоренности с Северной Кореей о том, что она не будет создавать собственное ядерное оружие на основе обогащенного урана, произ-водимого на ядерных электростанциях. В обмен на это США гарантируют их безопасную работу. В 1997 году Северная Корея оказалась перед угрозой широкомасштабного голода и получила международную гуманитарную помощь. Южная Корея являет собой одного из самых удачливых «азиатских тигров» — в результате быстрого экономического роста она заполнила своим экспортом рынки всего мира. В этом деле у нее был перед глазами успешный пример «первого тигра» — Японии. Однако слабое правительство, иностранные долги, а также вынужденное соревнование с другими азиатскими странами, обладающими большими запасами дешевой рабочей силы, породило серьезный финансовый кризис, потребовавший массированной помощи со стороны Международного Валютного Фонда. Кроме того, отношения между бизнесом и политикой отличаются значительной степенью коррумпированности. 23 босса крупнейших промышленных корпораций, так называемые «чеболы», были обвинены в даче взяток двум бывшим президентам, генералам Чон Ду Хвану и Ро Де У. Однако бизнесменам удалось избежать тюремного заключения, поскольку нация легко может обойтись без экс-президентов, но не без крупнейших промышленников. Осенью 1997 года «азиатские тигры» лишились прежней самоуверенности, поскольку замедлили свой рост не только экономики Японии и Южной Кореи, но и экономики более молодых и полных сил «тигров». А ведь стабильные и гарантировавшие иностранным инвесторам безопасность вложений, они, казалось, не имеют никаких пределов для быстрого экономического роста. Однако изобилие дешевых и легкодоступных кредитов привело к их нерациональному использованию — например, процветало строительство шикарных небоскребов под офисы. Затем головокружительный рост неожиданно прекратился, инвесторов охватила паника, и экономики Гонконга, Таиланда, Сингапура и Индонезии поразил тяжелый кризис. Кстати сказать, опыт Гонконга во время первых месяцев управления им китайскими властями оказался вполне обнадеживающим. В результате кризиса политической стабильности и авторитарному стилю правления большинства правительств Юго-Восточной Азии стали угрожать массовые народные волнения. Самой многонаселенной южноазиатской страной является Индонезия (197 млн) и именно она сильнее всего пострадала от коррумпированности и непотизма (семейственности), присущих режиму президента Сухарто. Переходный период — вот наиболее точное выражение для испытываемых этими странами трудностей. Сохранение традиционной веры в «азиатские» ценности не должно препятствовать демократическим реформам. Будущее Китая — это будущее всей Азии. Специалисты-китаеведы пытаются определить это будущее, распутывая потаенные интриги в Политбюро КПК, как это в свое время делали кремленологи, пытавшиеся 881 определить возможные направления советской политики. При коммунистических режимах не существует открытых и откровенных дискуссий. Загадочные лозунги здесь зачастую заменяют ясные и вразумительные цели. Поэтому выводы приходится делать из того порядка, в котором китайские лидеры целуются во время торжественных церемоний — например, такой, как съезд Коммунистической партии Китая. В сентябре 1997 года состоялся XV съезд. Огромный зал Народного собрания был до предела заполнен делегатами, которые аплодировали в унисон и единодушно голосовали. С трибуны, уставленной цветами, вожди по очереди произносили свои речи. Весь этот тщательно отрежессированный спектакль должен был продемонстрировать Китаю и всему миру единство целей и монолитное единство великой нации. Однако реальность была далека от желаемого — Китай столкнулся с серьезными трудностями. Быстрые и шероховатые преобразования, проводимые под руководством Дэн Сяопина, способствовали ускоренному развитию, но при этом расширили пропасть между прибрежными регионами и центральными районами страны, так что теперь одна провинция заметно отличалась от другой. Кроме того, в начале 90-х годов быстрый рост породил инфляцию, для обуздания которой потребовалась финансовая строгость. В отличие от экономической либерализации, в политике продолжал царить тота-литаризм и репрессии. После кровавого подавления в 1989 году демонстрации протеста на площади Тяньань-мынь в Пекине, планы политических реформ были свернуты. Дэн верил в то, что китайцы успокоятся и примирятся с господством компартии благодаря постоянно возрастающему благосостоянию. В качестве свободы самовыражения допускался даже определенный критицизм — но в определенных, «конструктивных» границах, не позволяющих ставить под сомнение руководящую роль компартии и ее главные цели. Таким образом, де-мократия и терпимость к оппозиции по-прежнему предаются анафеме. После обострения всех проблем, вызванных китайскими реформами, Политбюро больше всего испугалось того, что если оно утратит контроль над ситуацией и начнется хаос, то провинции решат взять свою судьбу в собственные руки, а тибетцы, монголы и другие национальные меньшинства восстанут и начнут борьбу за независимость — и это уже не говоря о страхе перед восстанием крестьян в центральных районах страны. В 90-х годах был достигнут большой экономический рост, однако его результаты были распределены явно неравномерно. Из 1 миллиарда 200 миллионов китайцев 850 млн живут в деревнях. Большие налоги, корруп-ция и партийный непотизм привели к тому, что крестьяне перестали доверять партийным функционерам. Джон Г итгингс, один из самых информированных китаеведов, в конце 80-х — начале 90-х годов совершил несколько поездок по центральным районам Китая, побывав вдалеке от «свободных экономических зон» и прибрежных городов. Свои репортажи он собрал в замечательную книгу «Настоящий Китай». Гиттингс выяснил, что быстрое экономическое развитие оказалось весьма хаотичным, особенно на селе. Около 80 миллионов доведенных до отчаяния крестьян мигрировали в города, образовав там поистине неистощимый источник дешевой рабочей силы. Те из них, кто не могут найти работу, бро-дяжничают и совершают преступления. В деревенских районах директивы, поступающие из Пекина, зачастую игнорируются местной администрацией. Несчастные крестьяне отчаянно протестуют, порой поднимая настоящие мятежи. Согласно официальному китайскому отчету, за один только 1993 было совершено 750 000 преступлений. Самой серьезной проблемой остается сельская безработица. Реакцию китайского руководства на подобное состояние дел можно было назвать жестом отчаяния. Китаю был нужен сильный лидер, и такой человек явился на X съезде Компартии — им оказался президент Китая с 1993 года Цзян Цземин. Он заявил, что Политбюро поддерживает линию на следование по пути, про-ложенному Дэном. Китай планирует ускорить рыночные реформы и приватизировать 17 000 мелких и средних предприятий, которые способствуют созданию бюджетного дефицита. Те, кто не смогут хозяйствовать самостоятельно, будут закрыты. В руках государства оста-нется лишь ограниченное число предприятий тяжелой индустрии — например, военные заводы. При таких реформах миллионы рабочих лишатся работы и пополнят армию безработных, но для тех, кто вздумает возмущаться, существует «железная рука» государства. Армия является решающим фактором стабильности, она по-прежнему предана руководству, однако будет сокращена, перевооружена и модернизирована. Существенными условиями успешно-быстрого экономического развития Китая стали доступность мирового рынка для китайских товаров и продолжающийся поток западных инвестиций и технологий. Однако Ки-тай еще не стал членом Мировой Торговой Организации (WTO) и не получил постоянный статус «наибольшего благоприятствования» в торговле с СИТА. Получение этого статуса требует одобрения в американ-ском Конгрессе, который неизменно поднимает вопрос о соблюдении в Китае прав человека, и о помощи, которую Китай, несмотря на присоединение в 1992 году к договору о нераспространении ядерного оружия, оказал Пакистану в реализации его ядерной программы. Сам Клинтон был готов помочь Китаю. Он намеревался расширить 882 торговые возможности американских компании и, кроме того, верил, что поощрение отношений с Китаем принесет гораздо больше пользы, чем его изоляция. В 1994 году ему удалось отделить вопрос о торговых санкци-ях от вопроса о соблюдении прав человека. Когда три года спустя, в сентябре 1997 года, Цзян Цземин нанес официальный визит в США — впервые после резни на площади Тяньаньмынь — дело сдвинулось с мертвой точки. Цзян Цземин избегал затрагивать проблему прав человека и даже ради улучшения отношений с США не стал освобождать диссидентов. Зато он взял на себя обязательства более тщательно следить за экспортом ядерных материалов и крылатых ракет — подобные уверения немного стоили, однако Клинтон достиг своей цели, получив заказ на 59 «Боингов» и объяснив общественности выгодную продажу Китаю американских ядерных реакторов. Демократическая Индия — это второй по численности населения азиатский гигант. В середине 90-х годов количество индийцев достигло 860 млн человек, что вдвое больше, чем их было на момент провозглашения независимости в 1947 году. Однако в 1997 году Китай опережал Индию по производству продукции на душу населения, не говоря уже о том, что сумел добиться гораздо более высокого уровня грамотности своего насе-ления. Кроме того, самая большая проблема обеих стран — отрицательное влияние роста населения на развитие экономики — стояла в Индии более остро. С другой стороны, индийцы не имели вождей, подобных Мао, а потому и не пострадали от их «ошибок», стоивших Китаю около 20 млн, а то и больше жизней. В Индии никогда не существовали исправительно-трудовые лагеря, зато уважались свобода и законность. Этнические, общественные и религиозные разногласия, раздиравшие индийское общество, делали крайне трудной задачу проведения единой национальной политики, тем более что это осложнялось политической не-стабильностью и коррупцией ведущих политиков. С момента обретения независимости и вплоть до выборов в мае 1996 года правящей партией (за исключением четырех лет) был Индийский Национальный Конгресс. Пришедшее к власти правительство представляло собой нестабильную коалицию свыше 12 левых и региональных партий, у которых имелась лишь одна общая цель — не допустить к власти самую большую политическую партию — Хинду Бхаратайя Джаната. После избрания президентом страны члена касты неприкасаемых — К.Р. Нарайяна, в беспокойной политической жизни Ин дии наметился поворот к лучшему. Индия все еще страдает от последствий социалистической плановой политики, проводимой Джавахарла-лом Неру, который взял за образец советские пятилетки и намеревался превратить страну в величайшую ин-дустриальную державу. Однако планирование потребовало создания гигантского, разъедаемого коррупцией бюрократического аппарата, который душил предприятия высокими тарифами, что мешало действию рыночных механизмов. В 60-70-х годах дочь Неру Индира Г анди целое десятилетие проводила политику государственного планирования, делая это даже более жестко, чем ее отец. Население продолжало расти, причем треть жила за чертой бедности. Либерализация торговли началась в 80-х годах, однако вплоть до 90-х не имела большого успеха. Индия по-прежнему остается страной с неэффективной государственной про-мышленностью, а планы приватизации так и остаются на бумаге, хотя столетие уже близится к концу. Самой серьезной международной проблемой Индии продолжает оставаться Кашмир. Эта провинция, населенная преимущественно мусульманами, была включена в ее состав в 1957 году, после чего ее оккупировала многочисленная индийская армия. Однако подпольная борьба продолжается до сих пор. Возможно, наилучшим решением могло бы стать предоставление Кашмиру самой широкой автономии. Что касается соседнего Пакистана, то в 90-х годах ни в политической, ни в экономической жизни страны не произошло заметных улучшений. Примерно 500 семей продолжают владеть большей частью земли. Крайняя степень неравенства также бросается в глаза. С момента окончания «холодной войны» Соединенные Штаты перестали рассматривать Пакистан в качестве важного союзника и теперь больше всего озабочены тем, чтобы предотвратить создание пакистанского ядерного оружия. После вывода советских войск из Афганистана, США более не интересуются хаотичной борьбой кланов в этой негостеприимной стране. Самые жестокие вооруженные столкновения произошли в Пакистане между вторым поколением мусульманских беженцев из Индии — так называемыми мохаджирами, подвергавшимися дискриминации, и прави-тельственными войсками. В середине 90-х годов мохаджиры образовали собственную политическую партию, пытаясь остановить кровавые столкновения, которые уже привели к смерти свыше 2000 человек — в основном, во время вооруженных стычек в Карачи. Тем временем, коррупция и всеобщая продажность политиков стала причиной правительственного кризиса. В ноябре 1996 года президент отправил в отставку премьер-министра Беназир Бхутто. Причиной послужил финансовый скандал, вызванный обнаружением в швейцарском банке ее собственных счетов и счетов ее мужа. Преемник Бхутто — Наваз Шариф пообещал очистить 883 правительство и оживить экономику. Хорошо уже то, что страной правит, пусть даже не совсем удачно, избранное правительство, а военные больше не пытаются совершить переворот и захватить власть в свои руки. В Пакистане, как и во всей южной Азии — Индии, Бангладеш, Шри Ланке, насилие никогда не исчезало, продолжая оставаться одним из основных препятствий для развития всего этого региона. Западная Европа и Северная Америка по-прежнему образуют ядро западного мира. Не испытывая давно предсказываемого упадка, Запад на протяжении последней декады столетия продолжал расширять сферы сво-его влияния. В 90-х годах группа стран Западной Европы, возглавляемых Германией, поставила себе целью создание тесного политического союза. Средствами достижения этого должны были стать общий рынок и общая валюта. Маастрихтский договор наметил главные критерии такого союза: дефицит бюджета не должен превышать 3 % от валового внутреннего продукта, государственный долг не должен превышать 6 %, а процентная ставка не должна превышать более чем на 2 % процентную ставку трех экономически самых благополучных стран. Кроме того, за два последних года до вступления в союз колебание курса национальной валюты не должно превышать более чем на 2,25 % уровень, разрешенный механизмом обмена валют. Впрочем, все эти технические детали не должны были затемнять главную задачу — создание центрального банка, который бы установил для всех членов союза одну и ту же процентную ставку и начал бы оказывать глубокое влияние на развитие их экономик. Члены валютного союза должны были развиваться согласованно, вне зависимости от того, конвергируют их экономики в действительности или нет. Франция и Г ермания намеревались двигаться к валютному союзу, да и другие члены Европейского Сообщества договорились о присоединении к нему с 1 января 1999 года. Хотя Британия отвечала всем критериям будущего валютного союза, лейбористское правительство уже объявило о том, что страна не войдет в число его основателей, хотя и разделяет все его принципы. Валютный союз в качестве шага к политическому единству и созданию федеративной Европы, активно поддерживался бывшим канцлером ФРГ Г ельмутом Колем. Германская формула процветания и стабильности для двух поколений немцев основывалась на политическом консенсусе между тремя партнерами — государством, работодателями и работополучателями. Целенаправленное изменение структуры нацистского государства с его знаменитым лозунгом «одна страна, один народ, один лидер» в послевоенной Г ермании приняло вид федерального устройства страны и введению системы сдержек и противовесов. Особенно трудно было изменить фундаментальные политические принципы вроде жесткого рабочего законодательства и «государства всеобщего благоденствия», которое накладывало тяжелую ношу на работодателей и налогоплательщиков. Рабочая сила оказалась слишком дорогой, поэтому работодатели легально или нелегально стали нанимать иностранных ра-бочих, а также вкладывать большие средства в модернизацию производства и сокращение рабочих мест и производство за пределами Германии. В итоге, безработица достигла самого высокого уровня за все послевоенное время, хотя в 1997 году появились первые признаки экономического выздоровления. Искусственно заниженный валютный курс способствовал германскому экспорту и увеличению производства, однако даже это не при-вело к существенному сокращению безработицы. Кроме того, Г ермания была вынуждена вкладывать большие средства в свои восточные земли, которые когда-то назывались Г ерманской Демократической Республикой. Несмотря на вложение в экономику бывшей ГДР свыше 900 млрд немецких марок, взятых из карманов западногерманских налогоплательщиков, там не удалось создать достаточного количества модернизированных предприятий, способных обеспечить работой восточных немцев. Уровень безработицы в бывшей ГДР выше, чем в среднем по стране — почти каждый седьмой житель не имеет работы. Вера Г ельмута Коля в «процветающий пейзаж» обернулась горьким разочарованием, и теперь уже нет никаких сомнений в том, что пропасть в уровнях развития восточной и западной частей страны будет преодолена только в следующем веке. Впрочем, перед лицом всех этих проблем, немецкая демократия демонстрирует твердость и стабильность. Расистские экстремисты составляют меньшинство и подвергаются осуждению со стороны большинства. В стране отсутствует атмосфера всеобщего отчаяния, как это было в 1933 году, поскольку всем нуждающимся выплачиваются солидные социальные пособия. Франция тоже является гораздо более процветающей страной, чем об этом может поведать статистика. Французы получают высокие пенсии и одни из самых высоких в мире социальные пособия. Однако в условиях мировых экономических перемен последних лет страна срочно нуждается в реформах. При этом рядовые французы способны оказать сильнейшее сопротивление этим реформам, если они ударят по какой-нибудь соци-альной группе, будь то представители среднего класса, водители грузовиков или фермеры. Более того, они готовы к прямому выступлению против правительства, а отсутствие уважения к авторитету государства изрядно затрудняет проведение в жизнь непопулярных решений. 884 На всеобщих парламентских выборах, состоявшихся в июне 1997 года, голлисты были наказаны за невыполнение обещаний президента Ширака о снижении налогов и безработицы. Количество их мест в Нацио-нальном собрании сократилось с 477 до 256, зато лидер социалистов Лионел Жоспен и его союзники получили 320 мест. Теперь настал черед социалистов выполнять свои обещания о создании 700 000 новых рабочих мест, повышении минимального уровня оплаты труда и сокращении рабочей недели. Ранее, Лионел Жоспен заявлял о том, что соответствие Маастрихтским критериям не является для страны самой важной задачей, а валютный союз не стоит новых жертв. Ширак, согласившийся на участие в валютном союзе, теперь вынужден был «сосуществовать» с социалистическим премьер-министром, возглавившим правительство, составленное из социалистов и коммунистов. При таком раскладе сил политические столкновения казались неизбежными, однако ничего подобного не произошло. Придя к власти, Жоспен успокоил все страхи насчет того, что Франция не станет расширять и углублять свое партнерство с Германией, и заверил, что страна собирается соответствовать Маастрихтским критериям. Как и Г ермания, Франция честно простилась со своим прошлым. Изменения стали возможны благодаря времени, разрушившему голлистский миф о том, что настоящую Францию воплощал не режим Виши, а движение «Свободная Франция». Истина состояла в том, что в свое время большинство французов считали своим спасителем старого маршала Филиппа Петена, победителя в битве под Верденом, а не молодого и никому не известного генерала де Голля; и что вишистская Франция допускала неприличные уступки расовой политике гитлеровской Германии, арестовав и послав на смерть евреев по приказу немцев, оккупировавших большую часть территории страны. Из 130 000 еврейских беженцев, пытавшихся найти убежище во Франции, 52 000 были депортированы, а из 200 000 французских евреев 24 000 были высланы на восток. Обратно вернулись менее 2 000 человек. В 1997 году французское правительство и церковь впервые публично признали свою вину. Однако фактом остается и то, что многие отважные французы прятали евреев, большинство из которых — по меньшей мере 230 000 — были спасены. Для Италии необходимость стать членом валютного союза также представляла собой политическую цель номер один. Пытаясь избавиться от репутации страны с нездоровыми финансами, Италия решительно присту-пила к реформам. Скандалы, связанные с казнокрадством и взяточничеством, в которых было замешано большинство ведущих политиков и предпринимателей, не утихали. С образованием в мае 1996 года левоцентристской правительственной коалиции «Оливковое дерево», состоявшая из технократов администрация премьер-министра Романе Проди внесла в политическую жизнь страны определенную стабильность. Свидетельством тому послужило появление правого движения Сильвио Берлускони «Вперед, Италия» и сепаратистской «Лиги Севера» Умберто Босси. Проди хотел вырвать с корнем причины бюджетного дефицита — то есть сократить чрезмерно щедрые социальные пособия, особенно пенсии, а также раздутые штаты государственной бюрократии. Итальянские финансы следовало привести в соответствие с требованиями европейского валютного союза. Однако данная левоцентристская коалиция, включавшая в себе реформированных коммунистов, также нуждалась в поддержке ортодоксальных марксистов, называвших себя «Преобразованная коммунистическая партия». Бюджет на 1997 год вызвал большие и напряженные споры, но марксисты упорно хотели ввергнуть страну во всеобщие выборы, которые, впрочем, могли бы оказать обратное действие на уровень их поддержки избирателями. Большинством голосов было достигнуто согласие по поводу того, что Италия должны попытаться стать одним из основателей валютного союза, точно так же как в 1958 году она стала одним из основателей Европейского Экономического Сообщества (ЕЭС). «Не бывает безболезненных приобретений» — этот девиз вполне можно применить к Испании, чье правительство, не менее решительно чем итальянское, было настроено стать основателем валютного союза. Пришлось выбирать — или сократить дефицит бюджета до 3 %, что требовалось Маастрихтскими соглашениями, или попытаться справиться с безработицей, перевалившей за 20 %. С момента мартовских выборов 1996 года, на которых Социалистическая партия Фелипе Г онсалеса, правившая страной 13 лет, потерпела поражение, правительство меньшинства Хосе Мария Азнара пыталось справиться с серьезными экономическими проблемами. Хотя годы правления Гонсалеса были отмечены скандалами и коррупцией, Испания проявила себя страной со вполне зрелой демократией — и это несмотря на продолжавшийся террор со стороны баскских сепаратистов, чья организация вела свою борьбу с 1968 года. Азнар проводил политику предоставления большей автономии регионам и сумел заручиться поддержкой умеренной Баскской Национальной партии и Каталонской Националистской партии, которая базировалась в Барселоне на северо-востоке Испании. Однако следовало устранить коренные при-чины экономических и региональных проблем страны, а также коррупции и фаворитизма. Спокойно, но твердо Азнар добился согласия в испанском обществе, и экономическое 885 положение стало улучшаться, все более отвечая критериям Маастрихтского соглашения. Среди тех немногочисленных стран Европы, где безработица была очень умеренной, следует отметить Голландию — и это несмотря на высокие социальные пособия. Во времена экономического спада 80-х годов голландцы проявляли умеренность в отношении зарплаты, а, чтобы сохранить количество рабочих мест, прежний объем работы распределили между большим количеством работающих. В северо-европейских странах — Дании, Швеции и Норвегии, только последняя благодаря усиленному нефтяному экспорту смогла позволить себе не экономить на социальных пособиях, но и там уровень безработицы был достаточно высоким. Чем ближе 1 января 1999 года, тем сильнее проблемы будущего валютного союза доминируют в политике стран Европейского Сообщества, которые в этом отношении разделились на пессимистов и энтузиастов. Маастрихтские критерии, которых предстояло достичь в 1997 году, обвинялись в углублении экономического спада и росте безработицы. Здесь не могли помочь даже обычные кейнсианские средства против инфляции, поэтому вместо них на повестку дня вышло ужесточение фискальной политики. Маастрихт стал своеобразным козлом отпущения для реформ, которые в любом случае было необходимо проводить как можно энергичнее. Однако навязывание жесткого графика их проведения ярко высветило проблему «конвергенции». Дело в том, что страны Европейского союза находились на различных стадиях экономического цикла в момент перехода от спада к оживлению, что, в свою очередь, означало наличие различных экономических потребностей. Спад в британской промышленности начался раньше, чем в странах континентальной Европы, зато после болезненной реорганизации, сопровождавшейся высокой безработицей, страна первой начала выходить из кризиса. Восемнадцать лет правления консервативного правительства пришли к концу после выборов 1 мая 1997 года, когда лейбористы одержали очень убедительную победу над своими извечными соперниками, завоевав 419 из 659 мест в палате общин. Консерваторы получили всего 165 мест, и правительство Джона Мейджора было вынуждено уйти в отставку. Хотя третья по величине партия — социал-демократы — тоже усилили свои позиции в парламенте, новый 44-летний премьер-министр Тони Блэр, имея большинство в 179 голосов, не нуждался ни в чьей поддержке. В свое время, после очередного поражения лейбористов, Тони Блэр, ставший лидером лейбористов в 1994 году, начал отбрасывать традиционные приоритеты лейбористской идеологии: национализацию и денационализацию, а также перераспределение общественного богатства путем высоких налогов на богатых и средний класс. Вместо них он принял на вооружение ту модель рыночной экономики, которой следовала Маргарет Тэтчер, ограничивавшая права тред-юнионов. Таким образом, возникли «новые лейбористы», причем настолько «новые», что стало весьма трудно вообще относить их к лейбористам. Прежние ярлыки типа «левые» и «правые» теперь были практически не применимы к партии, ключевым словом которой стало слово «модернизация». Провозгласив равенство возможностей и взяв на вооружении идею Тэтчер о поощрении рабочей этики и пересмотра социальных пособий, «новые лейбористы» очень сблизились с прагматико-радикаль-ными консерваторами. Вместо того, чтобы обеспечивать всех без разбора, надо поощрять готовность к труду, а то, что удастся сэкономить на пособиях, должно быть истрачено на субсидирование работодателей, чтобы они охотнее брали на работу молодежь. «Новые лейбористы» Блэра имели много общего с «новыми демократами» Клинтона, и близкие отношения, установившиеся между обоими лидерами подтвердили, что это совпадение не случайно. Имея небольшое большинство в парламенте, Джон Мейджор весьма успешно работал вплоть до 1997 года, когда его партия раскололась на сторонников и противников валютного союза и более тесного участия в европейской интеграции. Консервативный радикализм в решении проблем приватизации и гибкой занятости заметно понизил величину прямой и косвенной заработной платы, особенно по сравнению с британскими соседями, а это привлекло в страну инвестиции из Г ермании и США, Японии и Южной Кореи. Инвестиции, в свою очередь, способствовали росту производства и оживлению экономики. Безработица, достигнув своего пика и перевалив за 3 млн человек, сократилась до количества менее 2 млн; инфляция была низкой, а фунт стерлингов заметно окреп. Британия, некогда бывшая «европейским больным», стала образцом для выхода из кризиса. Главный успех Мэйджора состоял в поддержании мира в Северной Ирландии путем переговоров. Но затем ИРА произвела два взрыва в Лондоне и Манчестере, принесших большие разрушения и человеческие жертвы. Однако лейбористы вполне могли оживить переговорный процесс, начатый консерваторами. Таково было положение дел, унаследованное от Мэйджора «новыми лейбористами» Тони Блэра. На пути сокращения правительственных расходов стояла большая проблема: при консерваторах образованию уделялось недостаточно внимания, и лишь в последние годы своего правления они попытались исправить эту ошибку. Школы недофинансировались, учителям платили 886 мало и их социальный статус был крайне низок. Помимо учителей, страдали и врачи — Национальная служба здравоохранения требовала повышенных вливаний, чтобы иметь возможность удовлетворять самые насущные потребности населения. Очередь ожидающих операции растягивалась на год, а то и больше — и при этом Британия тратила на нужды здравоохранения больше, чем другие развитые страны. Пообещав фискальную справедливость, правительство уже не могло просто «тратить и облагать налогами», а было вынуждено пересмотреть приоритеты государственных расходов. Впрочем, «новые лейбористы» могли смело рассчитывать на то, что общественное мнение окажет поддержку их динамичному и молодому премьер-министру, особенно в деле выполнения его предвыборных обещаний. Даже в разрешении проблемы Северной Ирландии, казалось, наметился небольшой прогресс, особенно когда в сентябре 1997 года ИРА вновь согласилась на прекращение огня, и нача-лись переговоры о заключении нового соглашения. Запад начал расширять свое влияние в странах центральной и восточной Европы не только благодаря своему успешному экономическому примеру и торговле, но и военным путем. Несмотря на противодействие со стороны России, в июле 1997 года НАТО согласилось принять в качестве новых членов Польшу, Чешскую республику и Венгрию. Ранее, после мартовской встречи с Клинтоном в Хельсинки, Ельцин был вынужден уступить американскому президенту в этом вопросе. Клинтон, в свою очередь, предложил следующую договоренность: на территории новых участников Северо-Атлантического альянса не будет размещаться ядерное оружие, а США сократят свои войска в Европе на две трети — то есть уменьшив их до 100 000 человек. Кроме того, натовские вооружения также подлежали сокращению до уровня, определенного Договором о со-кращении обычных вооружений, да и вообще НАТО больше не собиралось угрожать России. Хотя Россия не получила приглашения вступить в Северо-Атлантический союз, был образован Совет по вопросам парт-нерства России и НАТО. В недавние времена «холодной войны» трудно было даже представить себе подобный поворот событий. Общее течение мировых дел изменилось столь внезапно и непредсказуемо, что, несмотря на все попытки скрыть этот факт, НАТО желало подстраховаться против возможной в будущем новой вспышки агрессивности со стороны России. Кроме того, НАТО также стремилось развивать силы быстрого реагирования на случай выполнения ими специальных функций, как это было в Югославии. Польша, с ее населением в 39 млн человек, является важнейшей из центрально-европейских стран. Как и в других бывших коммунистических странах политическое течение дел приобрело здесь неожиданный поворот. После выборов в сентябре 1993 года премьер-министром страны стал Александр Квасьневский, лидер Левого демократического альянса (реорганизованной Польской объединенной рабочей партии), вступившего в коалицию с Польской Крестьянской партией. В течение четырех лет своего нахождения у власти бывшие коммунисты хотя и не пытались проводить решительные экономические реформы, как это делала предшествовавшая им коалиция «Солидарности», но и не пытались повернуть их вспять, предпочитая политику селективного реформирования. Когда Квасьневский стал президентом, то взял себе в премьер-министры другого бывшего коммуниста — Влодзимижа Чимошевича. Но ни того, ни другого уже нельзя было упрекнуть в коммунизме — оба превратились в технократов, принявших в качестве руководства к действию не обанкротившуюся советскую модель, а советы Вашингтона. Роль правительства состояла в том, чтобы ограничить государственные расходы и, таким образом, освободить пространство для частных инвестиций. Благодаря такой политике и приливу иностранных капиталов, польская экономика стала расти самыми быстрыми темпами среди всех стран восточной и центральной Европы, хотя в 1996 году все еще сохранялась проблема высокой инфляции. Теперь подозрительность к рыночным реформам стала проявлять «Солидарность». Закрытие гданьской судоверфи, где в свое время и возник этот знаменитый профсоюз, стало жестоким ударом. Оппозиция была расколота на множество партий до тех пор, пока новый лидер «Солидарности» Мариан Кржаклевский не объединил ее в один электоральный блок. На парламентских выборах в сентябре 1997 года этот блок оказался самым крупным и завоевал 33,8 % голосов избирателей. Правящий Левый демократический альянс также увеличил свою поддержку до 27,1 % голосов, однако его союзник по коалиции — Крестьянская партия, члены которой мало что приобрели от рыночных реформ, потерпела жестокое поражение. Новая «Солидарность» возглавила парламентский блок, который включил в себя множество правых, антикоммунистических и даже религиозную партию, и образовала коалицию с либеральным Союзом Свободы. Кржаклевскому и назначенному в результате компромисса премьер-министру от данной коалиции придется приложить максимум усилий, чтобы сохранить правительство, составленное из представителей столь разнородных партий, имеющих разное видение польского пути реформ. Чешская республика имела наилучшие возможности для перехода к демократии и рыночной экономике. 887 Она была единственной из стран восточной и центральной Европы, которая еще до второй мировой войны представляла собой демократическую республику. Кроме того, чехи обладали умением работать и изобретательностью. Однако быстро проведенная программа приватизации государственной промышленности столкнулась здесь с теми же трудностями, что и в других странах посткоммунистической Европы. Приватизационные доли были скуплены инвестиционными фондами, которые, в свою очередь, были скуплены банками, многие из которых принадлежали государству. Либерализованная подобным образом экономика лишилась многих выгод рынка. Несмотря на финансовый кризис, правящая коалиция во главе с консервативным премьер-министром Вацлавом Клаусом, осталась у власти и после выборов в ноябре 1996 года, после чего постепенно начали появляться первые признаки экономического роста. В середине 90-х годов Венгрия тоже переживала немалые трудности. Инфляция и безработица сохранялись на высоком уровне и, кроме того, обострились отношения со Словакией. Это произошло после того, как лидер Словакии Владимир Мечьяр предложил вынудить словацких венгров вернуться на свою историческую родину, а венгерским словакам в свою очередь репатриироваться в Словакию. Зато с другими своими соседями Венгрия установила хорошие отношения, и ей удалось избежать втягивания в балканский конфликт, раздиравший Югославию на части. Подобно Польше и Чехии, Венгрия тоже лелеяла надежды на то, что ее демократические реформы и экономический прогресс не только позволят ей стать полноценным членом НАТО, но со временем вступить и в Европейский Союз. В этом отношении перспективы Румынии, Болгарии, Албании и Словакии были далеко не столь радужны. Не доведенная до конца демократизация Словакии исключила ее из числа кандидатов на тесные партнерские отношения с Западом. Албания в 1997 году оставалась крайне нестабильной и была спасена от полной анархии лишь итальянскими миротворческими силами, которые сумели организовать там выборы. Румыния с ее запасами нефти и плодородных земель, продолжала управляться экс-коммунистами, которые вплотную подвели страну к банкротству. Они были свергнуты лишь после президентских выборов в ноябре 1996 года, благодаря избранию Эмила Константинеску. После этого Румыния обратила свои взоры на Запад и с помощью Международного Валютного Фонда начала болезненные реформы на пути в рыночную экономику. Россия тоже хотела бы стать членом Европейского Союза, однако это дело далекого будущего. Терпение и фатализм, с которыми россияне выносили казавшиеся бесконечными годы реформ и понижение уровня жиз-ни—и все это при отсутствии серьезных беспорядков (возникавшие конфликты имели национально-этнические причины) — являются удивительным примером их стоицизма. Впрочем, им не привыкать искать утешения в водке. Здравоохранение не имеет средств справиться с болезнями «бедных» — например такими, как алкоголизм или туберкулез. Российский курс реформ оказался на редкость странным и непоследовательным, когда делались два шага вперед и тут же один шаг назад, или, в другой раз, наоборот — один шаг вперед и два назад. Президент Ельцин со своими непостоянными и непредсказуемыми появлениями на публике стал своеобразным символом непоследовательности проводимой политики. При этом Россия уже совершила необратимый рывок, порвав с коммунистическим прошлым, хотя ее переход в рыночный капитализм еще далек от своего завершения, тем более что он постоянно сопровождается стрельбой. Благодаря тщательно скрываемым от избирателей неладам с сердцем, Ельцин в июне 1996 года был переизбран на второй срок, еще на какое-то время лишив страну политической и экономической стабильности. После операции аорто-коронарного шунтирования он пошел было на поправку, но в 1997 году его резко ухудшившееся состояние здоровья снова стало фактором напряженности и неопределенности. Новый толчок экономическим реформам придало появление в правительстве двух первых вице-премьеров — Анатолия Чубайса и Бориса Немцова. Свою задачу они видели в нормализации российской экономики и облегчении жизни большинства россиян. Молодые реформаторы ополчились не только против колоссальных проблем, стоящих перед страной, но и против Государственной Думы, контролируемой рьяными противниками реформ — коммунистами и националистами. К счастью, депутаты Думы боялись угрозы роспуска со стороны президента Ельцина и возможной утраты своих мест и привилегий, а потому избегали полностью блокировать все действия правительства. Начиная с 1992, каждый последующий год возникали надежды на то, что падение российской экономики достигло своего дна и скоро начнется подъем наверх. К 1996 году официальная экономика сократилась вдвое по сравнению с 1989 годом. Поэтому не было ничего удивительного в том, что выгоды от проведения рыночных реформ оказались распределены крайне неравномерно. Меньшинство, состоящее из молодых и предприимчивых россиян, сполна воспользовались новыми возможностями. Благодаря приватизации, щедро замешанной на коррупции, произошло стремительное обогащение кучки людей, которые, в свою очередь, стали искать «протекции» 888 у боссов новоиспеченной российской мафии. Поэтому в процессе приватизации использование оружия сыграло не менее важную роль, чем подкуп. Небольшая группа банкиров, которые спонсировали переизбрание Ельцина, приобрела особенно много, пообещав государству займы в обмен на акции обанкротившихся и подлежащих приватизации предприятий. Но несмотря на «протекцию», роскошная жизнь банкиров грозит оказаться весьма короткой. Начиная с 1993, всего за четыре года, было убито 118 банкиров. Для обычных людей жизнь оказалась тяжела. Зарплаты и пенсии месяцами не выплачиваются. Торговля осуществляется не столько за наличные, сколько по бартеру. Некоторые заводы вынуждены идти на отчаянные хитрости — «Экономист» сообщает, что один завод, когда-то производивший морское снаряжение, не имея возможности в течение года платить зарплату своим рабочим, переключился на выпуск искусственных фаллосов, получивших название «Адам». Однако вскоре выяснилось, что по сравнению с западными образцами, продающимися в московских секс-шопах, эти изделия неконкурентоспособны. Это и понятно — маркетинговые исследования находятся в зачаточном состоянии. Теневая экономика процветает, а налоги не собираются, поэтому правительство не в состоянии выплатить свои долги военным, здравоохранению и пенсионерам. Если Москва и Санкт-Петербург сияют яркими огнями, то все остальная страна представляет собой иной мир. Приватизация сельскохозяйственных земель наталкивается на упорное сопротивление думских коммунистов, не желающих допускать частную собственность на землю. С другой стороны, приватизация промышленности добилась больших успехов, однако многие предприятия, попавшие в частные руки, управляются крайне неэффективно. Как это не удивительно, но вооруженные силы, составляющие 2 млн человек, стойко выносят все лишения и остаются лояльны к правительству. Плохо управляемые, скверно снабжаемые, нетренированные, молодые призывники оказались не в состоянии разгромить мятежные силы Чечни — весьма важной республики Российской Федерации, через которую проходит прямой нефтепровод из Баку. Непопулярная в народе чеченская война, начатая в декабре 1994 года, была закончена лишь в 1996 при участии генерала Лебедя, которому были поручены мирные переговоры. Она стоила обеим сторонам около 70 000 убитых и 240 000 раненных, и не решила ни одной проблемы, причем вопрос о независимости Чечни был отложен на будущее. Борис Ельцин, воспользовавшись после первого тура выборов растущей популярностью Лебедя, спустя несколько месяцев лишил его поста секретаря Совета Безопасности. Список того, что в России делается неправильно, почти бесконечен и всерьез грозит свести на нет все экономические достижения: бум на валютном рынке, небольшой рост в 1997 году валового национального продукта—и это после восьми лет постоянного падения, подавление гиперинфляции (которая в 1992 году составляла 2500 %) и сведение ее до уровня 15 % в год. Россия обладает колоссальными природными ресурсами — 40 % мирового запаса нефти и газа, огромные залежи угля, строительный лес и почти треть мировых запасов никеля. Кроме того, у нее дешевая, но хорошо образованная рабочая сила, поэтому ее потенциальное развитие может стать многообещающим. Десять лет — это не слишком большой срок для поворота страны семьдесят с лишним лет страдавшей от коммунистического правления к свободе, демократии и рынку. Если экономика Восточной Германии, в которой проживает всего 17 млн чело-век, до сих пор остается в плачевном состоянии — и это несмотря на все усилии и инвестиции Германии Западной, то нет ничего удивительного в том, что для того, чтобы в огромной России ростки новой жизни набрали полную силу, потребуется гораздо больше времени. Однако с годами сталинской изоляции ото всего мира покончено навсегда— Россия присоединилась к мировой экономике и живет в мире со своими соседями. Фундаментальные изменения претерпели и ее внешнеполитические взгляды. Российские лидеры больше не испытывают параноидальный страх перед нападением со стороны «империалистов». Упоминания о «мусульманском фундаментализме» стали все чаще появляться в заголовках западных газет. Сообщения об убийстве туристов в Египте, обезглавливании и отсечении конечностей согласно законам шари-ата в Саудовской Аравии, эдикты аятоллы Хомейни, самоубийцы-террористы, подрывающие себя в Израиле, ужасающая резня алжирских крестьян — все это представляется частью мусульманской «угрозы» Западу, которая достигла даже Нью-Йорка, когда террористы взорвали бомбу в финансовом центре Манхэттена «Твин Тауэре». Неужели на смену старой идеологической борьбе между капитализмом и коммунизмом уже идет новая? Однако поверить в такую глобальную угрозу будет признаком чересчур упрощенного понимания событий. Мусульмане составляют пятую часть населения земного шара. Как и все остальные люди, они страстно хотят жить в мире и согласии, тем более что мусульманами себя считают самые разные люди. Так, индонезийские мусульмане имеют не больше общего с алжирскими, чем христиане индийские и немецкие. Некоторые мусульмане проживают в светских государствах — например, в Египте, другие там, где религиозные лидеры пользуются 889 колоссальным влиянием — например, в Иране. Саудовская Аравия управляется феодальной иерархией, Сирия — кланом, основанным на автократии, Марокко — монархией, Тунис — избираемым президентом, Иран — определенной формой теократии, и все они представляют собой весьма различные общества. А между суннитами и шиитами существуют не просто расхождения во взглядах, а глубочайшая враждебность. С точки зрения преданности, мусульмане гораздо более верны своим национальным союзникам, чем религиозным единоверцам, поэтому, вполне естественно, нередко враждуют между собой. Корень проблемы состоит в том, что Запад проявляет определенное невежество, идентифицируя заметное оживление ислама во второй половине XX века лишь с террористическими актами фанатичных группировок. Начиная с 70-х годов в мусульманском мире наблюдается рост религиозных настроений. Оживление исламских настроений в политике было связано с предшествующими десятилетиями западного колониализма, пренебрежительно относившегося к чуждым культурам, и стало выражением самоутверждения и идентификации. Кроме того, оживление ислама явилось попыткой предотвратить сокращение влияния этой религии на жизнь людей и противодействовать западному материализму и образу жизни. Однако ислам отнюдь не собирался останавливать прогресс современной науки и технологии. В 1997 году Иран, несмотря на образ, созданный ему в западных средствах массовой информации, почти добился полной грамотности среди своих граждан и сделал для них доступными средства контроля над рождаемостью. Реформаторы типа индийского философа и поэта Мохаммеда Икбала (Iqbal), постарались обновить учение ислама с учетом реалий двадцатого века. Цель этих реформ состояла в том, чтобы сочетать исламский образ жизни с лучшими чертами западного образа. Мусульманские общины имеются во всех западных странах, и несмотря на нападения расистов, их вклад в общественную жизнь стран проживания благоприятствовал созданию там мультикультурных сообществ. Эти большие и миролюбивые общины не имеют ничего общего с фанатичными последователями «священной войны», которые не гнушаются убийствами ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Большинство исламских организаций проводят мирную и конструктивную политику, полностью подчиняясь законам тех стран, где они функционируют. Они осуждают преступников, возомнивших себя мучениками, достойными мусульманского рая. После того унизительного разгрома, которому подверглись арабские армии в 1967 году, и который закончился израильской оккупацией арабских земель, началось бурное создание милитаризованных исламских организаций. Несмотря на то, что Израиль оставался «врагом номер один», многие арабские лидеры были готовы к заключению мира. Египетский президент Анвар Садат пал жертвой фанатиков, именно благодаря своему миролюбию по отношению к Израилю. Иранская революция привела к взрыву милитаристских настроений. Именно Иран снабжал оружием и готовил боевиков из партии Хэзбалла (Партия аллаха), базировавшейся в Ливане и всеми средствами добивавшейся вывода израильских войск из их южной «зоны безопасности». Радикальные группировки, организуя школы, больницы, мечети и прочие социальные институты, пользуются поддержкой беднейших слоев населения, ютящихся в трущобах арабских городов от Каира до Алжира. Такие организации как Хамас и Исламский джихад базируются на западном берегу Иордана и в секторе Г аза и периодически устраивают взрывы в Израиле, стремясь нарушить все мирные соглашения, достигну-тые лидером ООП Ясиром Арафатом и израильским премьер-министром Израиля Ицхаком Рабином в 1993 году. Сам Рабин обвинялся оппозицией в лице партии Ликуд и ее лидером Бенжамин Натаньяху в «предательстве» интересов Израиля. Кончилось тем, что 5 ноября 1993 года он был убит в Тель-Авиве еврейским фанатиком. Однако новый премьер-министр Шимон Перес пошел по стопам своего предшественника, продолжив мирные переговоры с Арафатом. Израильским выборам, проводившимся в мае 1996, предшествовала серия взрывов со смертельными исходами в Иерусалиме и Тель-Авиве, которые разделили израильское общество на тех, кто полагал, что альтернативе продолжению мирных переговоров не существует, и на тех, кто считал, что эти переговоры подрывают безопасность страны. Выборы выиграл лидер партии Ликуд Бенжамин Натаньяху, который слыл сторонником «жесткой линии». Поэтому к концу 1997 года под контроль палестинцев были переданы лишь сектор Газа и небольшая часть Западного берега. Организуя новые поселения на южной окраине Восточного Иерусалима, Натаньяху довел дело до того, что переговоры с палестинцами были прерваны. Он, фактически, отказался придерживаться согласованного в Осло графика вывода израильских войск с Западного берега. Но более серьезным было то, что Арафат и ООП утратили влияние на Хамас, чье радикальное крыло с удвоенной энергией принялось руками своих молодых фанатиков, готовых на самоубийство, устраивать новые взрывы. За последние три года Хамас и Исламский джи-хад убили по меньшей мере 120 израильтян и ранили несколько сотен, подкладывая бомбы в автобусы, магазины, рынки, да и просто оставляя их в автомобилях, припаркованных 890 на оживленных улицах. Арафат оказался не в состоянии остановить эту кровавую вакханалию, и тогда в 1997 году под нажимом администрации Клинтона, обе стороны возобновили мирные переговоры. Алжир — это еще одна арабская страна, где радикальные исламские группировки регулярно платят дань человеческими жизнями за свои попытки свергнуть существующий режим. Запад уделяет особое внимание подобным группировкам, особенно когда в их деятельность вовлечены европейцы или когда они переносят свою активность в страны Западной Европы, подклады-вая бомбы (например, в парижском метро) или устраи-вая волнения среди этнических меньшинств (например, среди алжирцев, проживающих во Франции). В самом Алжире социалистическая политика, проводимая однопартийным правительством Фронта национального ос-вобождения (FLN) с момента обретения независимости от Франции и вплоть до начала 80-х годов, привела к тому, что страна продолжала испытывать экономическую зависимость от своей бывшей метрополии. В 80-х годах ФНО сменил курс на рыночно ориентированную экономику, а в 1989 году ввел многопартийную систему. Однако всеобщая бедность и лишения, в сочетании с оживлением исламских настроений, привели к созданию нового влиятельного движения, получившего название Исламский фронт спасения (FIS) и опиравшегося на тесную поддержку церкви. На муниципальных и региональных выборах в июне 1990 года, ИФС нанес жестокое поражение ФНО, после чего в правительстве возникло опасение того, что после всеобщих выборов, назначенных на июнь 1991 года, события в стране могут начать развиваться по сценарию иранской революции. Поэтому выборы были перенесены на декабрь, однако, несмотря на все правительственные ухищрения ИФС вновь одержал легкую победу над ФНО. Тогда в январе 1992 года в дело вмешались военные, аннулировавшие результаты выборов. Спустя несколько недель ИФС был запрещен. Это стало концом демократии и началом кровопролитной гражданской войны. Лидеры ИФС были арестованы, а их газеты закрыты. После этого на основе ИФС возникли радикальные военные группировки, которые приступили к террору. Отличительной особенностью этого террора стали не взрывы, а перерезанные глотки мирных жителей, в том числе и детей. Алжирская армия проявила неспособность, а то и нежелание защищать мирное население. Военные пытались легитимизировать свою власть, проведя в июне 1997 года парламентские выборы, однако ИФС их бойкотировал. Кровавая вакханалия продолжалась, и в 1997 году были убиты еще десятки тысяч людей. Израиль и Алжир продолжают подвергаться угрозам со стороны радикальных исламских группировок, сеющих смерть и разрушения. Но, несмотря на то, что вспышки исламского фанатизма случаются во всех му-сульманских странах, общая тенденция состоит в модернизации и нормализации отношений с Западом. Разумеется, что постепенный прогресс не вызывает у мировой прессы столь жгучего интереса, как вспышки средневековой жестокости. В Иране, несколько лет назад прогремевшего на весь мир варварским захватом американского посольства, к власти пришел либеральный министр культуры Мухаммед Хатами, избранный президентом страны в мае 1997 года подавляющим большинство голосов. Однако страна не слишком изменилась, и даже смертный приговор (фатва), заочно вынесенный писателю Салману Рушди, так и не был отменен. Иран продолжают обвинять в поддержке ближневосточного терроризма. Лидерами страны по-прежнему остаются представители духовенства, во главе с аятоллой Хаменеи (Khamenei). Однако нет никаких признаков того, что Иран намерен стать центром глобального распространения радикальных движений, объявивших войну Западу. Напротив, сейчас он крайне нуждается в доходах от экспорта нефти и газа. Россия и Франция проигнорировали торговое эмбарго США и продолжают сотрудничество с Ираном. В соседнем Ираке по-прежнему правит Саддам Хусейн, которого трудно заподозрить в миролюбии, однако его враждебность Западу вряд ли можно отнести к «мусульманской угрозе». Это — жестокий и хитроумный диктатор, мечтающий о господстве на Ближнем Востоке. В отношении Ирака продолжают действовать санкции ООН, поскольку Саддам упорно не желает допускать на свою территории международных инспекторов, которые должны убедиться в отсутствии у него возможностей для производства ядерного и биологического оружия. Страна продолжает балансировать на грани конфликта со всем цивилизованным миром. Ливия тоже запятнала себя связями с террористами и оказалась в изоляции со стороны Запада. Однако ислам, исповедуемый ливийским лидером Муамаром Каддафи в его «Зеленой книге», осуждается другими мусульманами как ересь. В тех странах, где мусульманские организации склонны к насилию, правительства при желании способны их ликвидировать, как это сделал египетский президент Мубарак. В Алжире мусульманское политическое движение расколото, а умеренные мусульманские партии действуют в рамках существующей политической системы. В Африке проживает 700 миллионов человек. С момента окончания «холодной войны» континент в значительной мере утратил свое стратегическое значение. 891 Никто больше не угрожает захватом содержащихся здесь мировых запасов золота, меди или нефти. Поэтому западная поддержка африканским странам ограничивается предоставлением кредитов, гуманитарной помощи, советников и посредничества при разрешении конфликтов. А африканский континент постоянно сотрясают конфликты — в одном только 1996 году их было около сорока. Однако военное вмешательство Запада отныне практически исключено. Последняя такая — и крайне неудачная! — попытка была предпринята в Сомали в 1993 году администрацией президента Буша. Что касается старых колониальных держав, то Франция одно время тоже пробовала посылать войска для вмешательства в центрально-африканские конфликты между своими бывшими колониями, но вскоре вынуждена была отозвать их обратно. Посредничество, особенно под эгидой ООН, оказывается успешным лишь при условии, что противоборствующие стороны сами готовы остановить кровопролитие и сесть за стол переговоров. Существует немало примеров успешного посредничества в Намибии, Мозамбике, Либерии и Анголы, однако немало и неудач — в Судане, Конго и Руанде. В Руанде и Бурунди конфликт между тутси и хуту тянется еще со времен колониального владычества. Тутси лучше приспособились к западному стилю, образовав собственную аристократию в лице владельцев крупного рогатого скота, в то время как большинство хуту принадлежат к беднейшим слоям крестьянства. В свое время Бурунди и Руанда являлись колониями Г ермании, а после ее поражения в первой мировой войне Бельгия получила мандат на управление этими колониями от Лиги наций. Бельгийцы сохранили феодальную иерархию, при которой высокие тутси (средний рост 180 см) доминировали над низкорослыми хуту. В Бурунди тутси удерживали свою власть на протяжении тридцати одного года после обретения независимости в 1962 году. При этом все выступления хуту жестоко подавлялись. Лишь после выборов 1993 года власти тутси пришел конец. Однако они отнюдь не смирились с этим, а убили премьер-министра и устроили массовую резню хуту. В Руанде тутси утратили власть в момент обретения независимости, после чего многие из них бежали в Уганду, где их встретили не слишком приветливо. Позднее, в начале 80-х годов они присоединились к армии национального сопротивления под командованием Музевери и в 1986 году помогли ей одержать победу. В 1990 году с помощью Уганды они организовали собственные вооруженные силы и захватили северную Руанду. После возобновления кровавой резни, организованной тутси в Бурунди в 1993 году, и находясь перед угрозой вторжения армии тутси в северную Руанду, лидер хуту принял «окончательное решение» и устроил геноцид против двух миллионов тутси по прежнему проживавших в Руанде. 6 апреля 1994 года самолет, в котором летел премьер-министр Руанды, был сбит, и это послужило сигналом к началу самых массовых убийств в африканской истории. Хотя до этого тутси и хуту мирно проживали в Руанде, причем многие мужчины-тутси были женаты на женщинах-хуту, подстрекаемые к этому хуту устроили резню, не щадя ни женщин, ни детей. Количество жертв никто не считал, однако по некоторым предположениям от 800 000 до 1 миллиона тутси были убиты. Небольшой воинский контингент сил ООН, расквартированный в Руанде, был не в состоянии остановить резню, поэтому занялся эвакуацией европейцев. Все это происходило на глазах у цивилизованного мира, с ужасом взиравшего на то, как свирепые шайки милиции хуту убивают всех тутси, не щадя даже своих соплеменников, заподозренных в сочувствии к жертвам. В отместку, вооруженные силы тутси, расположенные в северной Руанде и опиравшиеся на поддержку Уганды, начали наступление на позиции хуту. Они быстро разгромили армию хуту и захватили власть в Руанде. В начале лета 1994 года многие хуту бежали из страны, причем большинство из них направилось с соседние, восточные районы Конго. Там, на бесплодных землях, отведенных под лагеря беженцев, поселилось свыше миллиона хуту. ООН оказывало им посильную гуманитарную помощь. Сорокатысячный отряд милиции хуту терроризировал лагеря, предостерегая беженцев от возвращения домой и совершая регулярные набеги в Руанду. Новая стадия развития конфликта в этом регионе началась на территории Конго в 1995 году. Тутси, бежавшие из Руанды, и Лоуренс Кабила, боровшийся против режима Мобуту во главе «Союза демократических сил за освобождение Конго», объединили усилия и напали на лагеря беженцев-хуту, чтобы заставить их покинуть территорию Конго и вернуться в Руанду. И вновь ООН оказалась не в состоянии предотвратить массовую резню, в результате которой тысячи людей бежали в леса Конго. Затем Кабила, сметая все на своем пути, направился на запад страны, причем его армия постоянно усиливалась дезертирами из войск Мобуту. В мае 1997 года он захватил Киншасу и вынудил Мобуту отправиться в изгнание. Придя к власти, Кабила последовательно блокировал все попытки ООН расследовать массовые убийства хуту. Мало кто жалел о падении коррумпированного режима Мобуту, который правил своей страной дольше, чем любой другой африканский лидер. Однако до сих пор неясно, что ожидает Конго под властью Кабилы. Без поддержки западных держав, ООН бессильно было что-либо предпринять. В Руанде тысячи хуту, 892 подозреваемых в убийстве тутси, содержатся в переполненных тюрьмах. Огромную проблему составило размещение беженцев-хуту. Весь регион вокруг озера Виктории, граничивший с восточным Конго, Угандой, Кенией, Танзанией, Бурунди и Руандой продолжает оставаться нестабильным, а правящие в двух последних странах тутси продолжают угнетать своих соотечественников хуту. В середине 90-х годов свыше миллиона людей были вырезаны в одном только Судане, в ходе гражданской войны, которая продолжается по сей день и которой не видно конца. Сомали также погружена в собственный кровавый конфликт. Фактически, в конце века Африка оказалась предоставлена самой себе. Падение режима Мобуту в определенной степени содействовало делу мира в соседней Анголе, поскольку свергнутый лидер Конго поддерживал мятежного Савимби — лидера УНИТА, боровшегося с социалистическим правительством Анголы за контроль над страной. Кстати, в свое время как Мобуту, так и Савимби пользовались поддержкой Запада. Г ражданская война, продолжавшая в Анголе на протяжении восемнадцати лет, подошла к своему завершению в 1994 году, благодаря выборам и мирному соглашению, достигнутому при посредничестве ООН. Однако национальное согласие и примирение так и не были достигнуты. С момента обретения независимости в 1975 году ангольцы постоянно воевали друг с другом, причем противоборствующим сторонам оказывали поддержку извне главные участники «холодной войны» — СССР и США. В 90-х годах поддержка прекратилась, и конфликт приобрел чисто внутренний характер. С одной стороны, в этом был определенный плюс, с другой — это не слишком облегчило страдания одиннадцати миллионов ангольцев. В бывшей португальской колонии Мозамбике, расположенной на западно-африканском побережье, гражданская война продолжалась еще дольше — двадцать восемь лет — практически разрушив одну из беднейших стран мира. После окончания «холодной войны» и падения режима апартеида в Южной Африке, поддержка «марксистского» режима Мозамбика прекратилась, что создало возможности для примирения враждующих сторон. Насколько мнимой была социалистическая ориен-тация так называемых «марксистских» африканских режимов наглядно продемонстрировал пример Мозамбика, правительство которого охотно применило экономические средства, предложенные Международным Валютным Фондом в обмен на финансовую помощь. И они прекрасно сработали — экспорт удвоился, начались инвестиции, инфляция спала. Однако до полного восстановления экономики и существенного облегчению жизни людей еще далеко. Не оказываются ли европейские идеи типа «демократии», «рыночной экономики» или «марксизма» лишь поверхностной мишурой, когда их пытаются совместить с африканскими реалиями? Несмотря на демократические выборы или социалистическую однопартийную систему, африканские лидеры остаются у власти до глубокой старости. Выборами можно манипулировать, а преданность по этническому признаку значит гораздо больше, чем любые политические пристрастия. Почти половина из 53 африканских государств управляется военными или бывшими военными, причем некоторые из них, например, капитан авиации Джерри Роулингс в Г ане, соглашались на выборы после того, как захватили власть в результате военного переворота; а другие, как нигерийский генерал Абача, хотя и обещали выборы после захвата власти, но явно не собирались выполнять своих обещаний. Президент Мусевени нашел уникальное демократическое решение для этнического конфликта в Уганде. Он запретил участвовать в выборах партиям, разрешив делать это лишь в индивидуальном порядке. В Кении 74-летний президент Даниэль арап Муи выставил свою кандидатуру на выборах 1997 года и, несмотря на коррупцию, скверное состояние экономики и собственную жестокость, проявленную им при подавлении оппозиционных выступлений, оказался достаточно хитер, чтобы выказать себя главой политических реформ, и это позволило ему быть переизбранным — после 19 лет пребывания у власти! В Зимбабве Роберт Мугабе, демократически избранный в 1980 году, ухитрился неизменно выигрывать все последующие выборы. При всем различии состояний африканских стран, идеи демократии и рыночной экономики на первый взгляд кажутся здесь неприемлемыми, и даже при попытках своего воплощения в жизнь мало подходят для описания того, что происходит на самом деле. Однако западно-ориентированные реформы все-таки помогают покончить с монополией на власть в тех странах, где коррумпированные правительства сдерживают экономическую активность населения. После того, как реформы начинают действовать, за ними следуют инвестиции и поощрение предпринимательства, что, в свою очередь, порождает надежды на повышение уровня жизни. Но до тех пор, пока не будет покончено с гражданскими войнами, реальный прогресс невозможен. В Либерии кровопролитная гражданская война продолжалась в течение семи лет, и даже вмешательство западно-африканских миротворческих сил не могло ее остановить. Лишь в 1997 году вожди воюющих сторон согласились на выборы, которые выиграл Чарльз Тейлор — лидер основной партизанской группировки. 893 Есть ли надежды на будущее? Большинство африканцев все еще ужасающе бедны. Последние сорок лет на континенте свирепствуют голод и войны. За это время пожалуй только Судан целых одиннадцать лет прожил в мире. Первая по величине африканская нация — Нигерия, находится под гнетом безжалостного военного режима. Три миллиона африканцев каждый год становятся жертвами малярии и других тропических болезней — и все из-за отсутствия медицинской помощи, доступной жителям Запада. Но не все так безнадежно — уже наблюдаются определенные признаки восстановления и прогресса, да и многие вооруженные конфликты удалось погасить. Нельсон Мандела является одним из самых выдающихся африканских лидеров. В результате мирных переговоров власть в Южно-Африканской республике перешла мирным путем от белого меньшинства к черному большинству, что стало уникальным прецедентом в истории этого столетия. При этом белое население по-прежнему контролирует вооруженные силы и полицию. Мандела и Африканский Национальный Конгресс сумели убедить руководство белых, что они не собираются мстить за десятилетия проводимых против них репрессий, но хотят согласия и примирения. Только это и сделало мирный переход власти возможным. Двадцати восьми миллионам черных африканцев были предоставлены избирательные права, после чего они выстроились в длинные очереди к избирательным участкам, чтобы принять участие в первых свободных, всеобщих и по-настоящему демократических выборах, состоявшихся в ЮАР в апреле 1994 года. На этих выборах АНК получила 62,6 % всех голосов избирателей, а Мандела стал президентом. При этом самые ожесточенные вспышки насилия про-исходили не между белыми и черными, а между самими черными — АНК и возглавляемой Бутелези Свободной партией Инката, которую поддерживали местные зулусы. В течение всех лет апартеида это движение поощряло раскол и провоцировало насилие и убийства, поэтому с ненавистью нельзя было покончить в одночасье. Произошедший конфликт унес свыше 10000 жизней. Однако Мандела, имея своим заместителем де Клерка, приступил к трудной задаче построения будущего Южно-Африканской республики. В мае 1996 года Национальная партия вышла из коалиции с АНК после того, как парламент принял новую демократическую конституцию страны. Апартеид был полностью запрещен, однако до большинства африканцев еще не дошли плоды начавшихся реформ. Программа АНК, посвященная планам реконструкции и развития страны, предусматривает строительство одного миллиона домов, электрификацию двух с половиной миллионов домов и передачу их владельцам 30 % пахотных земель, а также обязательное бесплатное образование для всех детей. Но первым делом была введена бесплатная медицинская помощь. После отказа от «социалистического» планирования, экономика страны развивается медленно. Разочарование, охватившее большинство представителей городской бедноты, породило всплеск преступности. Апартеид был поставлен вне закона, однако его последствия продолжались. Экономическое могущество находится главным образом в руках белых. Небольшая часть высокообразованных черных получила большие выгоды от реформ, однако для подавляющего большинства из 41 миллиона жителей ЮАР, жизнь остается такой же тяжелой, как и прежде. Мандела выполнил свое обещание не допускать насилия в отношении белых южноафриканцев. Возможно, что одним из са-мых замечательных институтов, созданных в этом столетии, стала Комиссия по Доверию и Примирению, которая начала свои заседания под руководством архиепископа Десмонда Туту в апреле 1996 года. Ее задача состояла в том, чтобы избавить страну от ненависти, накопленной за время господства апартеида, и провести амнистию за преступления, в том числе и убийства, по политическим мотивам. Заседания комиссии освещаются телевидением. Жертвы и мучители противостоят друг другу, и в их тяжелых спорах рождается истина. Так, перед комиссией предстали полицейские, обвиненные в убийстве в 1977 году Стива Бико, а также члены тайных военных организаций, обвиненные в убийствах и пытках членов АНК. С другой стороны, черные тоже обвинялись в совершении ряда преступлений против белых. Комиссия решала встававшие перед ней задачи честно и беспристрастно. В мире, где дискриминация остается широко распространенной и где на каждом континенте вооруженные конфликты продолжают уносить человеческие жизни, погружая семьи в печаль и отчаяние, хорошо бы постоянно помнить о «послании надежды» Нельсона Манделы, в котором есть такие слова: «Никто не рождается на свет с ненавистью к другому человеку за цвет его кожи, его происхождение или его религию. Люди вынуждены учиться ненависти, но если они могут научиться ненависти, то смогут научиться и любви, а любовь более присуща человеческим сердцам, чем ненависть». Было бы глупо отрицать опасности, которые ждут человечество впереди или преуменьшать неопределенность будущего. Тем не менее, в предстоящие десятилетия перед землянами открыты возможности для мира и прогресса, и это позволяет историку выразить надежду на то, что история самого кровавого в истории человечества века вскоре останется позади.