§1. Краткая ретроспектива межобщинного взаимодействия на Кипре: от истоков до 1945 г.

Исходным пунктом отношений греков и турок на Кипре является захват этого принадлежавшего тогда венецианцам острова Оттоманской империей (157071 гг. )} При этом в историографии нет единого мнения в отношении первого опыта греко-турецкого общения: с одной стороны, часть греков-киприотов приветствовала османские войска как избавителей от гнета католиков, жестоко эксплуатировавших местное православное население и предпринимавших попытки его насильственного обращения в католичество.33 С другой стороны, в ряде случаев греки-киприоты и венецианцы сражались бок о бок против интервентов.34Стремление прочно закрепиться на стратегически важном острове побудило султана Селима II к обеспечению притока на остров переселенцев из Малой Азии.

Знакомство с библиографией, посвященной османскому господству на Кипре, демонстрирует сочетание тенденций к его идеализации и «демонизации». Упразднение западной модели феодализма, усиление роли православной церкви, наделение греко-кипрской общины некоторыми правами и привилегиями в рамках системы «миллетов», а также сравнительно мягкая властноприменительная практика - во всяком случае, в некоторые периоды - позволяет части исследователей утверждать, что Кипр столкнулся с «наименее жесткой формой господства», по сравнению с другими территориями Порты.35 В то же время литература полна свидетельств о самых варварских проявлениях османского гнета. Совмещение подобных оценок создает многогранную картину межобщинного взаимодействия, при котором сбалансированное - в теории - османское администрирование, неоднократно реформируемое и усовершенствуемое из Стамбула, подменялось произволом и деспотизмом на местах, часто одинаково жестоким и несправедливым как в отношении простых греков-киприотов, так и турок.

Посредством осуществленных на Кипре преобразований Порта действительно обеспечила определенную степень терпимости к вере греческой общины и передала управление ее делами православным митрополитам, драгоману и Архиепископу.

Одновременно наделение церкви привилегиями вызвало ревность мусульманской элиты, чье недовольство нарастало в прямой зависимости от способности клира укреплять свой статус. Это стало особенно заметно на рубеже XVIII-XIX вв., когда Архиепископ Хрисанф (1767-1810 гг.) сумел еще более расширить права церкви.37 Наряду с неоднозначной по своим реальным мотивам деятельностью греко-кипрского драгомана Х.Корнесиоса (1779-1809 гг.), это обострило отношения внутри элиты настолько, что мусульманская верхушка поспешила воспользоваться революцией в Греции 1821 г. для сведения счетов с облеченным властью верхним эшелоном клира.

Численность населения Кипра со временем менялась. Точных сведений о динамике демографического соотношения общин, однако, нет: первая перепись была проведена лишь в 1841 г. При этом на основе сопоставления имеющихся исторических свидетельств принято считать, что в XVII-XIX вв. это соотношение колебалось в пределах 2:8 - 3:7 в пользу греков-киприотов.38

Несмотря на существование на Кипре различных религиозных идентичностей, основной референтной группой там оставался семейно- родственный клан и деревенская община, членами которой были и православные, и мусульмане. Доказательством этого тезиса является немалое количество межобщинных браков, большой процент этнически смешанных деревень, практика заимствования имен друг у друга и совместного отправления некоторых обрядов, а также случаи двойной веры («липовамваки»).

Объединение интересов происходило, таким образом, не на основе религиозной / этнической принадлежности людей, а в зависимости от их статуса во властной пирамиде. Неслучайно при османском господстве конфликты на Кипре имели своим сюжетом не межэтнические, а скорее межклассовые противоречия. Так, зарегистрированные в хрониках восстания (1578, 1665, 1680, 1712, 1764-5, 1783, 1804, 1830 и 1833 гг.) являлись совместными выступлениями крестьян Кипра - православных и мусульман - против правящей элиты.39

Таким образом, угнетаемые слои Оттоманской империи представляли собой на Кипре во многом единую смешанную массу, разнородную только по своей религии. Свидетельства путешественников, посещавших Кипр в османский период, также не упоминают о серьезных социально-бытовых различиях или противоречиях между общинами. Как подтверждает запись в отчете британского консульского отдела на Кипре (1862 г.), «мусульмане живут в мире со своими христианскими соседями в городах и в провинции».40

В то же время, несмотря на наличие определенных предпосылок, единая общекипрская идентичность на острове не сложилась. Стамбул сам санкционировал обособленность наиболее образованной части греко-кипрской общины - православного клира. В результате монастыри и церковные школы превратились в центры греческой культуры, образованности и духовности, оплоты «особости» на фоне отсутствия бытовых или статусных различий в основной массе населения. По сути, сохранение на Кипре эллинской идентичности было обеспечено именно церковью.

Подъем самосознания в среде греческих интеллектуалов в Европе, начавшийся в конце XVIII в.

Начало национально-освободительной войны за независимость Греции (март 1821 г.) не вызвало, впрочем, крупных выступлений на Кипре. Более того, Архиепископ Киприанос, реально оценивая соотношение сил (и опасаясь навредить интересам церкви на Кипре), немедленно призвал православную паству сохранять спокойствие и сдать властям имеющееся оружие. Законопослушное поведение греков-киприотов было даже с удовлетворением отмечено соответствующим фирманом султана.

Тем не менее, освободительные выступления материковых греков были использованы османской администрацией острова для развязывания репрессий против православного клира. При отсутствии ясных на то полномочий из

Стамбула, Архиепископ и церковные иерархи Кипра были обвинены в содействии повстанцам и казнены (июль 1821 г.). При этом массовой резни или столкновений на религиозной почве не последовало.

В целом, участие греков-киприотов в войне за независимость Греции было сравнительно немногочисленным и практически не затронуло сам Кипр. Греческая историография, правда, не едина в данной оценке,42 и некоторые авторы пишут о важном вкладе киприотов в национально-освободительную борьбу Греции. В то же время крупных вооруженных выступлений на Кипре отмечено не было. Весьма спокойно отнеслись киприоты к патриотическим призывам со стороны командира греческой флотилии К.Канариса (июнь 1821 г.). Не получили массовой поддержки и вооруженные акции, предпринятые представителями греко-кипрской элиты в Пафосе и Никосии. В итоге сторонники революции были вынуждены уезжать с острова на материк, где разворачивались основные события. Но и там число киприотов в отрядах повстанцев не превышало нескольких сотен.

Несмотря на бурные события 20-х гг.

При этом, однако, создание независимого греческого государства ускорило процесс распространения на Кипре эллинского самосознания.43 Присущая османскому правлению доля терпимости в отношении греков-киприотов позволяла последним развивать экономические и духовные отношения с Грецией, откуда заимствовались школьные учебные планы и где греко-кипрская элита стала получать высшее образование. При этом продолжала укрепляться и политическая установка, задашгая первым правителем независимой Эллады И.Каподистрией, на включение всех населенных греками земель в состав единого государства.44Настроения в пользу присоединения Кипра к Греции - «энозиса» - постепешю все глубже и глубже укоренялись в сознании каждого следующего поколения греков и греков-киприотов.

Административные и фискальные преобразования, предпринятые на Кипре османскими правителями в 30-е гг. XIX в., стимулировали экономику острова. Отмена некоторых налогов, поощрение коммерции, допуск греков-киприотов к решению ряда административных вопросов - все это способствовало улучшению экономической ситуации на Кипре и его превращению, по словам греческого, заметим, исследователя, в одну из «наиболее эффективно управляемых турецких провинций».45 При этом негативное отношение ислама к коммерции привело к тому, что нарождавшийся в XIX в. класс буржуазии на Кипре стал почти полностью греко-кипрским. Быстро увеличивая свое благосостояние, он, наряду с клиром, составил базу для распространения идей «энозиса».

Церковь, однако, продолжала оставаться фактором стабильности в отношениях греков-киприотов, местной османской администрации и Стамбула, остужая порой не в меру горячие головы. Когда, в частности, после неудачного для Османской империи начала Крымской войны на Кипре появились прокламации с призывами к восстанию (конец 1853 г.), сам Архиепископ Кирилл призвал паству проявлять спокойствие и не поддаваться на провокации.

Передача Кипра от Османской империи Лондону в 1878 г. была воспринята греками-киприотами с надеждой. Рассматривая Великобританию в качестве христианской демократической страны, оказавшей помощь Элладе в эпоху борьбы за независимость и передавшей ей Ионические острова (1864 г.), они надеялись, что Лондон с пониманием отнесется к требованиям «энозиса». Однако британцы, во всяком случае, до Первой мировой войны, были настроены на соблюдение договора с Портой, в соответствии с которым остров находился в британском управлении, но де-юре оставался в границах османского суверенитета.47 Вообще Кипру с подачи премьер-министра Б.Дизраэли изначально придавалось стратегическое значение ключа к Ближнему Востоку. И хотя по мере стремительного распространения британского влияния в регионе военная значимость Кипра уменьшалась (особенно после получения англичанами контроля над портами Египта в 1882 г.), Лондон всегда считал остров своей важнейшей запасной позицией.

Сразу после установления на Кипре британской администрации произошло заметное изменение взаимного восприятия общин: до 1878 г. турки-киприоты, всегда оставаясь на Кипре в меньшинстве, ощущали подавляющий перевес над греками за счет своей интегрированности в состав Османской империи; теперь же утрата прямой связи со Стамбулом породила чувство страха и неопределенности. Лондон в некоторой степени разделял эти озабоченности. В глазах греков- киприотов это выглядело, по меньшей мере, как необъективность или даже целенаправленное стремление «коварного Альбиона» столкнуть общины. В то же время более правильным представляется мнение о том, что Лондон пытался совмещать собственные прагматические имперские интересы со своими представлениями о либерализме и справедливости.48 Так, У.Черчилль, бывший в 1907 г. заместителем министра колониальных владений, открыто заявил о «естествегаюсти стремления греков-киприотов к объединению с Грецией, которую они полагают своей матерью-родиной». В то же время «справедливые» интересы турко-кипрского меньшинства и соображения региональной стабильности, по мнению того же У.Черчилля, требовали от Лондона противостоять «энозису».49

Либеральность подхода Лондона к ситуации на Кипре подтверждают и сразу осуществленные британцам на острове преобразования, получившие в историографии, впрочем, неоднозначную оценку.50 С одной стороны, впервые

Кипру предоставлялось определенное административное самоуправление: в соответствии с дарованной конституцией, при британском Высоком комиссаре (с 1925 г. глава исполнительной власти стал называться Губернатором) учреждался Законодательный Совет с полномочиями утверждения бюджета, налогов и т.д., члены которого (3 британца и 3 киприота) назначались Верховным комиссаром. После принятия поправок в 1882 г. принцип назначения сохранился лишь в отношении колониальных чиновников (их число было увеличено до 6, а в 1925 г. до 9 чел.); общины же получили право избирать своих представителей: троих от турок-киприотов и девятерых (с 1925 г. - 12) от не мусульман.

С другой стороны, Совет не обладал правом окончательного голоса, и англичане не раз игнорировали его мнение. К тому же состав Совета задумывался таким образом, чтобы блокирование британских чиновников и турок-киприотов балансировало греко-кипрское большинство - тактика, давшая повод грекам- киприотам обвинять Лондон в следовании политики «разделяй и властвуй», а турок-киприотов - в потворстве колонизаторам. Само же формирование Совета стало, по сути, официальным признанием «раздельности» интересов общин.

Создание раздельных греко- и турко-кипрских полномочных советов по вопросам религии и культуры, наделенных правом развития самостоятельных контактов с Афинами и Стамбулом, также способствовало обособлению и внутренней консолидации общин. Предпринятая британцами реформа системы образования, учреждавшая общегражданские школы и повысившая уровень грамотности местного населения, сохраняла принцип комплектации школ по этническому признаку и расширяла существовавшую практику набора учителей из «родственных» стран - Греции и Турции. Как следствие, укреплялась этнически ориентированная интеллигенция, дополнительно стимулировалось проникновение «эллинской» идентичности в среду греков-киприотов, а чувство обособленности в мусульманской общине укоренялось.1

Уже с конца XIX в. греко-кипрское требование «энозиса» становится все более настойчивым: оно выдвигается в Законодательном Совете, в прессе, на улицах, в направляемых Верховному комиссару меморандумах, во время поездок разного уровня делегаций в Лондон. Более тысячи киприотов приняли участие в греко-турецкой войне за Крит (1897 г.) на стороне Греции. К рубежу XIX-XX вв. относятся и первые случаи межобщинного противостояния: в ответ на требования «энозиса», турки-киприоты в Совете стали блокировать греко-кипрские предложения по хозяйственным вопросам. Ориентированность греков-киприотов исключительно на «энозис» - без попыток учесть интересы турок Кипра, расширить политические права всего населения острова и обеспечить режим автономии - лишь усиливала беспокойство последних, заставляя видеть гарантов своей безопасности в британцах.51

Выстраивая секуляризованную модель правления, Великобритания на Кипре урезала церковные привилегии, вызвав недовольство клира. В то же время либерализация общественной жизни позволила иерархам проповедовать «энозис» открыто. Сталкиваясь с мощной церковной традицией, Лондон, по-видимому, не до конца осознавал ее силу в качестве духовного и политического поводыря греческой общины и недооценивал опасностей конфронтации с ней.

Экономические результаты английского правления на Кипре также неоднозначны. В соответствии с общим правилом британской колониальной политики, зависимые территории самостоятельно, без помощи метрополии, обеспечивали свое благосостояние. В условиях бедного Кипра, отягощенного уплатой в казну высоких налогов,52 такой принцип трансформировался (в оценках значительной части греческого и греко-кипрского общественного мнения) в целенаправленное угнетение местного населения при полном забвении развития острова. Кроме того, экономика Кипра выстраивалась с расчетом на удовлетворение нужд метрополии, прежде всего, в сельскохозяйственном сырье и полезных ископаемых, что, в свою очередь, предопределяло ее однобокий и несбалансированный характер «придатка».53

В то же время при непосредственном участии британцев на Кипре была построена разветвленная сеть дорог, улучшена инфраструктура портов, реформирована система здравоохранения, побеждена малярия. В сфере сельского хозяйства, помимо расширения системы орошения и высадки дополнительных лесонасаждений, основывались кооперативы, вводилась практика аграрного кредитования. Кроме того, реформировалась запутанная налоговая система, оставшаяся в наследство от Османской империи, а также привносилась сохранившаяся поныне традиция англосаксонского судопроизводства и администрирования. Черты экономической отсталости на Кипре, однако, сохранялись, а ситуация начала заметно меняться к лучшему лишь с конца 30-х гг. XX в., после введения льготного налогового режима и осуществления инвестиций.

Англичане, надо отметить, осознавали потенциал движения за «энозис» и были готовы пожертвовать Кипром ради своих стратегических интересов. Так, в 1912-13 гг. в Лондоне размышляли над передачей острова Греции в обмен на получение баз на Ионических островах и Пелопоннесе. В октябре 1915 г. Лондон уже ясно давал понять, что при немедленном присоединении Греции к Антанте не будет возражать против «энозиса». Афины, где царил раскол относительно выбора союзников в войне, заколебались и промедлили.54

Греко-турецкое противостояние в ходе балканских и Первой мировой войн, а также провал греческой интервенции в Малой Азии (1922 г.), сопровождавшийся насильственным переселением из Турции в Грецию более 1 млн. греков, не вызвал межобщинных столкновений на Кипре. На острове основными оставались не межэтнические, а социально-экономические проблемы, обострившиеся к концу 20гг. еще более. В турко-кипрской общине вплоть до середины XX в. медленно шел процесс вычленения новой - турецкой - идентичности из «османской».55 Греко- кипрский национализм, основную преграду для «энозиса» видевший в британцах, тоже не провоцировал обострения межобщинных отношений.

Совпадение и надэтничность интересов значительной части киприотов подтверждалось также их совместным участием в кооперативном аграрном движении, профсоюзных рабочих организациях56 и компартии Кипра. Само создание Коммунистической партии Кипра в 1926 г. означало выход на политическую сцену рабочего класса и новой идеологии. По сути, именно коммунисты составили альтернативу церковно-буржуазно-крестьянскому движению за «энозис»: манифесты компартии призывали и греков-, и турок- киприотов к единению в борьбе против британского империализма за автономию Кипра и создание в перспективе рабоче-крестьянского правительства острова.57

Тем не менее, стремление к «энозису», приобретавшее все более радикальную риторику, оставалось главным политическим мотивом на Кипре. Во второй половине 20-х гг., под влиянием «малоазиатской катастрофы», в нем, правда, выделилось умеренное крыло, выступавшее за компромисс с Лондоном (автономию острова) и оформившееся в январе 1930 г. в ЕОК - «Национальную организацию Кипра». Лондон, однако, опасался уступками вдохновить националистов и поэтому отказывался от любых переговоров. На самом острове радикальные сторонники «энозиса» в свою очередь делали все, чтобы скомпрометировать «умеренных»: акции саботажа, однако, организованные созданным в 1929 г. тайным «Национальным радикальным союзом Кипра» (ЕРЕК), лишь укрепили британцев в правильности бескомпромиссной линии.

Руководство в Афинах, как и общественное мнение, также не была едино: часть его полагала, что только «благородным оружием» Кипр объединится с

л

Грецией. В тоже время официальная линия в 20-30-е гг. XX в. заключалась в поддержании союзнических отношений с Лондоном и стремлении к компромиссу посредством расширения политических прав киприотов и последующего «энозиса» при сохранении за британцами важного с военно-стратегической точки зрения порта Фамагусты. Показательно, что при подписании Лозаннских договоренностей никаких оговорок в отношении Кипра Грецией сделано не было.

Пик движения за «энозис» между мировыми войнами пришелся на октябрь 1931 г., когда призывы греко-кипрских националистов к гражданскому неповиновению привели к тому, что мирная демонстрация в столице (Никосия, 21 октября) переросла в стычки с полицией. Затем последовали выступления в провинции. Неорганизованные и некоординированные, они были, впрочем, быстро и жестко подавлены.58 Турки-киприоты участия в акциях не принимали; при этом межэтнических столкновений также не было. Интересно, что правительство Греции в связи с октябрьскими событиями на острове заявило, что проблема Кипра в двусторонних отношениях с Великобританией не стоит.59

После 1931 г. в движении за «энозис» наметился спад. Англичане в свою очередь стали активно предпринимать меры против пропаганды греческого и турецкого национализма на Кипре. Помимо упразднения Законодательного Совета и преследования сторонников «энозиса», запрещалось использование государственных цветов и символов Греции и Турции, усиливалась цензура в печати. В попытке поощрить формирование «надобщгапюй» идентичности учреждались совместные школы, где менялась практика набора учителей и прекращалось использование греческих и турецких учебников. Для подготовки преподавателей на самом Кипре в г. Морфу основывался специальный колледж. Также прилагались усилия по улучшению экономического положения острова.

Предпринятые меры разрядили обстановку. Начало Второй мировой войны, сделавшей Грецию и Англию союзниками, еще более сгладило противоречия между греками-киприотами и Лондоном. Местоблюститель Архиепископского

л

трона на Кипре митрополит Леонтий официально благословил греков-киприотов на совместную с британцами борьбу против общего врага. По оценкам, около 30 тыс. греков-киприотов, как левые, так и правые, приняли участие в войне в составе британских сил.60 При этом подавляющее большинство греков-киприотов были убеждены в том, что обещание Лондона о предоставлении союзным народам после победы права на самоуправление будет реализовано на Кипре исключительно в виде «энозиса». Инициативы Лондонского кипрского комитета,61 выступавшего за получение островом автономного статуса, поддержки греков-киприотов не получили.

Интересен также тот факт, что в апреле 1941 г. премьер-министр Греции Эм.Цудерос представил английскому послу меморандум с предложением на время немецкой оккупации Афин разместить правительство Греции на Кипре, а после завершения войны присоединить остров к Элладе. Данная идея, однако, была немедленно отвергнута Лондоном под предлогом того, что в результате Кипр рискует стать объектом фашистской агрессии.

Турки-киприоты участия в боях не принимали, что с учетом позиции Анкары в войне провоцировало к ним весьма настороженное отношение. Одновременно необходимо отметить, что именно в 1940-45 гг. кристаллизуется политическая идентичность турок Кипра: в 1943 г. появились первые сформированные по этническому принципу турко-кипрские профсоюзы; в 1945 г. была основана «Турецкая национальная народная партия Кипра».62 Данные организации не имели идеологии национального освобождения; главная их задача заключалась в обеспечении безопасности турок-киприотов перед угрозой «энозиса». Эта установка делала турок Кипра потенциальными союзниками британцев и одновременно закладывала заряд напряженности в структуру пока мирных отношений греков- и турок-киприотов. J

Подводя итоги краткого анализа межобщишюго взаимодействия на Кипре, необходимо констатировать мирное сосуществование греков- и турок-киприотов, а также отсутствие межэтнических столкновений на острове в османский период (1571 - 1878 гг.). В одном из отечественных справочных изданий Кипр даже образно характеризуется как "этнографический фруктовый пирог, в котором греческие и турецкие смородинки перемешаны в каждом городе, на каждой

л

улице". В это время основным сюжетом политического противостояния являлись не этнические, а социально-классовые противоречия. Объединение интересов представителей общин происходило на основе не религиозной/этнической принадлежности, а в зависимости от их положения в единой властной структуре.

При этом надобщииная «общекипрская» идентичность все же не сформировалась, и на острове продолжали параллельно сосуществовать две различные, но не антагонистические общности. Признание Портой прав и определенной автономии греко-кипрской общины, прежде всего православной церкви, закрепило ее духовную «особость». Подъем национального самосознания, начавшийся в греческой общине на рубеже XVIII - XIX вв., сопровождался появлением требования об объединении Кипра и Греции - «энозиса». Это движение, однако, было весьма малочисленным и затрагивало первоначально лишь православный клир и греко-кипрскую буржуазию. И хотя создание независимого греческого государства ускорило процесс распространения идей «энозиса», в толще своей межобщинные отношения оставались ровными.

В период британского правления рост самосознания общин, стимулированный предоставлением им широких полномочий в сферах культуры, религии и образования, привел к усилению этнических идентичностей греков- и турок-киприотов: они уже совершенно осознанно ощущали себя не киприотами, а потомками античности, эллинизма и Византии или частью османского (постосманского) наследия, соответственно.63 Социальная активность общин концентрировалась вокруг различных религий и культурных традиций. Обучение в школах велось раздельно по этническому признаку; учителя набирались в Греции и Турции, откуда копировались школьные планы и где выходцы из общин получали высшее образование. Межобщинные браки заключались теперь весьма редко. И хотя греки- и турки-киприоты продолжали жить бок о бок, важно иметь в виду существование раздельных кварталов в городах со смешанным населением и большого количества моноэтнических деревень; количество деревень со смешанным населением сокращалось.64 Британская модель управления создавала благоприятную среду для развития греко-кипрского движения за «энозис», которое вызывало ответное, хотя и с запаздыванием по времени, нарастание турко- кипрского национализма. Когда Лондон стал осознавать серьезность ситуации и попытался обеспечить конструирование «надобщинного» самосознания, было поздно: раздельные идентичности общин уже сформировались.

При этом о межобщинном антагонизме еще не было и речи, межэтнические связи оставались спокойными. Основное содержание политической жизни на острове по-прежнему составляли социально-экономические проблемы и добавившееся к ним противостояние греков-киприотов и Лондона по поводу «энозиса»: события октября 1931 г. лишь подтвердили это. В то же время опасность того, что потенциальный межобщинный конфликт на Кипре мог бы иметь затяжной и ожесточенный характер «конфликта идентичностей»,65 уже начинала просматриваться. Для поддержания межобщинного спокойствия требовалось осторожность и сдержанность всех участников кипрской ситуации.

В этой связи значимым для целей настоящего исследования представляется вывод об отсутствии какой-либо исторически глубокой, изначально предопределенной вражды греков- и турок-киприотов.66 Как было показано, общины мирно уживались на острове, а постепенное развитие разных (но не конфликтующих) идентичностей не сопровождалось до определенного - сравнительно недавнего - этапа обострением их взаимоотношений, тем более до уровня неизбежного силового столкновения. Таким образом, для целей настоящей работы представляется весьма важным вывод о том, что кипрский конфликт является достаточно молодым и его корни уходят не в толщу веков или психологии, а, скорее, в годы новейшей истории Кипра. Анализу процессов кристаллизации межобщинных противоречий и их трансформации в противостояние, в том числе под воздействием «внешних» факторов (прежде всего, Великобритании, Греции и Турции), посвящен следующий параграф.