Империя Габсбургов являлась самой значительной европейской державой на протяжении более чем четырех столетий. Был ли ее распад в XX веке неизбежным следствием двух самых влиятельных сил мировой истории — национализма и индустриализации? Именно они оказались главными угрозами для той лояльности, которой придерживались народы, населявшие эту империю. Во многих отношениях национализм и индустриализация Австро-Венгерской империи прямо противоречили друг другу. Большой имперский рынок и свобода торговли внутри империи способствовали индустриальному прогрессу, а социализм, влияние которого росло в соответствии с ростом промышленности, призывал к лояльности, смягчавшей национальные конфликты. Но, с другой стороны, единству империи серьезно угрожал национализм. Впрочем, национализм и внутри себя тоже содержал семена раздора. В этой части Европы, где национальности так перемешаны между собой, трудно было достичь согласия по поводу того, где должны пролегать национальные границы, или какая национальность должна считаться государственным большинством, а какая — меньшинством. Но при всех конфликтах и определенном социальном напряжении в империи существовал порядок, а что касается большинства, то император выразился так: «пусть с этим лучше разбирается сам дьявол». Империя Габсбургов предпочитала решать большинство вопросов, исходя из наднациональных интересов. Многонациональное государство начало разваливаться лишь тогда, когда центральная власть ослабла настолько, что уже не смогла оправиться. Но это случилось только в 1918 году. В истерзанной России Ленин и Троцкий сумели восстановить авторитет центральной власти благодаря гражданской войне, однако для Габсбургов в 1918 году такой способ был невозможен. Тем не менее, надо отметить, что династия Габсбургов пала только после четырех лет опустошительной войны. Часто говорят о том, что центральная власть стала клониться к упадку полвека назад, с принятием конституции 1867 года. Однако эта конституция выдержала проверку временем, послужив образцом для стран Центральной Европы. Самой большой угрозой империи было требование независимости для Венгрии. Обширные права, которыми пользовались венгры, примиряли их с существованием в составе империи при наличии личной связки: император Австрии — король Венгрии. Под сенью мощной Г абсбургской монархии венгры чувствовали себя в безопасности как от внешних врагов, так и от внутренних распрей. Конституция 1867 года гарантировала обеим частям империи наличие самоуправления, и, что важнее всего — возможность решать, какие права должны быть предоставлены другим национальностям, проживающим под юрисдикцией Венгерского королевства — Транслейтании и Цислейтании, как официально называлась Австрийская империя. Но и после 1867 года центральная власть империи оставалась сильной и эффективной. Финансы, армия и международные дела продолжали находиться в ведении имперских министерств Вены, чьих министров назначал сам император. Кроме того, он являлся и глав-нокомандующим всех вооруженных сил. Уникальная имперская конституция усилила центральную власть благодаря еще одному обстоятельству. В XIX и XX веках общая тенденция демократического развития не могла обойти стороной и Австро-Венгерс-кую империю. В ней существовали два разных парламента, заседавших в Вене и Будапеште. В 1907 году в Австрии было всеобщее избирательное право. Однако венгры отказались проводить какие-либо радикальные реформы. Венгерский парламент имел значительно больше 72 реальной власти над венгерским правительством, чем австрийский парламент — над австрийским. Но самое главное — не существовало общего парламента для всей империи, который бы мог контролировать имперские министерства. Теоретически оба парламента могли оказывать влияние благодаря системе делегаций. Эти делегации составлялись из депутатов обоих парламентов и должны были собираться вместе, чтобы решить вопрос о том, как самым эффективным образом воздействовать на работу имперских министерств. Но на практике основной заботой делегаций оказывались финансы, таможни, торговая политика и налоги, которые должны были платить в общий бюджет Австрия и Венгрия. После ожес-точенных споров, где каждая из сторон преследовала свой интерес, эти вопросы решались сразу на десять лет вперед. За императором оставалось решение международных и военных проблем, но так как он имел право назначать министров и игнорировать любые парламентские замечания, его власть фактически была абсолютной. Несмотря на это, в XX веке ему не удалось бы сохранить абсолютный характер своей власти, если бы не дуализм империи и отсутствие единого парламента. Таким образом, проблемы имперской внешней политики, а также вопросы войны и мира решала небольшая группа людей, в которую входили руководители трех имперских министерств и министр иностранных дел в качестве председателя; а в особо важных случаях и премьер-министр Венгерского королевства, который имел конституционное право давать советы по вопросам внешней политики. Другие министры приглашались для об-суждения тех или иных конкретных вопросов, относящихся к их компетенции. Благодаря делению империи на две части, венгры и немцы получили большинство в каждой из них. А ведь во всей Австро-Венгерской империи большинство населения составляли именно славяне, число которых было равно 21 миллиону (приблизительные данные на 1910 год) и которые таким образом оказывались политическим меньшинством! Разумеется, что славяне не были объединены единой религией, социальными структурами или традициями. Соперничество и вражда между ними имели не меньшее значение для жизни империи, чем предполагаемые общие интересы. Венгеро-германский компромисс 1867 года повлек за собой заключение ряда менее крупных компромиссов в обеих частях империи. Польскому мелкопоместному дворянству были дарованы привилегии за счет украинцев. Время от времени особые права предоставлялись и чехам, однако культурное развитие сербов, хорватов и словенцев было ограничено. Борьба между немецкоговорящим населением империи и всеми другими национальностями была особенно ожесточенной на местном уровне и в парламентах, но она не была, как в Венгрии, последовательной политикой правительства. Венгры предоставили особый статус хорватам, однако полностью отлучили от власти словаков, сербов и румын и лишили их всех прав на автономию. В XX веке Австрия и Венгрия проводили несколько различную политику. В Австрии забастовочное движение вынесло на политическую арену социалистическую партию под руководством Виктора Адлера, которая на выборах 1907 года получила немало мест в парламенте. Кроме того, австрийскую политику заметно «оживляли» выходки германских националистов и антисемитов из партии христианских социалистов, вдохновляемых Карлом Люгером. Конфликты между национальностями зачастую парализовывали работу австрийского парламента. Индустриальная и процветающая Чехия требовала автономии, а богемские немцы пытались сохранить за чехами более низкий социальный статус. Центром борьбы являлась проблема официального языка. Когда императорские министры делали уступки чехам, немцы отказывались от сотрудничества с правительством; когда уступки делались немцам, чехи немедленно переходили в оппозицию. В любом случае сам император относился к парламенту только как к консультативному органу. Введение в Австрии всеобщего избирательного права (1907 год) должно было сдвинуть проблему национальностей с мертвой точки. Какое-то время социал-демократы заседали вместе, не считаясь с тем, кто из них чех, а кто немец, однако это продолжалось недолго. В период с 1908 по 1914 год старые национальные - Национальный состав Австро-Венгерской империи (1910 год) Австрия Венгрия немцы 9 950 000 2 037 000 чехи 6 436 000 — поляки 4 968 000 - румыны 275 000 2 949 000 украинцы 3519 000 473 000 сербы и хорваты 783 000 2 939 000 итальянцы 768 000 - словенцы 1 253 000 - словаки — 1 968 000 венгры - 9 945 000 73 ликты заявили о себе гораздо сильнее, чем прежде. Постоянные конфликты национальных партий практически полностью парализовали работу парламента, заседавшего в великолепном дворце в Вене. В результате этого парламентарный способ правления мог окончательно утратить остатки уважения со стороны населения. В Венгрии радикальная избирательная реформа была блокирована мадьярским мелкопоместным дворянством, боявшимся утратить свою ведущую роль. Вплоть до 1914 года отношения между венграми и другими национальностями оставались сложными. Единственной последовательно проводимой национальной политикой были репрессии. Венгерские политики постоянно и безуспешно пытались решить проблему изменения конституции 1867 года таким образом, чтобы венгры могли получить больший контроль над армией. Однако этому яростно противился император Франц Иосиф, который угрожал разогнать венгерский парламент и правительство силой, если они вздумают вмешаться в его императорские прерогативы. Когда мы сейчас удивляемся длительной жизнеспособности Г абсбургской империи, которая, несмотря на все свои национальные и конституционные конфликты, как это казалось перед войной 1914 года, не только не клонится к упадку, но даже идет в гору, то упускаем из виду один важный момент. Кому было бы выгодно доведение того или иного конфликта до развала империи? Ни венграм, ни немцам, ни полякам, которые пользовались гораздо большими свободами, чем под властью германской или российской короны, ни евреям, чьи таланты украсили культурную жизнь Вены, ни чехам, которые верили, что их безопасность зависит от существования империи; ни даже большинству сербов и хорватов, населявших аннексированные Боснию и Г ерцеговину. Крестьянство всей империи было предано династии Габсбургов. Требование независимости, которое порой раздавалось в Чехии или среди южных славян, было работой хорошо образованного меньшинства. Подавляющее большинство подданных Франца Иосифа было заинтересовано в сохранении империи, пусть даже при этом они могли горячо спорить между собой о том, какая именно империя им нужна. А пока они спорили, династия и центральная власть, имперские гражданские учреждения и имперская армия продолжали выполнять свои функции, отвечающие общим интересам большинства населения. Франц Иосиф пользовался уважением своих подданных просто потому, что правил бесконечно долго. Его семейные несчастья, которые он переносил с большим мужеством, его простота, честность и физическая крепость, — все это вместе делало его самым уважаемым монархом Европы. И это несмотря на то, что в 1849 году он пошел войной против своих собственных подданных (Венгерское восстание), а кроме того проиграл все войны, которые Австрия вела против Италии, Франции и России. В конце XIX — начале XX века империя заметно мо-дернизировалась. Венгерская администрация и судебные органы состояли практически из одних мадьяр. С правосудием все было в порядке, не считая тех случаев, когда речь шла о политических обидах. Королевство было мадьярским, патриотизм тоже, а все остальные точки зрения не имели права на существование. Но несмотря на яростные попытки «мадьяризировать» все народности Венгрии, это почти всегда приводило к неудачам, и другим народностям удавалось сохранять свою национальную идентичность. В австрийской части империи правительство пыталось прийти к соглашению между немцами, чехами и поляками, приемлемому для всех сторон. Тому, что в целом империя управлялась достаточно эффективно, в немалой степени способствовали честность и интеллигентность большинства представителей ее чиновного и судейского сословий. Правда, в австрийской части империи немцы занимали 80 % всех государственных должностей, хотя по общей численности населения стояли лишь на третьем месте. В результате свое го доминирования немцы были и намного более образованными. В Венгрии намеренная «мадьяризация» привела к тому, что свыше 90 % всех правительственных должностей занимали мадьяроговорящие чиновники. В цен тральной администрации империи главную роль играли немцы — они занимали свыше половины всех должностей, но было бы ошибкой утверждать, что они полностью доминировали. Франц Иосиф особо заботился о том, чтобы в трех важнейших министерствах империи министры не были бы представителями только одной ее половины. Так, высший пост в министерстве иностранных дел по очереди занимали саксонский немец, венгр, австрийский немец, поляк, снова венгр и снова австрийский немец. Что касается экономического развития империи, то в конце XIX — начале XX века оно заметно отставало от развития стран Западной и Северной Европы. Но центральная часть империи находилась на Балканах и полях Венгрии, на которых выращивался основной урожай зерна. Среди ее внутренних областей были и такие, как Чехия, которые по своему промышленному развитию не уступали самым передовым странам Европы, и такие, как нищая Г алиция. Таким образом, существовал разительный контраст между сравнительно богатыми и откровенно бедными регионами. Отсталость сельского хозяйства и рост населения 74 способствовали дальнейшему обнищанию Г алиции. Одним из последствий этого была широкая волна эмиграции. (За десять лет — с 1900 по 1910 год — население империи выросло с 46,9 до 52,4 млн человек.) В Богемии, а также верхней и нижней Австрии и сельское хозяйство и промышленность были достаточно хорошо развиты, и эти регионы являлись самыми процветающими. В Венгрии крупные земельные собственники пробовали ввести фермерство, благодаря чему центральная равнина этой страны вскоре превратилась в житницу всей Европы. Таможенный союз обеспечивал свободу торговли внутри империи, и венгерский сельскохозяйственный рынок был открыт для продукции ав-стрийской промышленности. В XX веке наиболее процветающие регионы Австро-Венгрии начали развивать свою промышленность ускоренными темпами. Тем не менее в целом империя заметно отставала от наиболее развитых западно- и севе-роевропейских стран. Разные регионы империи заметно отличались по уровню своего промышленного и сельскохозяйственного развития. Там, где процветало сельское хозяйство, имелась и хорошо развитая промышленность. Это были районы верхней и нижней Австрии, Богемия, Моравия, Силезия и Венгрия. Индустриализация почти не затронула Г алицию, Далмацию или Трансильванию. В 1911 году австрийская половина империи давала примерно две трети всего объема производства текстиля и одежды, табака и продуктов питания, леса, кожи и бумаги. Но политика свободы торговли внутри империи приводила к сохранению региональных различий в уровне прогресса и отсталости. С другой стороны, необходимо помнить и о том, что без государственной помощи в строительстве железных доПромышленность Австро-Венгрии (среднегодовые данные] 1900-1904 1910-1913 Потребление хлопка-сырца (тыс. тонн] 135,4 (1895-1904) 191,4 (1905-1913) Производство железных болванок (тыс. тонн] 1425,0 2204,0 Производство стали (млн тонн] 1,2 2,46 Производство каменного 38,8 50,7 и бурого угля (млн тонн] 1 рог, без хорошей администрации и внутреннего спокойствия экономическое положение населения империи могло бы быть намного хуже. Стоит отметить то обстоятельство, что экономически отсталая империя продолжала пользоваться репутацией одной из величайших держав Европы и достигла замечательных успехов в области культуры. Ее университеты не имели себе равных, а лучшие представители научной, музыкальной, литературной и театральной жизни Вены, Праги и Будапешта были известны всему миру. Достаточно назвать такие имена, как Фрейд, Лист и Штраус. Да, в XIX веке блеск австрийской монархи-ческой династии несколько померк после того, как империя потерпела ряд военных поражений, в результате которых возникли такие единые государства, как Италия и Германия, однако она продолжала оставаться великой державой. В 1900 году Австро-Венгрия считалась одной из самых могучих в военном отношении стран Европы — бастионом на пути доминирования России в Юго-Восточной Европе. Обширная империя была заметной составляющей европейского баланса сил накануне войны 1914 года; развал ее, по мнению других стран, мог бы привести к тяжелым последствиям. Но на самом деле военную мощь империи явно переоценивали. И одной из причин ее слабости была постоянная нехватка средств. Другая проблема состояла в большом количестве немецкоговорящих офицеров-австрийцев и малом количестве офицеров-венгров. Войска империи состояли из всех населявших ее национальностей и говорили на многих языках. Но самой большой проблемой была некомпетентность Генерального штаба. Только за два года до начала первой мировой войны численность армии возросла до 1,5 млн человек. Военная и экономическая слабость империи сделала министров иностранных дел Австро-Венгрии осторожными и консервативными. Имеется определенная закономерность в том, что логика внешней политики Г абсбургской империи XIX века основывалась на важности традиций и монархической формы правления и подавлении национализма. Поэтому утрата итальянских провинций считалась особенно тяжелым ударом. Если соседи Австро-Венгрии — Румыния и Сербия — последуют примеру Пьемонта, который он показал в войне за объединение Италии, и потребуют права на национальное самоопределение, то империя попросту развалится на части. Сербия в роли Пьемонта была предметом ночных кошмаров императора и его министров. В конце концов именно эти кош-мары, равно как и попытка сохранить империю, привели Австро-Венгрию на поля сражений первой мировой войны. Но император и его окружение осознавали и другое 75 обстоятельство — Пьемонт был страшен не сам по себе, а в союзе с Францией, который он заключил в 1859 году, и с Пруссией в 1866. Поэтому, в 1914 году реальную угрозу представляла не Сербия сама по себе, а Сербия в союзе с Россией. Безопасность и целостность империи были основными целями проводимой внешней политики. Но великие державы предвоенной Европы тоже считали непреложной аксиомой тот факт, что они должны иметь определенные сферы влияния и контролировать свои государственные границы. В XIX веке империи Габсбургов пришлось отказаться от своего традиционного влияния сначала в итальянских, а потом и в германских государствах. Поэтому в XX веке единственной «открытой» границей оставались Балканы. Для будущего империи жизненно важным было не потерпеть здесь третьего поражения. С упадком Оттоманской империи судьба ее европейских владений, чье смешанное население было разделено разными религиями, традициями, культурой и социально-экономическими институтами, стала всерьез занимать ведущие государства Европы. Но балканские государства проводили свою собственную политику и яростно соперничали за те территории, которые пока еще формально оставались частью Турции. После того, как русские оправились от поражения на Дальнем Востоке, внимание Санкт-Петербурга переключилось на Балканы. Активизация российской политики в этом регионе совпала с новым ослаблением Оттоманской империи, вызванным революционным движе-нием младотурок (1908-1910 года), а также с растущими амбициями балканских государств, которые и сами стали бросать жадные взоры на Македонию и другие территории, пока находящиеся под управлением Турции. Балканы начинали напоминать пороховую бочку. Авст-ро-российское сотрудничество могло бы ослабить накапливающееся напряжение. Решающий момент пришелся на 1908-1909 годы. Министр иностранных дел Габсбургской империи граф Эренталь был хорошо известен как сторонник сотрудничества с Россией. Он полагал, что Австро-Венгрия уже имеет достаточно территорий и ей не нужны другие славянские земли. Однако в качестве последнего шага к консолидации, целью которой было бы устранение всех разногласий, министр поставил вопрос об изменении статуса оккупированных Австрией Боснии и Герцеговины, которые официально были включены в состав империи. Он даже готов был заплатить компенсацию Турции и отказаться от оккупации другой турецкой территории — стратегически важного региона, известного под названием Нови-Пазар. Такой шаг смог бы убедить Россию в том, что Австро-Венгрия отказывается от территориальной экспансии. Начались переговоры с русским министром иностранных дел Александром Извольским. Эти знаменитые незапротоколированные переговоры проходили в замке Бухлау в 1908 году. Очевидно, что их основной целью было углубление австро-российского сотрудничества. Извольский заявил, что Россия готова оказать дипломатическую поддержку Австро-Венгрии в ее желании аннексировать Боснию и Герцеговину. В свою очередь, он заручился обещанием графа Эрента-ля оказать поддержку России в деле изменения правил прохождения военных судов через константинопольские проливы. Вскоре после этого — Извольский в это время путешествовал по странам Западной Европы и не имел возможности посоветоваться с царем по поводу достиг нутых соглашений — граф Эренталь объявил об аннексии Боснии и Герцеговины. Извольский был в ярости. Ему не удалось решить проблему проливов, поскольку этому открыто воспротивилась Великобритания. С этого момента дорога, приведшая к катастрофе 1914 года, была открыта. Из разрыва отношений между министрами иностранных дел Австрии и России вырос продолжительный боснийский кризис. Сербские националисты, узнав об аннексии Боснии и Г ерцеговины, пришли в ярость, поскольку на этих землях проживало многочисленное сербское население. Россия поддержала Сербию, настаивая на том, что последняя должна получить компенсацию. Кроме того, Россия потребовала созыва международной конференции по вопросу аннексии Боснии и Г ерцеговины. Но граф Эренталь, чувствуя за собой поддержку Г ермании, отверг оба требования. Россия, Великобритания и Франция вынуждены были отступить. Но Сербия отказалась это сделать, и в 1909 году возникла угроза войны между ней, имевшей за своей спиной Россию, и Австро-Венгрией. Но на самом деле, в 1909 году ни Россия, ни какое иное государство еще не были готовы к войне. И здесь бесполезно полемизиро-вать на тему, насколько бы мог измениться весь ход мировой истории, если бы Австро-Венгрия воспользовалась своим подавляющим военным преимуществом и разгромила Сербию уже тогда. В любом случае Извольский отступил. Германия, преисполненная ненависти к российской угрозе, безапелляционно заявила о том, что пока Россия не признает аннексии, Германия не будет сдерживать Австро-Венгрию от нападения на Сербию. Теперь Извольский получил возможность оправдаться, сказав, что именно германский «ультиматум» заставил Россию уступить. Самое важное в том, что этот кризис стал концом достаточно хороших отношений между Россией и Австро-Венгрией. Но являлись ли их балканские интересы такими уж непримиримыми? Вряд ли, поскольку 76 противоречия между этими двумя державами были результатом не столько обдуманных намерений, сколько неправильных расчетов. В 1909 году именно Россия проявляла большую агрессивность. После 1909 года русские дипломаты удвоили свои усилия, чтобы восстановить подорванный российский престиж среди балканских государств. Эти действия совпали с интригами и национальными амбициями самих балканских государств, чью политику Россия уже не могла контролировать. В 1911 году Италия объявила войну Оттоманской империи. С этого момента на Балканах начался новый виток напряженности. В 1912 году Габсбургская монархия была убеждена в том, что именно Россия вдохновила страны «Балканского союза» — Грецию, Сербию, Чер-ногорию и Болгарию — напасть на Турцию. Эти государства временно отложили в сторону все свои споры по поводу Македонии и других территорий, чтобы суметь отхватить от турецких владений как можно больший кусок. Затем, в 1913 году, они передрались между собой из-за захваченной добычи — Болгария напала на Сербию и Грецию, но была разгромлена новым союзом балканских государств. За исключением явной враждебности между Австрией и Сербией, накануне 1914 года обстановка на Балканах отличалась полной неопределенностью. Ни Россия, ни Габсбургская монархия не были уверены в том, в какие именно формы может вылиться новый кризис, который затронет интересы обеих империй. К несчастью для мира в Европе Россия и Австро-Венгрия ощущали равную угрозу, интригуя друг против друга! Россия, имея за собой обещанную поддержку Франции, вела себя активно и испуганно одновременно. Габсбургская монархия была уверена в поддержке Германии. Что касается Италии, то союз с ней был но-минальным — она считалась потенциальным врагом. Таким образом, Австро-Венгерская империя была неуверена в собственном будущем. Ее самый яростный оппонент — Сербия — в результате двух балканских войн значительно увеличила свою территорию. В 1913 году, помогая созданию независимой и дружественной Албании, Австро-Венгрии удалось поставить барьеры на пути дальнейшей сербской экспансии в сторону Адриатики. И это было достигнуто не столько в результате конференции европейских государств, сколько благодаря прямым австрийским угрозам Сербии. Граф Леопольд Берхтольд — преемник графа Эренталя на посту министра иностранных дел -вынес из всех этих событий такой урок: Австро-Венгрия должна полагаться только на свою собственную решительность. За спиной Сербии стоит Россия. Но Франц Иосиф и его министры еще верили, что с помощью решительной дипломатии и германской поддержки им удастся разорвать кольцо враждебных государств и разрушить планы России на этот счет. Сараево все изменило.