Формирование образа врага

мартовской революции в Германии 1848 года в связи с обеспокоенностью по поводу возможного вторжения русских для поддержания старых монархий была выпущена листовка, в которой говорилось: «Русские уже здесь! Смерть русским! [...] Помните ли вы со времен освободительных войн наших друзей? Спросите своих отцов, дядей, тетушек, бабушек и дедушек, как великолепно эти наши друзья умели воровать и грабить, мародерствовать и угонять. Помните ли вы еще казаков на низких лошадях с высокими седлами, увешанных котелками, чайниками, сковородками, утварью из серебра и золота? Всюду, где они побывали, они оставляли за собой разрушение, вонь и насекомых. И эти казаки, башкиры, калмыки, татары и т. д. десятками тысяч горят скотским желанием вновь разграбить Германию и нашу едва рожденную свободу, нашу культуру, наше благосостояние, уничтожить, опустошить наши поля и кладовые, убить наших братьев, обесчестить наших матерей и сестер и с помощью тайной полиции и кнута уничтожить любой след свободы, человечности и честности. [...]

Сокровищница Германии приманивает русские орды, подстрекаемые религиозным фанатизмом. Так называемые «офицеры-болтуны» из Петербурга проповедуют во всех частях солдатских орд якобы ниспосланный Господом «панславизм» (славяно-русское иго над другими народами) и провозглашают явление «батюшки» (императора), который поведет их на Германию во исполнение Божьей волей и для наказания врагов Божьих и порядка»113.

Эта и другие листовки были выпущены несмотря на то, что русская сторона не имела никаких намерений совершать нападение на Германию. Тема русской угрозы тогда использовалась и в пропаганде революционного противостояния. Одна из карикатур изображала немца Михеля на рождественском базаре, перед ним св. Николай в одежде казака и грозящий кнутом его холоп Рупрехт. Они символизировали царя Николая I и русскую орду: изображенный в листовке кнут, цепи и сабля — символы русского гнета.

В 1863—1864 годах подавление русскими войсками польского восстания хотя официально и одобрялось прусским правительством, но в печати общественность крити

ковала его и давала повод закрепить среди немцев мнение о жестокости русских. Немецкий писатель В. Хен, уроженец прибалтийских губерний русской империи, в страхе перед русской угрозой в 1867 году писал: «Казаки придут на своих лошадях с плетками и пиками и все затопчут. У них нет никаких потребностей, они мастера разрушений, ведь у них нет сердца, и они бесчувственны. И вместо убитых сотен тысяч придут другие сотни тысяч, ведь они как саранча. И опять может предстоять решающая битва при Халене, об исходе которой никто не знает. Все это уже было. Монголы, пришедшие из глубины Востока, застряли в Силезии, славяне запросто могут остановиться лишь у Атлантического океана. Пока их уничтожает только алкоголь, который в данных обстоятельствах может стать благодетелем для человечества».

Дневник Хена был издан в 1892 году профессором русской истории Теодором Шиманном как предостережение немецкой общественности. Шиманн, который тоже был прибалтийским немцем, являлся консультантом генерального штаба и императора Вильгельма II. Тогда же, в 1892 году, еще один немец-прибалтиец, генерал Фридрих фон Бернар- ди анонимно издал брошюру «Videant consules...» с политическими требованиями о завоевании русских прибалтийских губерний. Необходимость этого он обосновывал тем, что немцам нужно иметь более обширное побережье, с большим населением для дальнейшего расширения военного и торгового флота.

Представление о том, что с великой империей на Востоке не может быть ничего общего, усиливалось и расхожей формулой об «азиатском» (или, по крайней мере, «полуазиатском»)

характере России. Для широких слоев населения отсталость России от Западной Европы представлялась результатом примитивности народов царской империи и их неспособности к восприятию культуры. Вот как, например, характеризовались русские в школьном учебнике 1908 года: «Русские — это по- луазиатские племена. Их дух не является самостоятельным, чувства справедливости и реальности заменены слепой верой, им не хватает страсти к исследованиям. Раболепие, продажность и нечистоплотность — это чисто азиатские черты характера»115. А в германском пропагандистском издании времен Первой мировой войны, 1916 года, говорилось: «В русском характере мы находим контраст между меланхолией, чисто славянским благодушием и жестокими кровожадными инстинктами азиатских кочевников. Чтобы понять это противоречие в русском характере, необходимо обратиться к историческому развитию русских. Русский характер обусловлен в своей основе влиянием татарского ига, деспотической формой правления в России и, в первую очередь, крепостным правом. Эти три момента в национальной жизни русских в течение веков оказали чрезвычайно отрицательное влияние на их характер»116. В 1925 году в школьном учебнике Веймарской республики подчеркивалось: «Русский дух как таковой, видимо, не приспособлен к творческой созидательной деятельности; почти всем, что создано Россией во внешних и внутренних делах, она обязана немцам, состоявшим на русской службе, или прибалтийским немцам»117 lt;gt;.

В ряде немецких публикаций первых двух десятилетий XX века указывалось на значение России для Германии как «колониальной страны» с большими запасами сырья. Прибалтийские губернии (с их небольшой немецкой прослойкой), а также Украина рассматривались как потенциальные колонии. В 1918 году, когда Польша, прибалтийские губернии, Украина и Грузия были оккупированы немецкими войсками, показалось, что сбывается задуманное. Директор дисконтного банка Самондзона писал: «Россия, находясь, с одной стороны, в крайне истощенном состоянии и, с другой, имея неограниченные возможности промышленного развития, способна удовлетворить потребности Германии в любом сырье. Она является колониальной страной у ворот Германии и на многие десятилетия может полностью обеспечить

небывалый расцвет нашей промышленности и торговли. Открыть эту колониальную страну для Германии — главная заповедь сегодняшнего дня»118.

Октябрьская революция 1917 года была благожелательно воспринята немецким политическим руководством по военным и внешнеполитическим соображениям, но революция в Германии 1918—1919 годов изменила это отношение. Даже после ее поражения опасность большевизма представлялась по-прежнему огромной. Угроза большевистской «мировой революции» переплелась с ужасами нашествия «азиатских орд». Барон Матнойффель-Катуданген, в свое время эмигрировавший из Латвии и впоследствии оказавший сильное влияние на представление Гитлера и его партии о России, писал в 1926 году:

«Еврейский комиссар безраздельно управляет в своем районе жизнью и смертью, как когда-то татарский хан. Ленин сам был татарином и во многом напоминал великих монгольских завоевателей, таких, как Чингис-хан или Тамерлан. [... ]

Большевики уничтожают памятники культуры, музеи, архивы, литературные произведения всех видов. В них живет ненависть к нашей западноевропейской арийско-германской культуре, что отразилось в физическом истреблении образованного слоя русского общества. [...]

Под этим углом зрения весь большевизм представляется новым монгольским нашествием, возвращением к монгольским набегам, которые однажды уже потрясли арийскую расу и арийско-германскую культуру, угрожая полным уничтожением.

Но германский народ собственными силами справился с монгольской опасностью. Делать ставку на силу германского народа мы должны и сегодня. В его руках — исход этой борьбы, его собственная судьба и судьба Европы, судьба арийской расы и всей культуры, и если враг разобьет нас, то остальные народы Европы не смогут противостоять ему. Если мы победим, то после этого начнется неизбежное продвижение на Восток, жизненно важное для немцев»119.

В 1929—1932 годах идеологическое противостояние на практике было релятивировано политическим, экономическим и военным сотрудничеством между Германией и СССР. Но в это время, если не принимать во внимание идеализированные

представления немецких коммунистов и их сторонников, а также симпатии некоторой части интеллигенции, для большинства германского населения СССР оставался врагом № 1, представляющим опасность государству и обществу, религии и культуре, семье и молодежи. В разворачивающемся в этот период национал-социалистическом движении антирусский и антисоветский образ врага получил дополнительное радикальное обострение. Это произошло на основе традиционных антироссийских и антисемитских представлений. Старые и новые клише накладывались на бредовую антисемитскую идею о «еврейском всемирном заговоре». Центральным пунктом национал-социалистического образа врага стал стереотип «еврейского большевизма», который победил в России в году, угрожал Германии в ноябре 1918 года и теперь якобы стремится к господству над всем миром. В 1927 году Адольф Гитлер в «Майн кампф» писал: «В русском большевизме мы должны видеть предпринятую в двадцатом столетии попытку евреев завоевать мировое господство. [...] Германия является сегодня ближайшей крупной целью большевизма»120.

Книгу «Майн кампф» Гитлер посвятил Дитриху Эккарту (1868—1923), журналисту и писателю с незаконченным медицинскими образованием, автору антисемитских и антимарксистских трудов. Он был влиятельным наставником Гитлера, являлся одним из трех главных «отцов» национал-социалистического движения.

Существенное участие в развитии враждебного представления о России и идеи «еврейского большевизма» внесли прибалтийские немцы Альфред Розенберг и Макс Шойбнер-Рих- тер, которые с начала 1920-х годов жили в Мюнхене. Под их влиянием в период становления НСДАП стали модными выражения «еврейский большевизм» и «советская Иудея».

Розенберг в 1924 году в журнале «Мировая борьба» писал: «В течение 1918 года все более или менее зрячие увидели, как спала маска большевистского сфинкса, и выяснилось, что большевизм не был и не является борьбой за социальную идею. Это политическая борьба евреев всех стран против национальной интеллигенции всех народов, чтобы с помощью натравленных против нее низших слоев народа уничтожить ее и на ее место поставить евреев или зависимые от них создания»122.

А. Розенберг (1983—1946) тесно сотрудничал с Гитлером. Он родился в Ревеле, изучал архитектуру в Риге и Москве, в году бежал в Германию, с 1919-го — член Немецкой рабочей партии (с 1920 года — НСДАП). С 1921 года — редактор, с 1923-го — главный редактор, с 1937-го — издатель газеты «Фёлькишер беобахтер», а также автор и издатель других национал-социалистических периодических изданий. В году основал «Союз борьбы за немецкую культуру». Претендовал, но безуспешно, на роль главного идеолога НСДАП. Основной его труд — «Миф 20 века» был издан в году. В 1933 году Розенберг возглавлял в НСДАП работу по внешнеполитическим вопросам, а с 1934 года — «уполномоченный фюрера по надзору над общим мировоззренческим и духовным обучением и воспитанием НСДАП».

июля 1941 года назначен рейхсминистром оккупированных восточных областей. На Нюрнбергском процессе приговорен к смертной казни123.

В 1933 году с приходом НСДАП к власти антисоветская пропаганда усилилась. Ее главной темой стала программа захвата «жизненного пространства», требование расширения немецких земель на Восток. Исходя из этой точки зрения, война против Советского Союза рассматривалась как неизбежная и политически оправданная. Предрекаемый национал-социалистами скорый распад СССР — «этого глиняного колосса», использовался для оправдания немецких притязаний.

Информация о Советском Союзе теперь централизованно поставлялась Министерством народного просвещения и пропаганды, которое в 1933 году возглавил Йозеф Геббельс, ранее, в 1927 году, издававший газету НСДАП «Дер Анг- риф» и с 1930 года — руководитель пропаганды национал-

социалистов, в студенчестве изучавший философию и филологию, с 1921-го — доктор философии. Геббельс до 1935 года официально пользовался услугами прежде всего «Союза немецких антикоммунистических объединений» («Антикоминтерн»), которым руководил Адольф Эрт (родился в Саратове, доктор философии, автор ряда антибольшевистских книг и брошюр, доцент высшей политической школы в Берлине). Ряд исследователей доказывают, что на самом деле «Антикоминтерн» оказался союзом замаскированных отделов Министерства Геббельса124. Сообщения в печати и по радио тщательно контролировались министерством пропаганды. Антисоветские фильмы и выставки сопровождались пропагандистской шумихой. Информация, которая могла бы изменить созданное ранее стереотипное представление о Советском Союзе, систематически замалчивалась.

Во всех крупные внешнеполитических собыгтиях немецкой пропагандой использовался антибольшевистский аргумент. Так, например, было в судетском кризисе. Доктор Э. Тауберт (1907—1976), руководивший референтивным отделом Министерства II-4 (антимарксистская и антисоветская пропаганда) народного просвещения и пропаганды, писал в отчете об этом: «Был разработан материал, из которого вытекало, что Чехословакия является «плацдармом большевизма в Центральной Европе». Это нашло отражение в изданной Антикоминтерном книге «Предательство Европы», о которой на приеме журналистов говорили венгерский и польский ораторы, давая понять, что все соседи Чехословакии чувствуют угрозу со стороны вклинившегося в Европу смертельного агента большевизма. Книга была издана одновременно на французском и английском языках и в те критические недели разослана ведущим политикам всего мира»125.

Во время конфликта в Испании тоже всплыл антибольшевистский аргумент. Через Португалию к Франко был заслан очень ловкий агент, который служил в качестве первого советника по пропаганде. Через него Франко дали понять, что его политическая аргументация должна основываться на антибольшевистской точке зрения и что его программа должна иметь социальную окраску126.

Развитие немецкой пропаганды как оружия вермахта проходило в тесном взаимодействии с практикой войск. Так, на

крупных маневрах вермахта осенью 1936 года доктор Э. Та- уберт руководил пропагандистской ротой «Голубой группы сухопутных войск». Таким образом отрабатывались приемы информационного воздействия на противника в боевых условиях. О том, против кого учились работать военные пропагандисты, видно из того, что руководивший ими Тауберт отвечал в министерстве Геббельса за антимарксистскую и антисоветскую пропаганду.

В инструкции имперского Министерства пропаганды от 31 марта 1937 года говорилось: «Борьба против мирового большевизма — генеральная линия немецкой политики. Его разоблачение — главная задача национал-социалистической пропаганды. [...] Задача пропаганды состоит в том, чтобы показать немецкому народу, что большевизм его смертельный враг, и доказать миру, что он враг всех народов и наций и тем самым мировой враг»127.

Период временного сотрудничества Германии с Советским Союзом привел к заметному ограничению антисоветской пропаганды. По этой причине СМИ не использовались для непосредственной подготовки к нападению на Советский Союз — частично это делалось и для дезинформации советской стороны о своих намерениях начать войну против СССР. «Сотрудничество с Россией было собственно пятном на нашей чести, — запишет 16 июня 1941 года в дневнике министр пропаганды Й. Геббельс. — Ныне оно будет смыто» [...]»128.

О характере предстоящей войны и противнике четко и лаконично сказано в инструкции по разведыванию и боевым действиям по плану «Барбаросса».

«Война против России — один из важнейших этапов борьбы за существование немецкого народа. Это древняя битва германцев против славянства, защита европейской культуры от московитско-азиатского нашествия, оборона против еврейского большевизма. Цель этой войны — разгром сегодняшней России, поэтому она должна вестись с небывалой жестокостью. Каждая боевая операция и в планировании, и в ее проведении должна осуществляться с непреклонной волей к беспощадному тотальному истреблению противника. В особенности никакой пощады по отношению к представителям русско-большевистской системы»129.

Позднее это дополнялось другими приказами немецкого командования на Восточном фронте. Вот, например, выдержки из приказа командующего 17-й армией генерал-полковника Г. Хота от 17 ноября 1941 года:

«[...] Здесь, на Востоке, борются друг против друга два внутренне непреодолимых воззрения: германское чувство чести и расы, многовековое немецкое воинство против азиатского типа мышления и примитивных инстинктов, подогреваемых небольшим числом в основном еврейских интеллигентов: страх перед кнутом, пренебрежение нравственными ценностями, уравнивание по низшим, пренебрежение своей не представляющей ценности жизнью.

Сильнее, чем когда-либо, мы верим в исторический поворот, когда к немецкому народу в силу превосходства его расы и его успехов перейдет управление Европой. Яснее сознаем мы наше призвание спасти европейскую культуру от азиатского варварства. Теперь мы знаем, что нам предстоит бороться с озлобленным и упорным врагом. Эта борьба может закончиться только уничтожением той или другой стороны; никакого соглашения быть не может».

[...] Русская масса уже в течение двух веков парализует Европу. Необходимость принимать во внимание Россию и страх перед ее возможным нападением постоянно довлели в политических отношениях в Европе и тормозили мирное развитие. Россия — не европейское, а азиатское государство. Каждый шаг в глубь этой унылой, закабаленной страны позволяет видеть эту разницу. От этого давления и от разрушающих сил большевизма следует навсегда освободить Европу и особенно Германию.

Для этого мы боремся и трудимся.

Командующий Хот (подпись).

Направить в следующие части: полки и отдельные батальоны, включая строительные и служебные подразделения»130.

До периода открытых враждебных действий против Советского Союза, начавшихся 22 июня 1941 года, немецкий народ, за небольшим исключением, узнавал о его социальной и хозяйственной структурах и культурной жизни только из подведомственных ведомству Геббельса СМИ, кино, пропагандистских выступлений и прошедшей цензуру литературы. «Подавляющее большинство немцев поэтому видело

в Советском Союзе бесчеловечную и бездушную систему подавления и представляло народ Советского Союза как полуголодную и тупую массу, — отмечалось 15 апреля 1943 года в служебном циркуляре СД «Сообщения из рейха» об образе русского населения. — Тысячи привезенных с Востока рабочих и военнопленные воспринимаются нашим населением как живые свидетели большевистской системы, на которых можно проверить существовавший до сих пор образ России и порожденные пропагандой представления о советском человеке. Судя по многочисленным сообщениям, мнения различные слоев населения по этому поводу раскололись, и трещина все более расширяется и углубляется»131.

Несмотря на то, говорилось в служебном циркуляре СД, что пропаганда постоянно указывает, что большевизм выкорчевывает религию и нетерпим к Церкви и религиозным знаниям, в потоке остарбайтеров из бывших районов Советского Союза в рейх оказалось много людей, носящих нательные крестики, изображения Мадонны и иконы. Это особенно бросается в глаза в католических районах рейха.

Далее «Сообщения из рейха» указывали на то, что одной из основных тем в пропагандистском изображении большевизма является искоренение русской интеллигенции и оболванивание масс. «В немецкой пропаганде советский человек представлялся неким тупым эксплуатируемым существом, так сказать, «рабочим роботом». Немецкие рабочие, однако, теперь имеют возможность часто убеждаться в обратном, т. е. в его способностях. В многочисленных сообщениях говорится, что рабочие с Востока, которые попали в военную промышленность, часто поражают немцев своей технической сообразительностью»132.

До сих пор в широких слоях немецкого населения считалось, сообщалось в служебном циркуляре СД, что для советских людей характерен низкий уровень образования и высокий процент неграмотности. С появлением остарбайтеров открылись неожиданные противоречия, которые часто сбивают немецких рабочих с толку. Во всех донесениях единодушно отмечается, что процент неграмотных очень низок. [...] Подобные примеры подтверждают это: «По мнению многих фолькгеноссе, современная советская система образования значительно лучше, чем при царизме. Сравнение знаний

немецких и русских сельских рабочих показывает, что русские образованнее» (Штеттин).

«Особое удивление вызвало распространенное знание немецкого языка, который преподается даже в деревенских средних школах» (Франкфурт-на-Одере) [...]133.

В немецкой пропаганде много говорилось о том, что большевистская система разрушила семью как ячейку общества. По этому поводу в обзоре СД говорилось, что представленные сообщения утверждают, что именно у остарбайтеров ярко выражены чувство семьи и высокая нравственность поведения. [... ]

Особенно значительная роль в немецкой пропаганде отведена ГПУ. Ссылки в Сибирь и расстрелы в значительной мере определяли представления немецкого населения. Поэтому в кругах начальства и рабочих были поражены тем, что остарбайтеры не знают телесных наказаний.»

Из-за этих выводов, как указывается в «Сообщениях из рейха», значительно меняется представление о Советском Союзе и его людях. Сталкиваясь с противоречиями такого рода, немцы начинают задумываться. Там, где антибольшевистская пропаганда работает старыми методами и знакомыми аргументами, она не находит доверия и интереса, как это было до и в начале войны с Советским Союзом. Желательно давать как можно более конкретную картину русской повседневной жизни. Некоторые здравомыслящие немцы высказывают мнение, что остарбайтеры являются не вполне типичными представителями советского общества, поскольку, например, в религиозном отношении они ведут себя более свободно, чем это было возможно под давлением советского режима. «Но контакты с людьми, попавшими в рейх, недостаточны для того, чтобы изменить существовавший до сих пор образ России, не говоря уже о том, что многие не дают себе труда поразмышлять об этом».

Издатели «Сообщений из рейха» никак не симпатизировали СССР. Это издание предназначалось для узкого круга лиц верхнего эшелона власти Германии, и ответственным за эти отчеты СД был Отто Олендорф (1907—1951), начальник ведомства 3 (немецкие жизненно важные области), специалист в области права и экономики, бывший референт по экономике при СД, приговоренный на Нюрнбергском процессе к смертной казни.

Этапы германской пропаганды во Второй мировой войне

Тактика германской пропаганды во Второй мировой войне изменялась, замечает Рудольф Зульцман, в соответствии с ходом боевых действий и разделялась на три основных этапа: пропаганда военных успехов; пропаганда путем критического анализа своих ошибок; пропаганда путем внушения страха поражения.

По времени первый этап охватывает начальный период Второй мировой войны до поражения германской армии под Москвой (с сентября 1939-го по декабрь 1941 года).

На этом этапе немецкая пропаганда питалась победами на фронтах и видела свою задачу разъяснить немецкому народу необходимость и справедливость этой войны и доказать ее превентивный характер.

Оценки этого периода у исследователей противоречивы, так как высокий моральный дух в период частых побед является слабым доказательством эффективности психологического воздействия. Многие критикуют расистские лозунги германских газет. Радио и кино в дни побед твердили: «Любыми средствами завоевать весь мир, создать великую германскую империю, тысячелетний рейх»; «Вытеснить и истребить славянские народы», «Убить каждого, кто против нас»; «Уничтожай в себе жалость и совесть, убивая всякого русского, советского, этим ты прославишься навеки»; «Сотрем с лица земли Москву и Ленинград. Уничтожим русскую нацию». Использование расистских лозунгов, по их мнению, явилось одной из грубейших ошибок немецкой пропаганды.

Значительное внимание в этот период уделялось пропаганде военных успехов вермахта. Когда немецкая армия осенью 1941 года испытывала ожесточенное сопротивление советских войск под Москвой, немецкое командование обращалось со словами: «Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами. Вы прошли по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться. Покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва — это конец войны. Москва — это отдых. Вперед!» Таким образом, в ход было пущено все: и тщеславие — «все столицы склонились перед вами»,

и близость цели — «перед вами Москва», и посулы пограбить — «пройдите по ее площадям», но главное: «Москва — это конец войны».

Верховное командование немецких вооруженных сил в июне года разослало подписанные начальником штаба оперативного руководства вооруженных сил Германии А. Иод- лем Указания по применению пропаганды по варианту «Барбаросса», в которых говорилось: «Применение всех средств активной пропаганды в борьбе против Красной Армии обещает больший успех, нежели в борьбе со всеми прежними противниками немецких вооруженных сил. Поэтому имеется намерение применять ее в больших масштабах»134.

На оккупированной советской территории немецкая пропаганда стремилась согласовывать свои усилия с развитием событий на фронтах, приспособиться к меняющейся обстановке. Так, вначале, надеясь на успех «молниеносной войны», ставились задачи вести так называемую «угрожающую пропаганду», с тем чтобы путем запугивания сломить у населения оккупированных областей волю к победе. Но по мере того, как война принимала затяжной характер, немецкие руководители, осознав, что лишь запугиванием многого не добьешься, предприняли попытки склонить население к сотрудничеству.

Уже к концу 1941-го призывы к населению о сотрудничестве стали занимать одно из центральных мест в системе его информационно-психологической обработки. В одной из инструкций говорилось: «Для быстрого усмирения завоеванных областей необходимо завоевать доверие населения. Относиться к русскому населению как к бесправному и бесчестному неправильно и не соответствует нашим интересам... Немцы должны показать себя высококультурной нацией, господство которой является для русского народа освобождением от большевистского ига»135.

Нацистская пропаганда в оккупированных советских областях расхваливала порядки в Германии, осуждая все советское, убеждала население в том, что немецкая армия пришла сюда не как завоеватель, а как «освободитель», что в войне повинны большевики и плутократы Англии и США.

22 апреля 1942 года Геббельс писал в дневнике: «Мы слишком больно ударили по русским, особенно по украинцам,

круто поступая с ними. Затрещина не всегда является убедительным доводом, и это относится как к украинцам, так и к русским».

22 мая 1942 года он вновь возвращается к этой теме и развивает ее: «Лично я думаю, что мы должны изменить нашу политику, особенно по отношению к народам Востока. Нам бы удалось значительно уменьшить опасность со стороны партизан, если бы мы сумели завоевать в какой-то мере доверие народа. В этом отношении могла бы совершить чудеса ясная политика по отношению к крестьянам и церкви. Может быль, бышо бы полезно организовать в различные районах марионеточные правительства, чтобы переложить на них ответственность за неприятные и непопулярные мероприятия»136.

Фашистская пропаганда дифференцировала свои усилия в зависимости от социального положения и возрастного состава населения. Особое внимание уделялось идеологической обработке молодежи с надеждой внедрить в ее сознание фашистскую идеологию, сделать ее послушным орудием в своих руках.

Основные направления немецкой пропаганды на оккупированной территории: подорвать у граждан страны доверие к руководителям государства и правящей партии; оправданность нападения Германии на СССР, немецкие вооруженные силы вступили в пределы страны как «друзья» советского народа, вермахт ведет войну «справедливую»; распространение мифа о «национальной революции» в Германии, создавшей «народное государство»; доказать, что в СССР нет подлинного социализма; утверждение, что войну спровоцировали большевики; изображение войны как борьбы против англо-американского империализма и большевизма с целью «уничтожения колониально-капиталистической системы», спутником которой «является большевизм» и утверждение в Европе «нового порядка»; указание на то, что Германия является врагом большевизма, а не народа; уверения, что вермахт борется с большевизмом не один, а плечом к плечу с «русской освободительной армией»;

в антипартизанской пропаганде преследовалась цель разложить изнутри партизанское движение, скомпрометировать партизан в глазах населения, лишить их всенародной поддержки.

Особенно тщательно закамуфлированной и поэтому весьма опасной была немецкая информационная акция на отвлечение от активной боевой деятельности, призывающая к выжидательной тактике и деятельности крупными соединениями, а не мелкими отрядами. Для этого от имени командования партизан выпускались листовки с призывом готовить силы для решающего удара, ждать приказа, чтобы одновременно выступить во всех районах области, ждать такого приказа, не проявляя вредной поспешности137. Также были листовки от выдуманного «командующего армией прорыва», с призывом создавать вместо мелких отрядов крупные и не заниматься пока боевыми действиями, а затаиться и выжидать приказа о решительном наступлении138. Антипартизанская тема была разнообразна по формам и методам ее ведения и широко развернута.

Второй этап начался с января 1942 года и продолжался до лета 1944-го. Он считается рядом исследователей наиболее интересным с точки зрения тактики. К этому периоду относятся «споры» Г. Фриче с пропагандой противника, а также еженедельная публикация передовиц Геббельса в газетах «Дас Рейх». По мнению Р. Зульцмана и американских исследователей, эти статьи представляли нечто новое в пропаганде.

Публикации Геббельса создавали впечатление, будто правительство совершенно открыто и непринужденно беседует с каждым немецким гражданином о самых щекотливых вопросах политической и военной обстановки и разрешает ему иметь в этом вопросе собственное мнение.

В своих выступлениях министр пропаганды использовал и известные ему сообщения пропаганды противника, успевшие проникнуть в народ. Он анализировал всяческие распространяемые в народе слухи и в определенных случаях позволял себе намеренно сгущать краски.

Стиль и тон правительственных передовиц существенно отличались от стиля и тона прочих выступлений прессы и обзоров радиокомментаторов, которые «создавали общественное

мнение». Если в первых своих статьях осенью 1941 года Геббельс обращался к представителям высших слоев немецкого населения, которые относились к примитивной пропаганде, разумеется, более критически, то с течением времени он стал приспосабливать содержание своих статей к интересам более широких слоев народных масс.

Широкой гласности статей Геббельса способствовала регулярная передача их по радио. Также текст одного из его первых выступлений распространялся среди населения в виде приложения к продовольственным карточкам139.

В этот же период началась демонстрация уже давно подготовленного, но не выпускавшегося на экраны фильма «Фри- дерикус». Фильм должен был показать, как Фридрих Великий, несмотря на все неблагоприятно для него сложившиеся обстоятельства, упорством и настойчивостью добился победы, которая долгое время казалась невозможной. Кадры, на которых король был изображен в дырявых ботинках, долго не сходили со страниц прессы. С этого времени фронтовые репортажи, по мнению Р. Зульцмана, становятся еще более реалистичными, а еженедельное обозрение впервые помещает фотографии убитых немецких солдат.

Пропаганда путем критического анализа своих действий была рассчитана ее руководителями на то, чтобы убедить народ в необходимости войны, заставить его внутренне ожесточиться и сделать его невосприимчивым к неудачам на фронте.

Третий этап — пропаганда путем внушения страха — был вызван предчувствием близкого поражения Германии. Он начинается с вторжения союзников в Европу летом 1944 года и продолжается до конца войны — весны 1945 года. На этом этапе немецкая пропаганда пыталась мобилизовать для сопротивления противнику последние силы народа, внушая ему страх и ужас поражения.

Возможности в этом отношении были огромны. Обширный материал для пропаганды ужасов поражения давали безжалостные бомбардировки противником германских городов. Большое количество аргументов представляли Министерству пропаганды и сама политика западных держав и ставшие известными послевоенные планы. В этой атмосфере появилась и получила большое распространение поговорка: «Радуйтесь войне, ибо мир будет страшным». Исследователи

предполагают, что ее придумал сам Геббельс. Также отмечается, что именно в этот момент многие немцы открыто или тайно поверили в существование у Германии какого-то чудодейственного оружия.

На последнем этапе у немецкой пропаганды появился еще один лозунг: «Победа или Сибирь!» Он возник так. Когда в рядах немецких солдат окончательно сложилось убеждение, что война скоро закончится, американцы из опроса пленных заключили, что многие немецкие войска воюют так ожесточенно только потому, что не хотят быть отправленными в качестве пленных в Америку, опасаясь, что из-за океана им будет труднее вернуться на родину. Это заставило американцев быстро уничтожить сотни тысяч пропагандистских листовок, изображавших немецких пленных на пути в Америку, и заменить их новыми листовками, в которых объявлялось, что пленные немцы отныне не поедут в Америку, а будут содержаться в лагерях на территории Западной Франции. Немецкая пропаганда немедленно опубликовала эту листовку как «доказательство» того, что теперь всех немецких пленных будут передавать русским и угонять в Сибирь.

Р. Зульцман отмечает, что несмотря на то, что Геббельс пустил в ход все средства пропаганды с целью доказать стремление противника уничтожить немецкий народ, он не решился опубликовать полученную в Берлине летом 1944 года карту предполагаемого раздела Германии. Эта карта была перепечатана из одной турецкой газеты, она иллюстрировала первый проект разделения Германии на три зоны. Согласно этому проекту, Берлин, разделенный на три сектора, должен был находиться в центре английской зоны оккупации. Геббельс опасался, что с опубликованием такой карты немецкое население восточный: провинций начнет переселяться на территорию будущей американской или английской зоны и следствием этого явится огромный беспорядок на транспорте, что отнюдь не способствовало бы усилению сопротивляемости Германии.

Р. Зульцман, утверждавший в своих мемуарах, что германская пропаганда избегала лжи, признается, что в конечной фазе войны она не только неправильно сообщала о положении на фронтах, но и делала это с большим промедлением. На пресс- конференции в те дни Геббельс говорил, что пропаганда долж

на приложить максимум усилий, чтобы пережить всего лишь несколько ближайших трудных недель, пока новое оружие существенно не изменит обстановку.

Немецкая пропаганда стала прибегать к событийным аналогиям, облеченным в форму исторических ссылок. К ним она обращалась постоянно, но особенно часто это стало случаться после разгрома немецких войск под Сталинградом. Растерянность перед поражением заставляла гитлеровских пропагандистов изучать историческую литературу в поисках убедительных аналогий из немецкой истории. (Подобное характерно всегда для пропаганды стороны, которая проигрывает сражения. Так, например, было и в СССР на начальном этапе войны в 1941—1942 годах).

Признает доктор Р. Зульцман и то, что немецкая пропаганда апеллировала главным образом к чувствам, задевающим сердце и душу народа, т. е. к немецкому национализму, к готовности народа к самопожертвованию, к его вере в своих руководителей и преданности своим властям, равно как и к его солдатским добродетелям. Именно эти чувства проявлялись почти во всех областях общественной и частной жизни немецких людей. О том, что эти идеалы и чувства стали средствами обмана, большая часть немцев узнала слишком поздно. И возникшее вследствие этого глубокое разочарование породило еще большее недоверие к пропаганде140.

Жертвой злоупотреблений стал не только немецкий народ. Так, например, один из тезисов немецкой пропаганды о создании Великой германской империи был подхвачен молодежью других европейских стран, о чем свидетельствуют судебные процессы, проходившие там после войны. Стремление молодежи избавиться от европейской разобщенности народов было использовано немецкой пропагандой в своекорыстных политических целях141.