В исследованиях, которые были изданы раньше, уже подчеркивалось, что в эпоху Возрождения Западу был присущ особый динамизм. История техники, сколь краткой она ни была, предоставляет дополнительные доказательства мощной жизненной силы Европы в тот момент, когда она опережает другие континенты. Эти доказательства оказались решающими. Несомненно, что в процессе этого технического прогресса на протяжении периода, который мы рассматриваем, налицо были и кульминационные моменты, и инертные периоды. К XV в. относится большее количество изобретений, чем их насчитывалось в XIV столетии, периоде, который оказался исключительно беспокойным. Решающие достижения относились главным образом к периоду от середины XV в., которая была отмечена появлением книгопечатания, до 1530 г. (последняя дата определена годом, когда Челлини установил впервые монетный чеканочный пресс, более или менее напоминающий пресс для книгопечатания). Кульминационный момент роста книгопечатания относится к 1450— 1470 гг., так как к этим двадцати годам можно вполне определенно отнести не только книгопечатание, но и пружинную спираль, первое современное крепление и колесо с лопастями. Напротив, во второй половине XV в. наблюдается некоторый спад в усилиях богатого воображения специалистов-техников. Но эти хронологические уточнения имеют только относительную ценность; непрерывающаяся традиция (хотя, на взгляд историков, она слишком часто оказывалась скрытой) сохранила страсть к изобретениям машин и соединила через все Средневековье Возрождение с Античностью. Записная книжка с чертежами и заметками Виллара де Оннекура (ХШ в.) и трактат о военном деле Гвидо де Виджева- но (начало XIV в.) — становятся вехами, свидетельствующими о творческой мысли между греческими техниками александрийской школы и изобретателями XV—XVI вв. С давних времен средиземноморская цивилизация, превратившаяся после падения Римской империи в западную цивилизацию, совершенствовала свои навыки в ремесле. Водяные мельницы, известные со времен Античности, распространились в X— XII вв.; ветряные мельницы, без сомнения пришедшие с Востока, были известны к концу XII в. Колесный плуг, плуг с отвалом, подковы для лошадей, совершенствование упряжи (наплечная сбруя для лошадей, лобовое ярмо для быков, упряжки цугом), трехгодичный севооборот, переход к стрельчатой арке в области архитектуры представляют собой важнейшую победу средневекового человека в его ежедневном усилии обуздывать природные стихии. Его преемник — человек эпохи Возрождения — продвигался, таким образом, по пути, уже ясно намеченному, но движение вперед оказалось более быстрым. Восхищение перед Античностью помогало ему в этой устремленности к технике, так как эпоха Леонардо и Рамелли проявила свое пристрастие к автоматам и машинам, которые уже были хорошо известны греческим инженерам эллинистического периода. Отметив существование преемственности технического прогресса, можно делать вывод: не следует в этой сфере человеческой деятельности драматизировать упадок, который кажется явным с середины XVI до середины XVII в. Распространение изобретений способствует разработкам новых технологий и созданию новых механизмов. В XIV в., возможно, и не много изобретений, но именно тогда широко используется пушечный порох. Это столетие стало также свидетелем быстрого распространения механических башенных часов — доказательством того являются башенные часы в Руане (1379), Солсбери (1386) и Уэльсе (1392), которые вошли в употребление и в последующие времена. Изобретения отвечают потребностям общества, которое нуждается в творческих людях и поддерживает их. Популярность изобретений благотворно воздействует и на людей, которые их создают. Широкое распространение оконного стекла, создание карет, постепенная замена сундука шкафом, привычка пользоваться вилками — все эти нововведения Ренессанса объясняются повышением уровня жизни в эту эпоху, которая становилась все богаче. Что касается книгопечатания, бумаги и наборных литер, то они были изобретены в Китае намного раньше, чем в Европе, и это соответствовало потребностям общества, которое стремилось к образованию и повышению своего интеллектуального уровня. Таким образом, каждое изобретение имело свое общественное предназначение. Эта подоплека характерна для любого из них. Эпоху Возрождения нередко связывают лишь с эстетической характеристикой, забывая, что великие художники, такие как Донателло, отливший первую после Античности конную статую, Альберти, написавший знаменитый трактат об архитектуре, Франческо ди Джорджо, Леонардо да Винчи и Дюрер, которые были не только художниками, но и изобретателями, — не видели различий между искусством и техникой. Заметки Леонардо вполне демонстрируют, что увлекательнейшим интеллектуальным занятием для него было создание чертежей машин для ковки, ткачества или прядения волокна, равно как и конструирование различных видов укреплений, обращение к гидравлике. «В начале столетия, — как писал Дж. У Неф, — художественное воображение и воображение инженерное оказались настолько близки друг к другу, что их можно было рассматривать как две стороны одного и того же явления — вдохновения». В рассматриваемую эпоху наступает подлинный технический прорыв, который следует (как отмечал П. Франкастель) считать основой великого движения, повлекшего западный мир к новым судьбам. Можно оценивать более высоко и интерес, который начиная с XIV в. испытывали художники к изображению лиц, к пейзажу и — более широко — к повседневной жизни. Это внимание к скромной действительности обозначало глубокий интеллектуальный переворот в представлениях элиты, которая понемногу начинает склоняться от «мира сущностей» к изучению «экспериментального универсума». Б. Жиль мог говорить о «перекосе» цивилизации Возрождения в направлении к технике, которая становится одним из занятий правителей. Сфорца приложили усилия к урегулированию течения реки По и связыванию с озером Комо Милана каналом Мартезана, строившимся с 1457 по 1460 г. Франциск 1 в 1541 г. дает заказ итальянцу Белламато, чтобы тот создал новый план Гавра, потому что первый градостроитель Гюйон Леруа предложил хаотичную планировку города. Сикст V (1585—1590) перед смертью размышлял о том, как устроить в Колизее мастерскую для переработки шерсти, — сам проект уже свидетельствует о появлении нового мышления. Укрепление государств и распространение их власти на обширные территории (по сравнению с эпохой феодализма) пошло на пользу техническому развитию. Правительства смогли лучше организовать пространство, которое находилось под их властью, распределяли возраставшие денежные средства так, чтобы финансировать большие работы и, главным образом, направлять деньги в военный бюджет, все более и более разбухавший. Ведь сама государственная политика относительно техники была (и это очевидно) продиктована развитием огнестрельного оружия и необходимостью создания средств защиты от него. Но интерес к конкретной экспериментальной деятельности выходит за рамки правительственных кругов и становится фактом цивилизации, о чем свидетельствуют уже в XV в. заголовки печатных трудов. Фронтин, Витрувий, Вегеций1 в 1470—1500 гг. издавались и переиздавались множество раз. Но внимание привлекали не только сочинения античных авторов. Великолепный краткий курс по экономике сельского хозяйства Пьетро де Крешенци, написанный около 1305 г., был издан тринадцать раз между 1471 г. и до конца столетия. К этому же периоду относится публикация трактата «Об архитектуре» Альберти (1485) и издание трактата о военном деле Вальтурио2, который имел огромный резонанс, хотя автор (приближенный Малатеста) был в большей степени > Фронтин Сект Юлий (около 40—103 гг. н.э.) — римский наместник п Прятании, написал сочинения о водопроводах Рима н землемерных работах, а также сборник примеров военных уловок. Витрувий Марк (Витрувий Поллион) — римский архитектор (2-я пол. 1 в. до н. э.). Написал трактат об архитектуре в 10 книгах и посвятил его Августу. В 10-й книге трактата описаны основные изобретения (ткацкий и токарный станки, подъемные механизмы, архимедов винт и нр.). Вегеций Ренат Флавий — автор «Краткого изложения военного дела» (около 400 г.). J Вальтурио Роберто (1413—1483) — уроженец Римини, специалист в военной технике. Служил Сиджимокдо Малатеста. Его трактат «Двенадцать книг о военном деле» получил широкую известность. литератором, чем инженером. В XVI в. в технической литературе особенно важное место уделяется металлургии. «Bergbttchlein» — «Книжечка о горном деле» (1505) — стала первым печатным произведением, в котором излагалась методика разведывания и разработки залежей руды, содержащей металл. Но этот трактат был превзойден сочинением Агриколы «De re metallica»', саксонцем, который жил в Хемнице, в округе, знаменитом своими рудниками. Он начал писать его в 1531 г. Книга была опубликована только в 1556 г., но сразу же стала знаменитой, и даже для нас представляет значимую сумму знаний обо всем, что было известно этой эпохе о горном деле и обработке металлов. К этому сочинению следует прибавить трактат Бирингуччо «De la pirotechnia»2 (1540). Би- рингуччо был военным инженером из Сиены, который был специалистом по изучению металлургии драгоценных металлов, искусству литья и изготовлению пушек3. Благодаря книгопечатанию стали известны сочинения по дистилляции. Трактат «Liber de arte distillandi de compositis»1, который появился в Страсбурге в 1512 г., в XVI в. был переиздан пять раз, кроме того, появился английский перевод (1527) и два перевода на фламандский язык (1517; 1520). Во второй половине XV—начале XVII вв. интерес к механизмам становится чем-то вроде развлечения, этим-то и объясняется публикация многочисленных сочинений с выразительными заголовками: «Театр инструментов» Жака Бессона (1578)5 и «Новый театр «О горном деле и металлургии» (лат). Георг Агрикола (1494—1555) был гуманистом и высокообразованным врачом. От интереса к методам лечения горнорабочих минералами перешел к изучению горного дела и подвел итог развитию знаний о горном деле, металлургии и геологии своего времени. * Даже автор специального исследования этого сочинения на русском языке не дает точного перевода названия. Поэтому назвать его можно «О науках, связанных с огнем». Само греческое слово «ниротехния» трактуется как «ремесло, связанное с огнем». См.: Харитонович Д. Э. К проблеме восприятия гуманистической культуры в итальянском обществе XVI в. (Ваноччо Бирингуччо и его трактат «De la pirotechnia») // Культура Возрождения и общество. М., 1986. С.153—161. * Дслюмо очень ограничивает его характеристику. Ваноччо Бирингуччо (1480—1555) был сыном архитектора, неоднократно посещал Германию, был смотри гелем железных рудников, чиновником в Арсенале и в 1538 г. стал начальником папских литейных и оружейных мастерских, т. е. вся его деятельность профессионально была связана с инженерией и производством. 4 «Книга об искусстве дистилляции на составные части» (лат.). s Бессон Жак (1500—1569) — французский изобретатель. Придворный инженер Франциска 11, профессор математики Орлеанского университета. Свой трактат «Театр инструментов» написал в 1565 г. механизмов и сооружений» Дзонка (1607)34 и др. Наиболее впечатляющей книгой такого сорта, без сомнения, является трактат, опубликованный в 1588 г. в Париже итальянцем Рамелли2. Она была озаглавлена «Различные искусственные механизмы». В трактате было описано 110 машин, книга была проиллюстрирована. Многие машины существовали исключительно в теории, некоторые сложные механизмы воспроизводились без указания на их малый КПД. Но, помимо слишком богатого воображения и нового отношения к механизмам, эти машины считаются фактором прогресса. Технический специалист в конце XV столетия уже не опасался называть механику «наиболее благородным из всех искусств». Таким образом, в эпоху Ренессанса техника не только привлекает внимание гражданских властей, но с тех пор становится органической частью культуры. Агрикола не был организатором горнодобывающего дела, но был искусным медиком. Он был муниципальным должностным лицом, советником принца и переписывался с Эразмом. Что касается Леонардо да Винчи, то о нем известно, что, когда в 1482 г. он добивался должности при дворе Лодовико Моро, прежде всего сообщил о своих достижениях в технической сфере: «Я умею делать мосты, очень легкие, прочные... Я знаю, как при осаде неприятельского города спускать воду изо рвов... Я знаю способ, как разрушить любую крепость... Я умею также отличать пушки, очень легкие и легко переносимые... я знаю способы, как путем подкопов и извилистых подземных ходов, бесшумно проложенных... я могу сделать закрытые безопасные непроницаемые колесницы, со своей артиллерией...» Затем, обращаясь к своим мирным занятиям, Леонардо уточняет: «Думаю, смогу не хуже всякого другого быть полезным в постройке общественных и частных зданий и в переброске воды из одного места в другое». И только после того, как он перечислил эти свои таланты, живописец, написавший «Джоконду», добавил: «Также я могу выполнять скульптурные работы из мрамора, бронзы и гипса, а также как живописец могу не хуже всякого другого выполнить какой угодно заказ»1. Письмо (оригинал утрачен) и заметки великого флорентийца способствовали созданию легенды. Еще совсем недавно Леонардо почти единогласно изображался как универсальный инженер, гениальный изобретатель и великий провидец. В совсем свежем исследовании можно прочитать: «Если пролистать страницы „Атлантического кодекса” и других его сочинений, то можно найти ошеломляющие проекты, соответствующие современности, головокружительные открытия, предвосхищающие наше время, интуицию в области механики, которые нас заставляют восторженно говорить о чуде. Станки, колесные корабли, автомобили, аэропланы, парашют, подводная лодка, механический ткацкий станок —? все эскизы этих современных изобретений и многие другие впервые находят в творчестве Леонардо». Работы Б. Жиля, на которые мы опирались в этой книге, не позволяют больше разделять подобные утверждения, поскольку он переместил Леонардо в его историческое время. На самом деле он не был первым из инженеров Ренессанса, которые принадлежали к двум большим школам, немецкой и итальянской. Небезынтересно напомнить, что само понятие «инженер» впервые было использовано Саломоном де Каусом в начале XVII в., и первоначально его употребляли применительно к специалисту в военной технике. Итак, инженеры Ренессанса были прежде всего специалистами по изготовлению оружия — наступательного или оборонительного, это, кроме Леонардо, немцы. Они в равной степени были специалистами и по гидравлике и архитекторами. Тем не менее итальянцы чаще, чем их немецкие собратья, демонстрировали любознательность — отсюда и интерес да Винчи к любым видам механизмов. Три немецких изобретателя главным образом привлекают внимание в конце XIV — начале XVI в.: Киезерг, Аноним гуситских войн и Дюрер. В «Bellifortis» Киезера (1405), который адресован командующим армиями, описаны механизмы и инструменты, Цат. по: Головин В.Г7. Леонардо и его аакаэчнки II Леонардо да Винчи к культура Возрождения. М., 2004. С.101 —102. Кнсзер Конрад (1366—1405) — немецкий врач и специалист в технике. Полковой врач в баварской армии, посещал Италию. Выступал также как дипломат. в общем-то известные с давних времен: нории, архимедов винт, водяные и ветряные мельницы, приспособления для подъема. Но в этой книге кривошипно-шатунный механизм впервые применен к мельнице с опорой, снабженной маховиком, и кажется, ку- леврины35 уже размещались на возвышениях. Аноним гуситских войн (его заметки в записной книжке можно отнести к 1430 г.) также специалист по военным проблемам. Наделенный любознательным умом, он, как и Виллар де Оннекур, являлся (что очевидно) практиком и инженером-изобретатетелсм. Благодаря его записной книжке можно узнать о многочисленных подъемных аппаратах, осадных машинах, а также о новых изобретениях: механизмах, предназначенных для сверления древесины или бурения земли, станок для полировки драгоценных камней (среди механизмов подобного рода это первый, что нам известен). Что касается Дюрера, то он был техническим специалистом в самых разных сферах: он интересовался воздействием кислоты на металл (первая гравюра в технике офорта, которая нам известна, принадлежит ему), а также проблемами градостроительства и военным искусством. Нго «Трактат об укреплении городов» (1527) стал событием, и автору поручили строительство укреплений в Нюрнберге. Расцвет итальянской инженерной школы приходится на XV—XVI вв. Инженерные центры находились в самых передовых городах Ренессанса, таких как Флоренция и Рим, по соседству с принцами, военачальниками и меценатами, которые в своем окружении способствовали созданию новой культуры: Мала- теста в Римини, Сфорца в Милане, Монтефельтро в Урбино. Первое поколение итальянских специалистов-техников, среди которых многие были и художниками, начинается с Брунеллески (1377—1446), чья деятельность плодотворно охватывает шестьдесят лет. Достижения второго поколения в значительной мере распространяются на XVI в. Брунеллески был не только архитектором, создателем купола Санта-Мария дель Фиоре. Вазари сообщает нам, что он конструировал самые разные механизмы, в особенности для празднеств. Он изобрел также маленький оптический прибор, создававший иллюзию рельефа. К первому поколению принадлежали Гиберти, которого интересовала техника изготовления бронзы; Паоло Уччелло и Пьеро делла Франческа — мастера, изучающие перспективу; великий архитектор- градостроитель Альберти, который работал, в частности, в Римини; врач Фонтана, который оставил сборник чертежей очень совершенных механизмов, — его рисунки превосходили рисунки в немецких манускриптах того же времени; сиенец Таккола — военный инженер, которого современники считали новым Архимедом и который, кажется, знал все о механических устройствах своего времени>. Ко второму поколению относятся, в частности, семья архитекторов да Сангалло, которые построили цитадели в Остии и Чивитакастеллана и знаменитые колодцы в Орвието и Сан-Микели; одним из первых мастеров в бастионной фортификации стая сам Микеланджело, именно ему было поручено защищать Флоренцию в 1529 г., а через 30 лет он построил Порта-Пиа в Риме. Но главные фигуры этого поколения Франческо ди Джорджо и Леонардо да Винчи. Сиенец Франческо ди Джорджо Мартини (1439—1502) начинал свою карьеру в Турине, в Риме и в родном городе как художник, скульптор и архитектор. Его великие творения были созданы в Урбино в 1477— 1486 гг., где он строил крепости и, вероятно, завершил герцогский дворец. Он создал для своего повелителя «Трактат о гражданской и военной архитектуре», ставший сразу знаменитым, хотя полностью был опубликован только в XIX в. Среди нововведений, о которых говорится в этой книге, можно найти ветряные мельницы с вращающейся крышей, первое известное упоминание о напорном трубопроводе, гидравлическую турбину, изобретение которой приписывалось Леонардо, регулятор с шарами, который позволял не слишком перегружать руль в кривошипном механизме, — через три века его снова изобретет Уатт. Франческо ди Джорджо (судя по чертежам) был близок к открытию передачи движения с помощью зубчатых колес и крестовин, он вел поиск механизма, который давал бы возможность изменять 36 скорость, также усовершенствовал копровую бабу для забивания свай. Его трактат включает еще чертежи насосов, втягивающих и выбрасывающих воздух, подъемных машин и «самодвижущихся» повозок, к которым он приспособил колеса одновременно ведущие и движущие. Разумеется, двигателем этих «автомобилей» предполагалась мускульная сила человека, действующая через ворот. Франческо ди Джорджо оказал глубокое влияние не только на Сангалло, но и на Леонардо, которого мы уже не можем больше считать явлением единственным и исключительным. Великий флорентиец был одним из многих, и его деятельность протекала в русле традиции: он был одним из художников и технических специалистов эпохи Ренессанса, хотя ему была присуща, это верно, всепоглощающая жажда познания, «почти болезненное любопытство, которое его делало неуверенным» (Б. Жиль). Приобретя в мастерской Вероккьо прочные практические знания и часто находясь среди интеллектуальной элиты Милана, Леонардо не был ни самоучкой, ни «человеком без образования». Он не кончал университетов, но получил обычные для своего времени инженерные навыки, которые сочетали владение ремеслами и подлинную культуру. Источники знаний Леонардо известны. Он прочитал Фронтина и Вегеция, серьезно изучал «De re mili- tari» Вальтурио, использовал, разумеется, труды Альберти, Так- колы и Франческо ди Джорджо. Он часто общался с математиками и в особенности с монахом Лукой Пачоли, учеником Пьеро делла Франчески, который начал применять математику в технических изобретениях. Леонардо не был гением изобретательства, и его идеи не были универсальными. Его инженерные способности теперь, когда намного лучше стала известна деятельность его предшественников, уже не кажутся столь исключительными. Его знания в военной области «не опережали своего времени» (К. Кларк). Лафеты для артиллерийских орудий, орги, или пушки с несколькими стволами, были известны и раньше, они появляются уже в «Bellifortis» Киезера. «Осадные повозки», за исключением отдельных деталей, уже встречались в чертежах предшественников Леонардо. Подъемные машины восходят к ранней Античности. Чертежи морского оснащения уже были известны, главным образом из трудов Франческо ди Джорджо, а колесное судно с боковыми лопастями, вероятно, знакомо с римских времен. Конечно, упорные исследования Леонардо в области фортификации дали возможность снижать высоту стен и использовать бастионы, что было предопределено возраставшим использованием артиллерии, — речь идет о тенденции, которая для данной :>похи являлась всеобщей. Как архитектор-градостроитель Винчи был не талантливее Альберти или Браманте, элементы конструкций, которые у него находим: двойные краны, аппараты с бесконечным винтом или кремальерами для подъема колонн, — ранее упомянуты в трактате Франческо ди Джорджо. А сиенский инженер был главным образом специалистом в военных вопросах, Леонардо же больше специализировался по гидравлике; по заказу Сфорца он проектировал осушение области Виджевано, предложил улучшить течение реки Адды; кроме того, он создал проект укрепления Арно и в какой-то момент подумывал над мелиорацией Понтинских болот. Его чертежи показывают, что он особенно изучал механизмы, необходимые для прорытия каналов, но они не отличаются особой оригинальностью. Он ничего не усовершенствовал в насосах, а чертежи шлюзов с подвижными воротами встречались уже в сочинениях Альберти. теперь уже больше не приписывается Леонардо; его ткацкий ста нок не функционален. Башенные часы со звоном, чертеж которых он оставил, имеют большое сходство с часами, придуманными Франческо ди Джорджо. Последний также оставил чертеж «автомобиля»,задуманный лучше, чем «автомобиль» флорентийского инженера, которому к тому же ошибочно приписываю! изобретение скафандра и подводной лодки, в то время как в действительности уже в эпоху Античности были придуманы (пусть в чертежах) аппараты, предназначенные для спуска в глубины моря. И что же собой представляла, наконец, «летательная машина» Леонардо, о которой столько говорили и множество чертежей которой он создал в 1483—1499 гг.? Вначале он изучал полет птиц, затем пытался разработать теорию полета и в конечном счете попытался изобрести свою машину. Главным аргументом было следующее: птица — это существо, наделенное исключительной силой, так как ей вполне достаточно небольших усилий, легкого движения крыльев, чтобы удержаться в воздухе, и мы видим, как ястреб уносит утку, орел хватает зайца. Конечно, мышечная и нервная система человека, что касается того, чтобы летать, не столь мощная, как у птицы. Но у человека есть могучая сила, и ее излишек можно использовать для поднятия в воздух. Для этого можно рассчитать величину крыльев, размах которых, как у пеликана, должен соответствовать квадратному корню от веса тела. Леонардо размещал свое управляемое устройство сначала горизонтально, затем вертикально, две пары крыльев, копировавшие крылья летучей мыши, приводились в действие руками и ногами. Впоследствии, лучше измерив возможности мышечной силы человека, он придумал сложную систему, состоявшую из двух пружин в форме дуги, которые с помощью роликов поднимали и опускали крылья. На самом деле Леонардо ошибался и в отношении полета птиц, который стало возможным изучить только благодаря фотографии, и в отношении силы, которую человек может приложить благодаря усилиям своих рук и ног. Она не превышает 20—25 % общего веса человека, в то время как у птицы это около 50 %. Кроме того, как да Винчи мог бы определить отличия в обмене веществ человека и птицы? Значение Леонардо как изобретателя меньше всего заключено в его «изобретениях», оно заключается в страстной жажде познания, присущей его уму и его методу. Он оказался первым инженером своего времени, который заинтересовался текстильной промышленностью и пытался механизировать самые обычные операции. Чертежи, которые он посвятил этой отрасли человеческой деятельности, можно считать наилучшими; чертежи механизмов для стрижки и чесания шерсти самое оригинальное, что есть в его записных книжках. Но Леонардо постоянно выходит за рамки отдельного производства — ремесленного или художественного — и обращается к технологии. Увлекаясь механикой как таковой, он обратил особое внимание на проблему зубчатой передачи, пытаясь изобрести более прочные и правильные (давайте не забудем, что они все еще являлись деревянными), вычерчивал конические сечения и косозубые зубчатые передачи. Франческо ди Джорджо систематически обращался к проблемам механики. Зубчатые передачи использовались в самьгх разных производствах. Совершенствуя их, Леонардо мог продвинуть промышленное производство в целом. Будучи архитектором и ннженером-гидравликом, он нашел способ с помощью тщательных наблюдений и математических вычислений выделить общие положения, которые могли бы быть применимы к отдельным случаям. Он изучал появление трещин, по причине которых могут обрушиваться стены, пытался вычислить сопротивление балок, квадратных, цилиндрических, свободных или вложенных в гнездо, а также распределение тяжести арок; он пытался найти оптимальные математические формулы для куполов и систем сводов. Леонардо намеревался написать трактат о воде, намерение это осталось в проекте, как и большое количество других его планов, но заметки, которые он оставил, особенно касающиеся гидравлики, важны. Он главным образом обращался к трем проблемам: образование русла рек, изучение водоворотов, движения воды. Он получил значительные результаты, изучая возраст реки, скорость течения и глубину русла. Он игнорировал возможность эрозии пород; напротив, он понял, что в центре реки течение быстрее, чем у берегов, и научился, экспериментируя с окрашиванием, различать струи падающей воды. Возможности Леонардо как инженера очевидны. Ему явно недостает адекватного языка (это в целом один из больших недостатков эпохи Возрождения) и измерительных приборов. Но его заслуга в том, что техника перестала быть делом ремесленника и вышла за рамки эмпиризма. Он предложил методику: вначале наблюдение, затем опыт на основе природных данных с сохранением только существенных элементов, наконец, общие выводы. Таким образом, он поднимается выше других инженеров своего времени, так как испытывает потребность в рационализации, завершении опыта теорией и обращением к абстракции. "к * * Казус Леонардо высвечивает целую историческую панораму: в эпоху Ренессанса техническая цивилизация Запада преодолела определенный уровень. Показательный факт: юридическое подтверждение патентов на изобретение развивается с конца XV в., а в XVI столетии уже существовали имперские патенты, действительные во всей империи. Можно было здесь привести длинный список впечатляющих открытий эпохи. В 1391—1398 гг. прорыли канал, который соединял Эльбу с Лауэнбургом, и впервые смогли преодолеть линию разрыва между двумя бассейнами — бассейном Балтийского моря и бассейном Северного моря. В 1455 г. в Болонье архитектор Аристотель Фиораванти переместил на 18 м башню церкви весом в 407 т. Шестью годами позже был завершен фонарь, который увенчивает купол Флорентийского собора. В это время Брунеллески уже умер. Но он ошеломил своих современников, так как возвел с 1420 по 1436 г. восьмиугольный купол с двойным корпусом. Внутренний диаметр (43 м) этого купола был только на 40 см меньше диаметра купола пантеона Агриппы, и превосходит купол Пантеона в высоту более чем на 70 м. Флорентийцы взирали на грандиозный купол, который возносился без внешних лесов, без выступов или подпорок, с изумлением и опаской. Так, Гиберти был убежден в том, что этот свод, лишенный замкового камня, неизбежно обрушится. Надстроенная овальная форма купола по проекту Брунеллески возводилась последовательностью венцов: одни кольца вставлялись в другие. Оба купола, покрывающий и несущий, были связаны между собой угловыми кирпичными ребрами, внутренняя оболочка была опоясана цепью деревянных балок, соединенных железными крепами. Купол собора Святого Петра в Риме, который был завершен только в 1590 г. (его верхняя металлическая сфера была установлена только спустя три года), мало отличается от купола Флорентийского собора. Да и Микеланджело утверждал, говоря о соборе Санта-Мария дель Фиоре: «Трудно сделать так же; невозможно делать лучше». Диаметр купола собора Святого 11етра на один метр меньше, чем купол, ранее спроектированный Брунеллески. Поскольку форма его была более округлой, он не мог стоять над пустотой, и требовались арочные крепы, чтобы возвести угловые ребра. Все сооружение достигает высоты 145 м, и понятно восхищение римлян, когда 18 ноября 1593 г. был установлен позолоченный крест над огромным металлическим шаром (в котором могут разместиться 16 человек), венчающим фонарь. Все колокола города звонили, одновременно палили пушки в замке Святого Ангела. Это был грандиозный успех технических достижений; за несколько лет до этого, в 1586 г., жители папского города были свидетелями другого технического подвига, — когда ломбардский архитектор Доменико Фонтана установил на площади Святого Петра обелиск, который можно видеть там и сегодня. Его высота достигает 22, 25 м, он весит 326 т. Для этого потребовалось 800 рабочих, 150 лошадей и многочисленные подъемные устройства. Эпоха Возрождения была свидетельницей многих других значительных строек. Мы выделим в качестве примера еще два мероприятия. По приказу Людовика XI с 1478 по 1480 г. был пробит туннель высотой 2,05 и шириной 2,47 м (он позволял пройти мулам), имевший длину в 72 м, под горой Визо на высоте 2400 м, для соединения Дофине с маркизатом Салюццо. Этот проход в Альпах стал событием. Гигантская каменная плотина, которая существует и теперь, была возведена у Альмансы в середине XVI столетия для лучшего орошения юга Испании. Она имела 20,69 м в высоту, 89 м в длину и представляла собой каменный резервуар, периметр которого составлял 1500 м. Первоначально ее глубина достигала 80 м (в настоящее время занесена песком). Но больше, чем все упомянутое, значительному техническому прогрессу способствовали, прежде всего, три главных изобретения, известных с конца XIV в.: подвижная передняя ось, домна и кривошипно-шатунный механизм. Первое способствовало развитию наземного транспорта, второе — выплавке чугуна из железа и развитию металлургии, третье — превращало чередующееся взад и вперед ортоскопическое движение в непрерывное циркулярное движение и оказалось наиболее важным событием в сфере механики в изучаемую нами эпоху. Кривошипно-шатунный механизм способствовал механизации в различных направлениях человеческой деятельности, поскольку давал возможность совершенствовать круговращательные движения при работе по дереву и металлу, совершенствовать колесо и изготовлять всасывающие и нагнетающие насосы. Повозка, которая изображена на печати Франческо ди Каррара, относящаяся к концу XIV в., кажется, действительно первое изображение машины с подвижной передней осью. Но это изобретение распространялось медленно, так что приходится ждать почти век (1470), чтобы обнаружить второе изображение — в семейной книге семьи Вольфеггов. Практическая реализация этого механизма оказалась сложной. Предумышленное убийство Генриха IV могло произойти в результате того, что его экипаж не имел подвижного передка и разворачивался с трудом. В артиллерии уже с начала XVI в. этот механизм, который позволял гораздо легче транспортировать пушки, уже использовался. В эпоху Ренессанса также совершенствовалась и подвеска, так как дорожная тряска не только была неприятна для путешественников, но и опасна для экипажей, когда они расшатывались. Вначале — к концу XIV в. — намеревались подвешивать ящики повозок на цепях или ремнях. Затем, к середине XVI в., начинают привязывать эти цепи или ремни уже не к самому экипажу, а к рессорам, установленным на раме. Эти нововведения также вводились в обиход крайне медленно. В экипаже Генриха IV в день его гибели не имелось никакой подвески. Тем не менее эти проблемы изучали самые лучшие инженеры эпохи, и Леонардо да Винчи еще до Кардано придумал подвеску, носящую теперь имя Кардано1. Колеса для экипажей точно так же совершенствовались, и с середины XVT в. на них начинают накладывать металлические кованые ободы, которые заменяют ранее использовавшиеся пластины, прибиваемые гвоздями. Впервые со времен Античности колеса крепились к оси, которая поворачивалась вместе Имеется в виду карданный вал. (Примсч. ред.) с ними. Начиная с XVI в. использовали свободное колесо на неподвижной оси. Что касается функционирования колес, оно также было улучшено благодаря escuage — теперь это называется жвантер, — положению, которое придавало спицам небольшой наклон к внешней стороне, благодаря связи с осью колеса. Так возрастает сопротивление тряске и поперечному напряжению, п прочность экипажей также улучшается. Escuage был изобретен Галио, главным начальником французской артиллерии при Людовике XI и Карле VIII. Технические изобретения и усиливающаяся тяга к роскоши объясняют во второй половине XVI в. успех рыдванов, или карет. Первые кареты появляются в XV в., и в 1433 г. ими впервые стали пользоваться в Париже Изабелла баварская, а в 1474-м во Франкфурте Фридрих III. При Франциске I они встречались в Париже еще очень редко. Однако налоговые документы позволяют узнать, что в Риме в 1594 г. насчитывалось 883 рыдвана, которые принадлежали 675 владельцам; посол Испании владел шестью. Четырьмя годами позже впервые при французском дворе появились карсты с застекленными окнами, незадолго до того появившиеся в Италии. Между тем движение подобных экипажей за пределами городов оставалось затруднительным, так как долго еще дороги Европы представляли собой, согласно формулировке Р. Алликса, «цепочку отдельных отрезков, более или менее извилистых и плохо соединенных друг с другом, напоминающих проселочные дороги, а иногда и вовсе простые сельские тропинки». Монтень восхищался неподалеку от Фоссомбронм еще видимыми следами древнеримской Виа Фламиния и писал: «...когда грубо мощенная мостовая покрыта землей... Дорога в сорок футов шириной теперь не более четырех футов в ширину». Однако движение по дорогам Европы, разумеется, усилилось после того, как альпийские перевалы стали превращаться в крупные торговые пути, — этот процесс относится к концу XII — началу XIV в. Путешественники и торговые караваны превратили швейцарское плато в гигантский перекресток европейской торговли, что закрепило процветание ярмарок Шампани, сделало более легким путешествие в Авиньон через Дюране для многих итальянцев и более тесно связало промышленную Южную Германию с активной Северной Италией. Проложив горные дороги, банкиры, купцы и художники сумели создать к северу от Альп целый мир, «исполненный романского и итальянского начала» и «вторую Италию — Италию Аугсбурга, Ульма, Равенсбурга и даже Нюрнберга» (Ф. Бродель). Создание регулярных почтовых служб во второй половине XV в., организация транспорта в следующем веке не замедлили повлечь за собой возрастание экономической роли сухопутных дорог. Но их использование оставалось тяжелым делом. А потому там, где только это было возможно, прибегали даже и в глубинах континента к использованию водного транспорта. Английские carisee$, которые в середине XVI в. шли через Нидерланды и Альпы в Венецию или в Анкону, использовали путь через Рейн и По. Реки средних размеров, такие как Тибр, использовались тогда для судоходства гораздо больше, чем в наши дни. Чиновник по сухопутным дорогам, начальник почтовой службы в Риме, в 1564 г. написал: «Если бы Рим лишился своей реки, он умер бы от голода в три дня». В эпоху Возрождения становятся значительно более частыми морские путешествия, в них отправляются чаще, чем в сухопутные, поскольку великие путешествия эпохи географических открытий и установление регулярных сообщений с Америкой и Дальним Востоком стали одним из важнейших явлений этого времени. По правде говоря, современники Христофора Колумба и Магеллана извлекали пользу из изобретений и различных усовершенствований, которые со временем постепенно накапливались. Старинный якорь в форме буквы U был очень тяжел, оказывая слишком большое давление на дно, и со времен изготовления ковров в Байе1 его заменили якорем с широко поставленными лапами. Начиная с XIII в. постепенно стали пользоваться рулем ахтерштевня, закрепленного на корме, снабженного шарнирами и погруженного прямо в воду. Этот руль был способен легко маневрировать по сравнению с боковыми веслами, которые некогда употреблялись для этого, он позволял большую маневренность при лавировании, т. е. плавание против ветра. Буссоль (от buxula — маленькая коробочка из букса), состоявшая Речь идет о знаменитом гобелене на сюжет завоевания Англии норманнами в 1066 г., вышитом королевой Матильдой (жена Вильгельма Завоевателя), где в числе прочего изображен и процесс пересечения Ла-Манша норманнскими судами. из намагниченной стрелки, поворачивающейся против розы ветров, использовалась уже в начале XIV в. Арабы долго пользовались астролябией и квадрантом, которые служили им на суше. Западные европейцы переняли эти инструменты и стали широко ими пользоваться. В XIV в. начинает развиваться изготовление портуланов, карт, где названия портов, написанные перпендикулярно боковой стороне, обрисовывали конфигурацию морского региона. В 1374 г. Педро IV Арагонский предписал капитанам своих кораблей запасаться двумя морскими картами, а в 1375 г. Карл V Французский потребовал изготовить знаменитый порту- лан, в создании которого участвовали каталонцы, — каталонская и майоркская школы картографии в Европе тогда имели высокую репутацию. Хотя портуланы предназначались морякам, которые главным образом занимались еще каботажным плаванием, корабли с начала XIII в. отваживались на более смелые путешествия. Это было важным этапом в истории экономического развития Европы: начиная с XIV в. средиземноморские карраки и талионы предпринимают регулярные плавания в Брюгге, в то время как кокки Бискайского залива все еще посещали порты внутреннего моря. Отношения между моряками с берегов Атлантики и моряками Средиземного моря становились все более интенсивными, и, прежде всего, этим объясняются изменения внешнего вида кораблей и их эволюция к нескольким типам, ставшим общими для всех флотов в Европе. Но переходы от одной формы к другой происходили почти незаметно для глаза. Одно и то же название, разумеется, могло применяться к разным кораблям: вот отсюда-то и берут начало бесконечные споры, которые зародились в наши дни относительно различных категорий судов. Жители Севера имели обыкновение сначала строить корпус своих судов, а уже затем внутренние конструкции — этот способ не допускал спуска на воду больших кораблей. Кроме того, они делали внешнюю обшивку судна из досок, располагая их чешуей, как укладывается черепица на крышах. В XV в. постепенно от таких способов, унаследованных от викингов и саксонцев, отказывались и переходили к методам, типичным для Средиземноморья, где прежде, еще до корпуса, строился остов судна, сам корпус изготовлялся из досок для выполнения плавных изгибов обшивки и борта. Напротив, атлантический парусник начиная с XV в. удерживал свое прочное место в торговле обитателей Запада, в том числе со странами восточного Средиземноморья. Ф.-С. Лэйн установил, что в 1404—1433 гг. большие вене цианские корабли пускались в плавание 756 раз, из них 425 — на галерах и 331 — на навах. Последняя цифра доказывает, что город, который по сути в своей основе был средиземноморским, уже достаточно широко применял тип северного судна. Движение такого судна осуществлялось только с помощью ветра, и силуэт его намного тяжелее, чем у галеры. Любопытный факт: 205 навов и 102 галеры плавали в направлении Сирии, 107 галер и 18 навов — по Атлантике. В обоих случаях логичнее было бы ждать обратного. В течение длительного времени корпуса «нордических» судов имели только одну мачту. Но использование трех мачт (начиная приблизительно с 1430 г.) придало европейским кораблям силуэт, который знаком нам по витражам и рукописям. У него были округлые бока, с заметной совокупностью шпангоутов; дуга,соединявшаяся с кормовой частью, имела крупные круглые изгибы. Поперечный брус поддерживал среднюю надстройку на корме, нечто вроде ящика, размещенного на корпусе и притом плохо вмонтированного в судно. Средняя надстройка сначала представляла собой треугольную платформу с выступом (раньше появилась на карраке). В документах конца XV — начала XVI в. нередко бывает сложно отличить нефы и каравеллы, и кажется, что современники частенько использовали оба термина, особо не различая их. Дело в том, что оба типа судна изменялись таким образом, что постепенно стали походить друг на друга. Происхождение каравеллы невозможно установить точно, но этот тип корабля был создан португальцами, которые с 1420 г. устремлялись все дальше вдоль берегов Африки. Вплоть до широты Канарских островов северных квадратных парусов было вполне достаточно для того, чтобы кораблям двигаться на юг, как и для того, чтобы возвращаться в Европу, при условии, если плыть строго к западу для того, чтобы найти попутный ветер и течения, которые направлялись к северо-востоку. Но за мысом Боядор возвращение затруднялось, если на корабле имелись паруса, которые ловили только попутные ветры, так как пассаты дуют здесь к юго-западу. Кроме того, движение вдоль побережья, после того как был пройден экватор, становилось невозможным для судов, которые были не в состоянии лавировать главным образом из-за южного пассата, который дул в юго-восточном и северо-западном направлениях. В странах Средиземного моря долгое время использовался треугольный парус, который назывался латинским. Латинский парус был гораздо более удобным, чем квадратный парус, им можно было пользоваться для управления меняющимися ветрами. Португальцы ходили под этим парусом в дальние плавания, одновременно стали понемногу заострять корпус корабля, чтобы он лучше сопротивлялся дрейфу. Так появилась каравелла, имеющая две, а затем и три мачты: судно прекрасно двигалось, его водоизмещение редко превышало 150 т, способно было выдержать долгий путь, лавируя по ветру. Каравелла была инструментом, с помощью которого португальцы совершили большую часть своих географических открытий; и именно на двух судах такого типа Бартоломеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды. Моряки, которые прежде опасались, что им не удастся возвратиться на родину, успокоились. Однако преимущества каравеллы были связаны главным образом с психологическим фактором, поскольку латинские паруса были бессильны против течений, которые к югу от экватора сдерживают продвижение вдоль африканского побережья, когда судно направляется к мысу Доброй Надежды. Потерпев поражение в 1486 г., Бартоломеу Диаш на следующий год постарался избежать прибрежных течений и отправился к юго-западу вблизи 40-й параллели, ловя благоприятный ветер, который позволил ему снова отправиться на Восток, обогнув Африку. Вот поэтому и Васко де Гама в своем путешествии 1497—1499 гг. отправился не на каравеллах, а на более крупных судах, поскольку путь, интуитивно открытый Диашом, почти полностью зависел от попутных ветров. Замечание того же порядка относится и к первому путешествию Колумба. Он исследовал в Португалии и на Мадейре режим ветров между 25-й и 35-й параллелями и знал, что если добраться на Запад с помощью пассатов, то придется возвращаться в Европу севернее, чтобы можно было воспользоваться попутными ветрами. «Санта- Мария» была торговым судном, у которого большая часть парусов была квадратной, оно и строилось для плавания с помощью попутных ветров. Напротив, «Нинья» первоначально была снаряжена, как каравелла, — с тремя латинскими парусами. Интересно, что адмирал с Канарских островов снарядил ее двумя треугольными парусами, заменив один из них на квадратный парус. Это можно считать доказательством того, что Колумб знал заранее, что ему не придется плавать против ветра. Только третье судно маленькой эскадры, «Пинта», оставалось на протяжении всего путешествия оборудованным только латинскими парусами: то, что не позволяло беспокоиться Колумбу. По мнению адмирала, его капитан Пинсон, таким образом, получил слишком большую свободу передвижения. Характеристики двух из трех кораблей Колумба в 1492 г. очень существенны для понимания эволюции. Каравелла и неф, сближаясь, стали прообразом торгового судна XVI в. Менее удлиненное, чем первое, и менее приземистое, чем второе, это судно обычно несло квадратные паруса спереди и в середине и латинский парус — на бизань-мачте. Употребление паруса марса над марсом становится всеобщим, в то время как в первой половине XVI в. появился сивадьер, маленький квадратный парус, который ставят ниже бушприта. На некоторых судах начиная с 1580-х гг. марсовые мачты становятся подвижными, чтобы их можно было спустить в плохую погоду. Полубак становится ниже, но еще выступает над палубой. Некоторые крупные торговые корабли могли достигать водоизмещения в 500—600 т. Но эти мощности остаются исключением, когда речь идет о крупных торговых судах, их водоизмещение в среднем составляет 200—300 т. К началу XVII в. можно заметить, за исключением, быть может, португальской линии Дальнего Востока, новую тенденцию — отказ от тяжелого генуэзского судна конца XV в., которое способно было перевозить до 1000 т груза. Его заменяет судно менее округлое, более быстрое и лучше сбалансированное. Эпоха Возрождения достигла прогресса в судостроении и искусстве навигации. Конечно, точный расчет долготы из-за несовершенных хронометров был невозможен до середины XVIII в. Иначе дело обстояло с расчетом широты. Португальцы, в XV в. следуя вдоль побережья Африки, проводили многочисленные наблюдения за солнцем; и непохоже, что астрономическая навигация существовала до 1480 г. Но с этого времени моряки Запада уже умели определять широту в море, ориентируясь по солнцу или положению Полярной звезды. Для этого они облегчили и упростили инструменты, заимствованные ими у арабов, — астролябию и квадрант — и изобрели новые — арбалет, или «палку Иакова», где используется уже не градуированная дуга окружности, а сегмент, скользящий по стержню; глаз, высшая точка сегмента и указанная звезда должны были оказаться на одной прямой линии. Во всяком случае, результаты, полученные подобным образом, требовали корректировки в соответствии с днем года, благодаря углу, образованному плоскостью земного экватора с плоскостью эклиптики. Таблицы склонения солнца были рассчитаны португальцами в XV в. и напечатаны в Венеции в 1483 г., поэтому капитаны могли их возить с собой. Аналогичные таблицы позволяли равным образом достичь необходимых исправлений для определения широты по Полярной звезде. Штурманы уже были способны определить широту, но еще не умели измерять надлежащим образом долготу, а потому на протяжении длительного периода еще были вынуждены плавать по счислению. Направление пути они устанавливали с помощью буссоли. Но также было необходимо устанавливать и скорость судна: эту возможность предоставил лаг, первое упоминание о котором относится к 1577 г. На воду пускали цилиндрическую деревяшку, на ней размещали свинцовое грузило, которое не влекло за собой движение судна. Скользящая в руках моряка веревка, разделенная серией узлов, равноудаленных друг от друга, соединяла эту деревяшку с кораблем. Водяные часы определяли время, протекшее между двумя узлами. Чтобы плавать по счислению, пользовались картами, квадратными или прямоугольными, на которых не было выправлено магнитное склонение. Кроме того, оно еще в середине XVI в. отрицалось некоторыми специалистами. В 1569 г. Меркатор ознакомил со своей проекционной системой и с цилиндрическими картами. Они заинтересовали в особенности испанцев и португальцев, чьи парусники плавали чаще всего в тропических моря, т.е. зонах, которые менее всего искажались в проекции Меркатора. Но в действительности эта система начинает использоваться достаточно поздно, только в XVII в., когда узнали «достаточно большое количество величин угла магнитного склонения, чтобы получить возможность превратить румбы, наблюдаемые благодаря стрелке, в настоящие румбы». Тогда только появилась настоящая локсодромическая навигация. * * * Скорее можно утверждать, что в эпоху Ренессанса создавались усовершенствования того, что уже имелось, чем говорить о настоящей технической революции, — эта черта, которая была характерна для достижений в сфере транспорта, была еще более показательна для текстильной промышленности, ведущей по своей значимости в экономике старого типа. В этом секторе прочная цеховая организация, унаследованная от Средних веков, тормозила нововведения. Тем не менее некоторые ткани, мало использовавшиеся прежде, постепенно завоевывали место на европейском рынке. Долгое время хлопковые ткани привозились с Востока. Но в XIV—XV вв. можно видеть, как развивается изготовление хлопковых тканей, прежде всего бумазеи, вначале в Северной Италии (сырье прибывало из Венеции), а вскоре и за Бреннером, в Верхней Германии и Швейцарии; одновременно расцветало производство льняных тканей в Геннегау, во Фландрии и в Брабанте, тканей из конопли в Бретани и в Пуату, кисеи и sayettes в Нидерландах и в области Маиса. Последние ткани из камвольной нити с полотняным переплетением, очень тонкие, использовались главным образом для женской одежды и церковных облачений. Э. Коорнаерт, который изучил изготовление этого тонкого сукна в Хондсшооте, неподалеку от Дюнкерка, подсчитал, что производство там возросло от 15 тыс. кусков в 1485 г. до 90 тыс. — в 1562-м. Наконец, в это время можно заметить рост производства шелка, к которому мы еще возвратимся. Кроме того, усовершенствования деталей станков придали новый ритм развитию текстильной промышленности. Чесание шерсти, при котором она не только распутывается и увеличивается количество ниточек, но и достигается смесь шерсти различных цветов, до начала XIV в., кажется, было еще неизвестно. Оно распространилось в XIV в. Для прядения еще долго пользовались веретенами разного вида. Тем не менее первая прялка появилась в Дуэ в 1305 г. Ее употребление распространяется очень медленно, так как второе упоминание о ней относится только к 1362 г. Но в XV в. она становится обычным явлением и получила два значительных усовершенствования: педаль — особый вариант применения в текстильном ремесле кривошипно-шатунного механизма — и крылышко, которое впервые упоминается в 1470 г. в домашней книге семьи Вольфеггов. Крылышко, которое позволяло придать нити дополнительное кручение, стало обычным явлением в XVI в. Двумя веками раньше, ввиду растущего распространения шелковых тканей, в Болонье придумали механизм для сучения, или кручения, нитей шелка-сырца. Нить крутилась, проходя через два типа катушек, вращающихся с разной скоростью в вертикальном и горизонтальном направлении. В 1581 г. Монтень изучал производство такого рода во Флоренции: «Я увидел, — пишет он, — заведения прядильщиц шелка, которые используют несколько мотовил, при помощи которых одна женщина, заставляя их вертеться, одним единственным движением вынуждает крутиться и поворачиваться одновременно пятьсот веретен». Но с эпохи Ренессанса в Соединенных Провинциях, в частности, использовали водяные колеса, чтобы привести в действие комплекс приспособлений. Механизация позволила, главным образом в конце периода, который мы описываем, значительные достижения в ткацком деле, аппретировке и окончательной отделке тканей. Текстильный станок с рычагом управления, благодаря которому один единственный рабочий мог ткать двадцать четыре ленты одновременно, стал первым вариантом механического ткацкого станка. Он был изобретен в 1604 г. ван Сонневельтом, ткачом из Хондшооте. К тому же времени (1607) относится и первый рисунок, на котором изображен ткацкий станок, действительно функционировавший. Самый ранний рисунок ткацкого станка — это рисунок, изображенный в записных книжках Леонардо да Винчи, но этот механизм не мог быть использован на практике. Ворсование представляет собой операцию, которая осуществляется на поверхности ткани, чтобы подчеркнуть шерсть, что обеспечивалось ворсовальными шишками. В машине 1607 г. маховик, направляемый рабочим, заставлял быстро поворачиваться два цилиндра, снабженные ворсовальными шишками, между которыми продвигалось сукно. Если ворсование распространилось только в XVII в., то, напротив, прес сование сукна горячим способом, которое придавало ткани блеск, было известно в Западной Европе с XV в. * * * Регламентации запрещали новшества, позволявшие скрыть неровности и другие дефекты ткани, но запреты становились недейственными, так как в XVII в. прессование при высокой температуре уже обычная существенная фаза для получения сукна хорошего качества. Что касается валяния, которое составляло важнейшую операцию окончательной обработки сукна, то его применяли всегда, по крайней мере при изготовлении плотных тканей, — с помощью мельницы, приводящей в действие деревянные валики, которые, поднимаясь с помощью кулачков, падали на суконную ткань. В XVI в. в Европе распространяется валяние с использованием молоточков. У этих молоточков имелся хорошо рассчитанный профиль, и ткань не подвергалась обработке слишком грубо. Тем не менее в XVII в. валяние, осуществляемое при помощи ног, еще использовалось в процессе изготовления тонкого сукна. В XV—XVI вв. в Европе распространяется вязание и развивается трикотажное производство. Невозможно уточнить, когда впервые появилась идея изготовлять ткань, не путем переплетения нитей основы и утка, а с помощью петель, нанизываемых из одной нити. Первые вязаные изделия (они были обнаружены в Египте), кажется, появились не ранее III в. н. э. В общем молено полагать, что вязание, известное с давних пор на Ближнем Востоке, распространилось на Западе с времен Крестовых походов. Во всяком случае, начиная с XV в. Богоматерь на произведениях искусства нередко изображается вяжущей, со спицами в руках, — в музеях хранятся шерстяные перчатки того периода. В Англии цехи вязальщиков существовали до XVI в., в которых изготовляли шерстяные рубашки, береты, шерстяные шоссы 37 и ковры (речь идет о гобеленах). Во Франции братство вязалыциков-трикотажников появляется в Труа в 1505 г. Но в XVI в. распространяется шелковый трикотаж — богатые люди желали носить только чулки, изготовленные из шелка. Мода на них пришла, без сомнения, из Испании. Первоначально их изготавливали методом ручной вязки, используя деревянные или костяные спицы. Тогда шелковые чулки встречались редко и были дороги. Генрих VIII имел всего две пары. Пара черных шелковых вязаных чулок, которые были преподнесены Елизавете I, была сочтена ценным подарком. Но растущие запросы общества, почувствовавшего вкус к роскоши, и необходимость увеличения производства привели к тому, что в 1590 г. англиканский пастор Уильям Ли изобрел первую вязальную машину. Ряд стальных пальцев, которые двигались одновременно, сразу же и тоже одновременно, создавали ряд петель. К середине XVII в. хороший рабочий, работающий по 12—13 часов в день в трикотажном производстве, был способен изготовить три пары шелковых чулок в неделю. Усовершенствованием машин для вязания шелка, в частности, занимался Леонардо, его поиски были направлены на рационализацию текстильного производства, и мы еще раз настаиваем на том, что особый вкус к механизации был яркой характерной чертой Возрождения. Сами идея и желание были порождением стремления к автоматизации, и здесь исключительную сферу применения обретает часовое дело. Часовое дело добивается успеха (пусть даже в области довольно ограниченной), но добивается этого успеха без тени человеческого усилия... [оно сыграло] в процессе рождения мира машин роль важного катализатора без связи с его собственным весом» (П. Менаж). Механические башенные часы появились в Европе в XIV в. первоначально в Англии, Нидерландах, Центральной и Южной Германии, Чехии, Франции, Северной и Центральной Италии. Разделение времени на равные промежутки достигалось с помощью баланса или маятника. Итак, из-за трения и сопротивления воздуха этот регулятор затормаживается и нуждается в двигателе. Но энергия этого двигателя должна быть получена в необходимый момент идеально точно. Отсюда и необходимость механизма распределения, который должен находиться между двигателем и регулятором и который разрешает противоречие между непрерывным вращением, вызываемым двигателем и альтернативным движением регулятора. Таким образом, появился спуск, чтобы тормозить зубчатое колесико в отдельные моменты, а затем чтобы оно смогло «ускользнуть». Стрелки отражают этот ритм движения на делениях, нанесенных на циферблат. Гениальное изобретение в механических часах — спусковой механизм. Оно может быть отнесено к первой половине XIV столетия и подтверждается документально в 1335 г. Астрономические башенные часы, которые были созданы в Падуе в 1364 г. Джованни де Донди и которые отмечали часы и движение планет, как и знаменитые башенные часы Дувра, созданные в 1384 г., уже получили (пусть еще и примитивное) новое устройство. В тех и других, как и в башенных часах в Руане, Солсбери, Уэльсе и парижском (конец XIV в.) Дворце правосудия, в качестве двигателя использовалась система цепей или канатов, которые обращались вокруг ведущих колес, постепенно движущихся, потому что их обременял груз. Но эта система была тяжелой и громоздкой. Изобретение пружинного завода в 1459 г. (?) оказалось просто революционным, так как оно позволило конструировать портативные часы, а вскоре и карманные часы, предоставив, таким образом, возможность, которой у человека еще никогда не было: иметь всегда под рукой, в пределах досягаемости, меру времени. Свернутую спиралью пружину вскоре поместили внутрь защитной пружинной коробки, которая, кроме того, регулировала ее расслабление. Во Франции первые часы, которые можно было поставить на стол, появились в царствование Людовика XI, а первые часы, которые мог носить человек, появились в Европе в самом конце XV в. Лодовико Моро, миланский герцог, приказал изготовить три пары карманных часов, а из них две были с боем. К началу XVI в. немецкий часовщик Петер Энлеин изобрел овальные карманные часы, которые долго были известны под названием «нюрнбергское яйцо». В ту же эпоху в Блуа художники изготовляли часы — настоящие произведения искусства. Но лишь в 1574 г. ремесленник, прибывший из Отена, наладил производство часов в Женеве. Ход первых часов был еще очень неточным, движущая пружина слишком сильно действовала в начале и недостаточно — в конце расслабления. Поэтому в середине XVI в. появилось приспособление для того, чтобы сделать одинаковой силу пружины: пружинная коробка соединялась жильной струной (позже цепочкой) со шпеньком в форме усеченного конуса. Расслабляясь, пружина последовательно гасит свою силу, и струна, действующая на все более и более широкие части шпенька, все менее сопротивляется. Конечно, часы, в том числе и башенные часы, в XVI в. оставались еще несовершенными: неточность хода составляла от получаса до часа в течение дня, а сам ход длился не больше месяца. Но путь для совершенствования теперь был открыт. Гюйгенс, сконструировав часы с маятником и придумав регулируемую пружину, уже подготовил для часового дела переход от эксперимента к научным основам. Это случилось в следующем веке. * * * Прогресс в часовом производстве соответствовал и тем процессам цивилизации, которые имели дело с возраставшим производством металла, не только золота и серебра, но и железа, меди и др. В эпоху Возрождения горнодобывающая промышленность фактически испытала перемены, гораздо более важные, чем в текстильном производстве. Эксплуатация серебронесущих месторождений Европы в начале XIV в. стала затухать из-за частого затопления штолен. Итак, по мере того как шахты становились глубже, проблема затопления становилась все насущнее. В середине XV в. дефицит драгоценных металлов (в особенности в Германии и вокруг Льежа) заставил разрабатывать средства, которые позволяли бы восстанавливать производство. Подъем вод до высоты сточных труб отныне облегчался целой системой механизмов, описанной Агриколой: черпаки с конным приводом; гидравлические приспособления, в которых канатами были прикреплены бочки; многочерпаковые элеваторы; трубы, внутри которых проходила цепь, отягощенная ядрами; всасывающие и нагнетающие насосы, которые приводились в действие кривошипно-шатунным механизмом. Агрикола в своем трактате описал гигантскую машину для воды обратного хода диаметром 10,7. м. Она была образована двумя гидравлическими колесами, к которым были присоединены лопасти, наклоненные в противоположном направлении. Два желоба с управляемыми клапанами могли заставить поворачивать лебедку по желанию в противоположных направлениях. Лебедки и конные приводы использовались и для поднятия на поверхность каменного угля или руды. Чтобы доставлять груз к шахтам, пользовались тачками, тележками, поставленными на деревянные рельсы, — это можно видеть в манускрипте XV столетия, хранящемся в парижской Школе изобразительных искусств. Проветривание шахт осуществлялось с помощью отводных труб, установленных на подпорке, ручных, ножных или гидравлических мехов и ветряных мельниц. Для разработки металлосодержащих залежей начинает использоваться порох, в первый раз он был применен в Хемнице в 1527 г. В эпоху, которую мы исследуем, дерево по-прежнему оставалось важнейшим топливом, оно использовалось либо непосредственно, либо в виде древесного угля. Между тем все более и более начинает использоваться каменный уголь, главным образом в Великобритании, где леса уже были уничтожены. Дж. У. Неф подсчитал, что в 1564—1634 гг. грузы каменного угля, отправлявшегося из Тайна, увеличились в 14 раз, достигая к концу этого периода 45 тыс. т в год. Экспорт угля через порты Фирт- оф-Форс возрастал также быстро. Росло и производство серебра. Однако до середины XV в. предприниматели в горнодобывающей отрасли имели большие проблемы, поскольку не приходилось иметь дело с рудными жилами чистого серебра, а в те времена еще не умели извлекать драгоценный металл из медных или свинцовых серебросодержащих руд. Использование гидравлического меха способствовало применению нового метода обработки, который в 1451 г. был предложен неким Иоганнсеном Функеном. Сильное нагревание позволяло использовать разницу в скорости реакций окисления и плавления: свинец плавится и окисляется при более низкой температуре, чем серебро. (Ацтеки и инки также использовали этот принцип.) Из медной руды серебро стали извлекать методом очистки свинцом. Это открытие не только увеличило производство серебра, но и намного снизило цену на медь, потребность в которой все больше испытывала артиллерия: пушки делались из бронзы. Так возникли новые заводы, на которых для приведения в действие печей и молотов использовалась гидравлическая сила. Еще более заметный прогресс в обработке серебра достигнут в первой половине XVI в. в связи с открытием способа амальгамирования, который на практике, кажется, впервые был осуществлен в Чехии и Венгрии. Серебросодержащая руда дробилась под колерами, смешивалась с солыо, купоросом и ртутью; затем смесь дистиллировалась и фильтровалась через сито из ткани, изготовленной из конопли. Способ амальгамирования в Испании был введен, вероятно, немецкими техниками, в этой стране Фуггеры эксплуатировали богатые ртутные рудники Алъ- мадены. Оттуда он перешел в Америку, где стал применяться в Мексике, в Сататекасе, с 1557 г. В течение длительного времени утверждалось, что этот способ был непригоден для обработки руды Потоси, и ртуть из перуанских залежей в Гуанкавелика отправлялась в Мексику и Гватемалу. Тем не менее начиная с 1572 г. испанским властям удалось преодолеть косность посредников — за этим последовал бум производства серебра в Перу. В эпоху Ренессанса металлургия первоначально была связана с производством серебра и меди. Однако железоделательная металлургия и металлургическая техника переживали взлет и были одним из наиболее значительных явлений эпохи. В классические Средние века железо производилось способом, который назывался каталанским. Руду собирали в кучу, чередуя ее слои со слоями древесного угля, в яме, имевшей форму усеченного конуса, приблизительно глубиной в метр, стенки которой были выложены обожженными кирпичами. Железо и зола спускались в низ этой домницы и извлекались с помощью труб, называвшихся «лисьим хвостом». В результате получалось 4—5 кг железа за одну плавку, в шлаках было столько металла, что в XIX в. из них можно было тем же способом получить еще какое-то количество железа. С XIV в. плавильные печи становились все больше. Так, печь Осмунда в Скандинавии и некоторые печи на Пиренеях были способны давать 50—60 кг железа за одну плавку, в год — около 15 т. Потом начали строить 5—6-метровые печи, н которых с помощью гидравлических мехов выплавляли железную руду тем же способом, что и бронзу, — нововведение было революционным! Чугун в брусках заменял железо как первоначальный продукт. Домны могли предоставить 50 т металла в год. Чугун, имевший огромное преимущество, так как его можно было обрабатывать путем литья и использовать для самых разнообразных целей: изготовлять трубы, надгробные плиты и каминные доски, пушки, ядра, якоря и т. д. Но если бы захотели получить железо, то следовало прибегнуть ко второй операции — жечь чугун с углем. Чушки металла собирались на одном металлургическом предприятии, имевшем домну, переплавлялись, затем обрабатывались при помощи гидравлических молотов. Продукт, полученный подобным образом, был лучшего качества и в конце концов заменил старинное железо, которое ковали прямо из руды без процедуры плавки. Доменная печь, без сомнения, появилась во второй половине XIV столетия либо в Льеже, либо на Рейне. Миграция рабочих способствовала постепенному распространению новой технологии. Лотарингия, Шампань, Ниверне и Нормандия, похоже, познакомились с ней в конце XV в. В Эльзасе, Франш-Конте и Бретани, без сомнения, она использовалась в середине XVI в. Между тем доменные печи оставались в Европе достаточно редкими до 1540 г. После этой даты их количество возрастает. Около 1560 г. в области Намюра их насчитывалось тридцать пять. Выходцы из Льежа перенесли этот способ в Швецию в середине XVI столетия, в Англии о нем узнают от французских рабочих. Домна была огромным прорывом в металлургии, к домне постепенно добавлялось повсеместное внедрение гидравлических механизмов. Прокатные станы, которые оставались до XVII в. крайне немногочисленными, уже использовались в середине XVI в. в Льеже, где, кажется, и были изобретены, хотя чертежи можно видеть в записных книжках Леонардо. Резаки, которые состояли из цилиндрических емкостей, вложенных одна в другую, образуя, таким образом, ножницы для металла, кажется, были больше распространены, чем прокатные станы. Гидравлический волочильный станок, вероятно, был изобретен в Германии в конце XV или начале XVI в. Представить этот механизм можно по гравюре Бирингуччо (1540): вода приводит в движение колесо, которое обеспечивает протягивание проволоки через волоку, а затем ее перемотку. Наконец, изготовление жести, похоже, начинается в Нюрнберге в середине XV в. Ж. Ле Гофф точно подчеркнул редкость железа в средневековую эпоху, основными материалами тогда были камень и дерево. Святой Бенедикт посвятил статью в своих «правилах», заботясь о том, как монахи должны получать железные предметы. Начиная с XV в. в повседневной жизни Европы в этом отношении наметились глубокие перемены. С 40-х гг. XVII столетия Швеция и Англия вместе уже производили приблизительно 75 тыс. т железа и чугуна в год. Нужно, кстати, напомнить, вслед за Дж. У. Нефом, что тогда наблюдается «значительное увеличение внутреннего спроса на металл для оборудования новых промышленных предприятий, новых способов транспортировки и изготовления всевозможных товаров». Американский историк без колебаний расценивает эти изменения как «первую промышленную революцию», производство металла тогда прекращает быть только художественным ремеслом. «Очищение сахара, — пишет он, — пивоваренный, мыловаренный заводы, окраска и чесание шерсти и сукна, любое промышленное производство, которое быстро развивалось, требовало металлических изделий, таких как вальцы, котлы, печи и инструменты». Механизмы, движение которых осуществлялось с помощью конной тяги или гидравлики, были отчасти металлическими. Сотни котлов для варки соли, которые располагались по берегам в устье Тайна и Веара и вдоль берегов Фирт- оф-Форс, были сделаны из железных листов от 60 см до 1 м в высоту, соединенных друг с другом металлической платформой, которая иной раз имела 7—8 м в диаметре. На большой котел для соли, вероятно, требовалось столько же металла, сколько его шло на пушку... «Изменения происходили в повседневной домашней жизни. У большинства мужчин и женщин теперь возникает потребность в булавках и гвоздях, а у многих мужчин — в стальных бритвах. Ножницы все более входят в употребление, точно так же как и ножи, в особенности столовые ножи. Вилки появлялись на столах зажиточных людей, и количество воспитанных людей увеличивается как никогда ранее. С ростом богатства среднего слоя появилась потребность в большом количестве железных дверей, запоров, замков и ключей — для защиты от воров... Путешествия в экипажах увеличили спрос на лошадей и, как следствие, на упряжь и мундштуки, как и на гвозди и на другие металлические части для карет». * * * Нет сомнений в том, что новые потребности в вопросах вооружения оказывали сильнейшее давление на металлургическую промышленность и даже, в случае производства бронзовых пушек, на железоделательную металлургию, гак как в середине XVI столетия пушечные лафеты с колесами состояли уже из более ста металлических деталей. Но до того как описывать новые смертоносные машины, следует отметить, что даже традиционное вооружение требовало все больше и больше металла. Мы хотим рассказать о доспехах, изготовление которых (в особенности в Милане и Аугсбурге) достигало высочайшего уровня не только в качестве ремесла, но и в художественном отношении. Доспехи изготовлялись по мерке, и изготовитель должен был знать, подобно скульптору, детали анатомии, движение мышц и функционирование сочленений. Эти полые «статуи» из стали красивых очертаний часто были покрыты изображениями, выполненными в технике рельефной гравировки, чеканкой с золотыми узорами, травлением по стали. Донателло, Леонардо да Винчи, Дюрер, Микеланджело, Челлини — все рисовали доспехи, иногда принимали участие и в их изготовлении как чеканщики. Доспехи перестали обеспечивать эффективную защиту примерно с 1525 г., когда стало распространяться огнестрельное оружие. Однако доспехи все так же продолжали носить в сражении и на турнирах — государи, и дворяне, и военные, которые не испытывали обычных тягот солдатской жизни. Поэтому в XVI в. было изготовлено больше доспехов, чем когда бы то ни было прежде. Тем не менее искусством войны теперь предъявлялись к металлургической промышленности другие требования. Пушки на поле битвы появились в сражении при Креси в 1346 г. Речь идет об орудиях еще очень примитивных, и такими они оставались довольно-таки долго, почти около века, и были опасны для обоих противников. Первые пушки состояли из перекладин кованого железа, скрепленных металлическими кольцами, в свою очередь соединенными краями. Подобные пушки изготовлялись до конца XV в. Гентская бомбарда, которая датируется этим временем, весила 14,6 т, могла выстреливать каменными ядрами весом до 340 кг и была снабжена затвором, привинчивающимся на задней части ствола. Несмотря на усовершенствование домен, первоначально выражалось сомнение относительно того, изготавливать ли артиллерийские орудия из чугуна, поскольку они легко взрывались. Поэтому с первой половины XV в. пушечные с тволы отливались из меди. В Базельском арсенале сохранилась одна такая пушка, которая относится к 1444 г. Главным образом при отливке использовалась бронза. Артиллерийские орудия из бронзы показали свои возможности весьма наглядно при осаде Константинополя в 1453 г., в том же году, когда Донателло заканчивал своего «Гаттамелату». Эта статуя оказалась первой грандиозной конной статуей, которая была создана со времени Античности. Мехмед II пользовался услугами венгерского мастера, который отливал в вертикальных моделях артиллерийские орудия весом около 15 т, способные бросать ядра 75 см диаметром и весом в 578 кг. На их изготовление требовалось три месяца. Каждая пушка способна была выстреливать семь раз днем и один раз ночью. Турецкая артиллерия сыграла решающую роль во время осады Константинополя, который прежде успешно сопротивлялся таранам и катапультам. Гем не менее эти большие пушки не имели вертлюгов и лафетов, их приходилось транспортировать из Адрианополя. Каждое устройство доставлялось на 30 парах быков в сопровождении 450 человек, которые подготавливали и укрепляли дорогу. Доставленные пушки размещались на земле и закреплялись камнями. Прицел корректировался после каждого выстрела. На протяжении ста лет, которые последовали за взятием Константинополя, артиллерия значительно совершенствовалась и становилась все более грозным оружием. Пушки Карла Смелого, захваченные швейцарцами в битве при Мора в 1476 г., до сих пор хранятся в арсенале Ла Неввиля; они были изготовлены еще из кованого железа, но уже стояли на лафетах и имели колеса со спицами. Чтобы навести легкие пушки, сначала использовались кремальеры. Изобретение во второй половине XV в. осей позволило прицеливаться, уже не поднимая лафет, но действуя с помощью клиньев, затем винтов под затвором пушки. Артиллерия становится более сокрушительной, когда приблизительно с 1480 г. стал известен способ улучшения пороха путем гранулирования. Прежде использовали порох с разнородными частицами, в нем часто были смешаны порошок и кусочки разного размера, в результате невозможно было предусмотреть мощность взрыва. С применением гранулированного пороха эффект взрыва был предсказуемым. Первое огнестрельное оружие, которое выстреливало каменными снарядами, было в ходу еще во второй половине XV в. Конечно, эти ядра были разного размера, между ними и стенками ствола оставалось расстояние. Кроме того, они часто стреляли, не производя того разрушения, которое требовалось. Братья Бюро, которые усовершенствовали артиллерию Карла VII, ввели во французской армии повсеместное использование металлических ядер (из железа или железного чугуна). Затем, очень быстро, ввели еще одно новшество: ядра стали делаться полыми и заполняться порохом. Бомба, которая, кажется, появилась в Италии, впервые была описана в трактате Вальтурио, опубликованном в 1472 г. С металлическими ядрами, размеры которых отныне соответствовали размерам ствола, пришло понятие калибра; оба противника, Карл V и Франциск I, ограничили диаметр пушечных калибров своей артиллерии до шести и приказали изготовлять резервные боеприпасы. Определенность калибровки и необходимость с этого времени придавать каналу ствола строгие размеры в дальнейшем привели к совершенствованию технологии сверления. К середине XVI в. уже был найден идеальный состав для бронзы, служившей для отливки пушек (91 % меди, 9 % олова). Именно качество французской бронзы обеспечивало победу армиям Карла VIII, Людовика XII и Франциска I, так как итальянские пушки часто взрывались. После 1540 г. был найден способ изготовления пушек из чугуна, которые были пригодны для более длительной стрельбы. Это усовершенствование, вероятно, было осуществлено в Англии; во всяком случае, чугунные пушки, которые эта страна экспортировала на континент во время Тридцатилетней войны, обеспечили решительное превосходство противников Габсбургов, в особенности в Нидерландах. В чугунных пушках заряд стал вкладываться не через дуло, а через затвор, что позволило уменьшить калибр и вес пушек. Артиллерия сумела изменить морскую войну точно так же, как и войну на суше. На кораблях пушки использовались (в 1338 г. при Арнемюйдене и в 1340 г. при Слейсе) еще до появления их в сражениях при Креси. Первоначально использовались пушки из кованого железа маленького калибра, они были снабжены поворотной вилкой, с помощью которой их размещали на надводной части судна. Пушки атаковали не корпус кораблей, а людей, которые находились на палубе или выступающих частях вражеского корабля. Затем эти пушки постепенно были заменены более тяжелыми бронзовыми пушками, способными атаковать корпус судов. Проблема тогда состояла в том, как не перегрузить надводную часть корабля, чтобы не лишить его равновесия. Уроженец Бреста Дешарж к концу XV в. сумел разрешить это затруднение. Он придумал ставить пушки (к этому времени уже снабженные лафетами и вертлюгами) на нижней палубе и просверлить порт1 для артиллерийских орудий, при этом равновесие судна достигалось наличием балласта. Все более возраставшее использование артиллерии обеспечило торжество парусного судна над галерой. У галеры, конечно же, имелось преимущество: она не зависела от ветра, так как двигалась исключительно своими силами, следовала по пути, который сама избирала, могла маневрировать во время боя, объединять воинов на своих платформах, нападать на вражеское судно с помощью своего тарана; долгое время парусные корабли оставались беззащитными при нападении на них весельного судна. Использование артиллерии постепенно изменило эту ситуацию. От галеры, однако, полностью отказались только в XVIII в. До этого ее улучшили. Начиная с XVI в. она была снабжена двумя, даже тремя мачтами, которые обеспечили ей хорошую парусность; было увеличено количество гребцов: ко времени сражения при Лепанто их насчитывалось 250 на галере и 450 — на венецианском галеасе; ее снабдили пушками. Но сражение при Лепанто (1571) в последний раз продемонстрировало победоносное появление галеры, поскольку ее недостатки становились все более и более очевидными. Из-за своей длины и тяжести она теряла маневренность. Боковые стороны галер были заняты веслами и гребцами, и там можно было установить только легкие пушки. Только на корме, где сохранялось место для того, чтобы там обосновался командный состав корабля, можно было размещать пушки. В середине XVI в. на галере находилось только пять пушек, в то время как на парусном корабле было 27 орудий. Порт — отверстие в борту судна. Наконец, галера, которую изобрели на Средиземном море, достаточно глубоко была погружена в воду. В эпоху, когда европейская история все более была связана с океанами, галера была вынуждена уступить место кораблям с высокими бортами. * * * Ручное вооружение стало совершенствоваться также благодаря использованию пороха. Первые «палки с огнем», или «ручные пушки», были использованы в Перудже в 1364 г. и Аугсбурге в 1381 г. Во всяком случае, они были изображены в трактате «Bellifortis» Киезера, написанном в 1390 и 1405 гг. К их использованию сначала подошли очень осторожно, на практике они были малоудобны. Они состояли из огневой трубки без рукоятки или другой опоры, эту трубку нужно было держать двумя руками, в то время как помощник сыпал порох в отверстие, расположенное на верхней стороне трубки, и поджигал его. Примитивность этого вооружения объясняет, почему во время Столетней войны все еще широко были распространены лук и стрелы. В 1415 г. при Азенкуре английские лучники сломали натиск французской кавалерии с помощью новой стрелы, наконечник которой проникал между застежками и соединенными пластинами доспехов, которые тогда носили. В XV в. появляется арбалет с подставкой, которая увеличивала скорость и мощность стрельбы этого классического оружия. Разнообразные улучшения объясняют всеобщее распространение в XV столетии доспехов из цельных металлических пластин, однако эволюция огнестрельного оружия вскоре сделала их совершенно бесполезными. Усовершенствование «ручной пушки» шло в целях удобства ее использования. Железную трубку фиксировали на прикладе, который вначале помещался на плечо, а затем под мышкой. Левая рука стрелка оставалась свободной, чтобы поднести огонь, этим оружием (аркебузой) теперь уже мог пользоваться один человек. Но аркебуза еще была тяжелой и неудобной, поскольку ее вес достигал тогда не меньше 25 кг. Поэтому была необходима точка опоры: оружие могло стрелять расположенным на парапете; и чтобы аркебузой можно было пользоваться в любых обстоятельствах, появилась предназначенная для опоры вилка. Это усовершенствование было создано оружейником Мокетта ди Всллетри примерно в 1520 г. Но со второй половины XVI в. следует говорить главным образом о мушкетах. При зажигании стали использовать скрученный фитиль, или серпантин, который опускали на полку замка, содержащую порох. Во время дождя, конечно, фитиль не воспламенялся. Когда же он загорался, надо было, чтобы он не потух, дуть сверху в момент стрельбы, раздувать огонь, постоянно регулировать длину фитиля, следить, чтобы конец серпантина, попавший на полку, упал точно на нее. В 1517 г. немцы изобрели замок с колесиком, что способствовало сглаживанию всех неудобств. Зубчатое колесо, быстро поворачивающееся с помощью пружины, воспламеняло кусочек пирита или кремня, который удерживался зажимом. Произведенная таким образом искра зажигала порох на полке. Этим изобретением XVI в., принятым в кавалерии, не пользовалась пехота, которая во время Тридцатилетней войны все еще воевала мушкетами с серпантином. Мушкет, однако, был значительно облегчен — укоротился его ствол. В начале XVII столетия кавалерия отказалась от традиционного копья в пользу короткой аркебузы или пистолета — оружие это происходило из Германии и впервые на поле битвы появилось в 1544 г. Оно очень быстро получило успех и на протяжении второй половины XVI в. являлось по преимуществу оружием для политических убийств. У пистолета эпохи Возрож- денния был короткий ствол, овальная головка, он был снабжен колесиком. Технические перемены тогда происходили медленно, и был изобретен пистолет на два выстрела, т. е. были соединены два пистолета, и, следовательно, имелось два колесика. Кавалеристы, кроме того, приобрели привычку запасаться несколькими пистолетами. Несмотря на эту предосторожность, когда в бою первый ряд всадников уже разряжал свое оружие, он поспешно стремился отойти, чтобы перезарядить пистолеты, уступая свое место следующему ряду. Даже пехотинцы, выстрелив, оказывались обезоруженными, пока не перезаряжали мушкет. Поэтому долгое время воинские подразделения были вооружены пиками, так как в начале XVII в. мушкетер нуждался по крайней мере в десяти минутах, чтобы подготовиться и произвести выстрел. Эти слабости, присущие огнестрельному оружию, не должны заставить нас позабыть о глубоком потрясении, которое оно производило на протяжении всей истории. Испанцы, несмотря на то что их число было незначительно, сумели произвести на ацтеков и инков ошеломляющее впечатление именно своими аркебузами и несколькими пушками, которые они привезли с собой. Превосходство легкой французской артиллерии внесло огромный вклад в победы Людовика XII и Франциска I в Италии. В 1525 г. испанские аркебузы с подставкой предопределили победу войск Карла V при Павии, буквально скосив отважные отряды кавалерии короля Франции. Тем не менее последний за два года до этого принял решение заменить в своей армии арбалеты на огнестрельное оружие, ив 1516 г.1 фабрика по производству аркебуз была открыта в Сент-Этьене. Люди эпохи Возрождения понимали, что их совесть нечиста из-за того, что они используют новое смертоносное орудие, и часто думали, что рискуют больше, сражаясь луками, копьями и мечами — оружием, которое считалось не столь смертоносным и более честным. Во времена Баярда иные командиры, сохранившие старинные представления о чести, приказывали отрубать руки артиллеристам или аркебузирам, попавшим в плен. В гуманистической литературе использовались самые резкие слова, направленные против пушек, «этих скорее адских, чем человеческих механизмов», — приведенное высказывание принадлежит Твиччардини. В 1499 г. Полидор Вергилий писал в своем сочинении «De inventoribus rerum»: «Изо всех изобретений, которые были придуманы для уничтожения человечества, артиллерия — самое дьявольское». Ариосто, которому нравилось красноречиво воспевать при рафинированном феррарском дворе подвиги смелых и непобедимых рыцарей, превратился в апологета старинного военного кодекса чести. Обращаясь к пушке, он говорил ей с горечью: Каким образом ты нашло, отвратительное и ужасное изобретение, Место н человеческом сердце? Военная слава из-за тебя уничтожена. Из-за тебя военное ремесло утратило свою честь. Из-за тебя доблесть и мужество уничтожены... Так у автора. (ГТримеч. ред.) Шекспир также выразил свой ужас перед огнестрельным оружием: И крайне жаль, твердил он, в самом деле, что из утробы благостной земли Противную селитру извлекают, Которой столько славных рослых малых Погублено коварно1 Но жалобы Шекспира были в той же степени старомодными, что и подвиги Дон-Кихота. Все подверглось необратимой эволюции, так как во времена Ренессанса методы войны оказались среди тех явлений, что изменялись быстрее всех. В 1559 г. кар- динзл Гранвела, министр Филиппа II, ответил представителю английской королевы: «А ваши люди — какое воодушевление останется у них спустя несколько лет? Искусство войны теперь таково, что требуется переучиваться ежегодно». * * * Использование новых военных машин приводило к глубочайшим изменениям в системе укреплений. В самом деле, необходимо было не только защищаться от ручного оружия, действующего на большом расстоянии, и пушек, которые обладали силой метания намного большей, чем имела древняя стенобитная машина, но и отдать артиллерии главную роль при организации обороны. Последнее оказалось более важным и заставило военных инженеров разработать современные укрепления. Но дело шло довольно медленно. Сначала во второй половине XV — начале XVI в., во Франции например, уже существовавшие крепости перестраивались в соответствии с планом размещения батарей и складов с боеприпасами или же строились крепости, лучше приспособленные к новым требованиям войны, но не отказываясь от сложившихся принципов. Замки в Нанте, Сен-Мало, донжон Ама, бастионы Лапгра и Тулона, испанский замок Сальсес в Руссильоне, воздвигнутые в 1465—1525 гг., свидетельствуют Шекспир У. Генрих IV. Часть 1.1,3 / Пер. Е. Бируковой И Указ. изд. Т.4. С.19. об этом переходе. В плане это был прямоугольник, фланкированный по углам круглыми башнями или круглыми бастионами; то было наследие Средневековья. Но башни и стены становятся ниже, поскольку на их вершинах теперь располагается артиллерия для обеспечения предельно эффективной пушечной стрельбы. Машикули 1 становятся бесполезными и вскоре исчезают, стены строятся более толстыми, главным образом у основания, для того чтобы лучше сопротивляться вражеским ядрам. Сводчатые казематы с амбразурами приспосабливаются для размещения батарей таким образом, чтобы эффект, произведенный бреющей стрельбой артиллерии, удваивался, — пушки ставили на высокие платформы. Для этого годились только достаточно легкие пушки; пришлось отказаться от расположения тяжелых орудий, — количество которых все возрастало, — от расположения на вершине башен и за стенами. Сальсес, строительство которого началось в 1497 г., стал первым большим укреплением, которое было значительно углублено для того, чтобы обезопасить себя при обстреле вражеской артиллерии, а южная и восточная стороны крепости имели форму полумесяца. Оставалось придать крепостям с невысокими стенами план в виде многоугольника, что позволило бы везде противостоять артиллерийскому обстрелу противника. Этим нововведением, похоже, мы снова обязаны итальянским архитекторам. Бастион первоначально был только открытой круглой площадкой, построенной перед замками и городскими стенами, на ней устанавливалась самая тяжелая артиллерия, для которой не находилось места внутри каменных стен. В эпоху пушек эта площадка превращается в основной элемент обороны, в то время как традиционные стены имеют вторичное значение. Но тогда становится необходимым защитить их от огня пехоты и артиллерии противника. Отсюда-то и возникает их новая форма: сначала в виде шпоры или наконечника копья, а затем они принимают форму пятиугольника, которая придавалась бастиону для того, чтобы противостоять со всех сторон врагу, который приближался к стенам. Отсюда также и возведение сторон, укрепленных > Машикули (франц. machicoulis) — навесные бойницы, расположенные в верхних частях башен и стен средневековых укреплений. Позже стали элементом архитектурного декора. (Примеч. ред.) бастионами в форме полумесяца, которые позволяли вести эффективную перестрелку с противником. Отсюда, наконец, оборудование нишами, скрытыми в выступах бастионов, огонь из которых велся у основания стен и настигал нападающих, которые пытались скрыться в потайных углах и у основания стен. Расстояние между выступами профиля бастионов определялось, естественно, расстоянием, на котором была возможна стрельба из аркебузы. Это расстояние в XVI в. составляло около 300 м. Каждый бастион должен был быть в состоянии защитить соседние. Чертежи укреплении куртин, кажется, появляются уже в сочинениях Франческо ди Джорджо. Первые неуклюжие бастионы были построены братьями Джулиано и Антонио да Сангалло в Чивитакастеллана (1494—1497), а первый план в форме многоугольника был выполнен в 1515 г. по проекту Антонио 11 да Сангалло в Чивитавеккиа. Самые замечательные военные сооружения эпохи Возрождения находятся в Вероне, они творение выдающегося архитектора Санмикели, которого Франциск I и Карл V тщетно приглашали к себе на службу. Санмикели работал главным образом в Венеции, укрепляющей Мурано, Лидо и места, которым уже непосредственно угрожали турки, — Корфу, Кипр, Кандшо. В Вероне, своем родном городе, который был частью венецианской террафермы, он восстановил средневековые стены, увеличил пояс городских укреплений, но, главным образом, в целях обороны использовал многоугольные бастионы, выступающие углы которых и казематы с пушками позволяли достичь эффективности в перестрелке и при обстреле сбоку. Пальмано- ва, город, отстроенный Скамоцци неподалеку от Удино во второй половине XVI в., представляет собой город-крепость, замысел которого полностью соответствовал новым принципам. Окружавший город многоугольник укреплений имел девять сторон, был углублен в земле и опирался на девять бастионов в форме наконечника копья. С 1525 г. итальянские инженеры строят во Франции (Труа, Сен-Поль-де-Вансе и т. д.) оборонительные учреждения, похожие на итальянские. В 1527 г. Дюрер также рекомендует для укреплений Нюрнберга бастионы на уровне земли, широкие рвы, батареи, низко размещенные в казематах, которые усиливают эффективность пушек, стреляющих на открытом воздухе. Новые усовершенствования были привнесены в укрепление крепостей в конце XVI — начале XVII в. фламандским ученым Симоном Штевином (1548—1620), который, находясь на службе у Морица Нассауского, эффективно защищал города Соединен ных Провинций от испанцев. Стремясь разрушить траншеи и подготовительные сооружения осаждающих концентрирован ным артиллерийским огнем, он разместил по сторонам своих укреплений четыре линии огня, расположенные ярусами; дополнительное артиллерийское подкрепление должно было распола гаться эстакадами по спирали, что было доступно для гужевого транспорта. Вобан оказался наследником Санмикели и Штевина. Техника осад вынуждена была меняться в соответствии с новыми оборонительными решениями. Сапа оказывалась теперь бесполезной против низких и широких каменных укреплений. Подкоп теперь соединяли с эффектом, производимым использованием пороха, — так была изобретена мина, которая уже была известна к 1440 г. и, уж во всяком случае, была использована в 1495 г. против Нового замка в Неаполе. Французы и испанцы располагали к началу XVT в. взрывными устройствами, которые оставались без изменения до XIX в. Итак, со времен Штевина искусство войны, так сказать, стабилизировалось на двести лет вперед после прогресса, достигнутого в эпоху Возрождения. благодеянием для интеллектуальной жизни и совершенно очевидно венчало потребности западной культуры? С XIII в. увеличение количества учащихся и необходимость давать им тексты, которые они должны изучать и комментировать, стали причиной возникновения рядом с университетами мастерских профессиональных переписчиков, где работа уже была рационализированной. Для того чтобы избежать большого количества ошибок, копии делались не одна с другой, а с типового манускрипта, размер букв которого, как правило, был довольно крупным. Эта рукопись была разделена на множество отдельных тетрадей (система pecia). Многие переписчики могли работать одновременно. В библиотеках сохранилось приблизительно 2 тыс. экземпляров произведений Аристотеля, скопированных подобным образом в XIII—XIV вв., — цифра эта, несомненно, занижена по сравнению с действительностью, поскольку следует учитывать, что множество таких манускриптов бесследно утрачено. В начале XV в. библиотекой мог быть заказан учебник, который использовался на артистическом факультете, в количестве 400 экземпляров в одной или нескольких специализированных мастерских. Однако стоимость такого заказа была очень дорогой и не удовлетворяла всей потребности. Поэтому шли поиски способа, который позволил бы иметь большое количество копий, — т. е. книгопечатания. Появление и распространение книгопечатания были бы невозможны, если бы в Европе не появилась его основа — бумага. Пергамент для книгопечатания не подходил. Напротив, велень, или выделанная кожа мертворожденного теленка, была достаточно тонкой и гибкой, чтобы проходить в печати под прессом, но она стоила очень дорого. Еще до нашей эры китайцы изготовляли бумажную массу из отходов шелка или коры шелковицы, а со II в. н. э. они использовали старые веревки из конопли и бракованные рыболовные сети, которые после долгого вымачивания давали волокнистую массу. Тайна изготовления бумаги, ставшая известной на Ближнем Востоке к VII в., была заимствована Западом в XII в. генуэзскими и венецианскими купцами. Начиная с XIV в. развитие культуры льна и конопли и большее распространение ткани для изготовления нательного белья обеспечили в необходимом количестве тряпки, которые и представляли собой долгое время первичное сырье для бумаги. Фабрики строи лись вблизи рек, так как необходимой движущей силой для при ведения в действие мельничных жерновов, которые измельчали тряпки, была вода; она входила, кроме того, в рецептуру изготовления бумажной массы и должна была быть очищенной от минеральных солей. Бумажная промышленность распространялась по Европе из итальянского города Фабриано (между Римом и Анко ной). Количество мельниц для производства бумаги все более и более увеличивалось, и вскоре они функционировали за пределами Италии. В Германии первая фабрика по производству бумаги был организована в Нюрнберге в 1391 г. В начале XV в. в Европе стала производиться бумага, отмеченная водяными знаками (впервые это было введено в употребление в Труа), она получалась неплохого качества, а стоила в 4—5 раз дешевле, чем пергамент. Китайцы, которые владели секретом изготовления бумаги и чернил (последние делались из различных растительных элементов, сажи и клея), с VII в. использовали практику печатания с досок в виде углубленной литографии. Текст и изображения гравировались на досках с помощью углублений, направлялись по часовой стрелке. К ним прикладывался листок бумаги. Доска покрывалась краской, а графические элементы оставались неокрашенными. Средневековая Западная Европа, подражая Востоку, узнала способ тиражирования рисунков. В XII в. итальянские ремесленники умели печатать знаки и рисунки на тканях. Первые ксилографические оттискикоторые были созданы в Европе, относятся к концу XIV в. и появились в областях, лежавших по Рейну и в бургундских владениях. Похоже, они были отпечатаны на бумаге с помощью деревянных досок, на которые был нанесен рисунок для тканей. Вскоре можно было видеть, как тиражируется этим способом большое количество религиозных изображений, календарей, сатирических плакатов, на которых рисунки сопровождались все более длинными текстами. В свет Ксилография — техника печати, основанная на использовании доски (полученной от распиливания дерева вдоль волокон, отсюда и название обрезная ксилография, обрезная гравюра), на которую наносится рисунок; та часть изображения, которая должна остаться белой, вырезается ножом или долотом, создается деревянный рельеф. В Европе распространяется только в начале XV в., хотя при перенесении рисунка на ткань этот способ был известен на Ближнем Востоке уже с V в. н. э. стали выходить небольшие ксилографические книги Кроме того, доски, на которых был вырезан рисунок, использовались для изготовления игральных карт, имевших с XV в. большую популярность. Типографское дело не было следствием распространения ксилографии, но стало результатом поисков ремесленников, связанных с обработкой металла. Ксилографы игнорировали все, что было связано с обработкой металла. Однако голландец из Гарлема, Лоуренс Янсун, обнаружив способ, который использовался китайцами, в 1423—1437 гг. придумал использование отдельных деревянных букв, которые он набирал для составления и печатания текстов. Но дерево оказалось неподходящим материалом для •той цели. Вырезать крохотные деревянные кубики с достаточно точными размерами, да еще так, чтобы они в дальнейшем могли неоднократно служить для набора, было практически невозможно. С другой стороны, их было трудно хранить: они ломались, портились и были весьма чувствительны к перепадам влажности воздуха. Но сама идея набора витала в воздухе, и к ней снопа и снова обращались ювелиры и литейщики, из которых наибольшую известность приобрел Гутенберг, который работал н Страсбурге, а затем в Майнце. Он был компаньоном, но, потом, кажется, стал техническим руководителем товарищества. Гем временем, в 1444—1447 гг., другой ювелир, уроженец Праги, перебравшийся в Авиньон, Прокоп Вальдфогель, работал в том же направлении, что и Гутенберг. Ему удалось осуществить «искусственное письмо» согласно «правильному, легкому и полезному способу». В любом случае, именно в Майнце в 1455 г. была создана знаменитая Библия, обычно считающаяся первой печатной книгой в истории. Проблема изготовления наборных букв была отныне разрешена. При помощи пунсона2 из твердого Ксилографическая (или старопечатная) книга — книга, отпечатанная ме- I одом ксилографии с цельных деревянных досок, на которых был вырезан текст имеете с иллюстрациями. Метод трудоемкий. Считается, что самые ранние книги были созданы таким образом в середине XV в. (т. е. незадолго до изобретения Гутенберга); есть мнение, что печать с цельных досок возникла позже наборных шрифтов. После 1480 г. таким способом книги почти не издавались. Пунсон (франц. poinf on — шило, пробойник) — в полиграфии стальной штамп с рельефным изображением буквы или знака, использовавшийся для выдавливания матрицы — формы с углубленным изображением для отливки литер. металла, на котором была изображена рельефная буква, чеканилась матрица, на которой выдавливалось углубленное изображение буквы. Затем для большего удобства появились буквы, состоящие из смеси свинца, олова и сурьмы. В результате упорных попыток пунсон изготавливается из стали, а матрица — из меди. Гутенберг и его сотоварищи изобрели не только печатное дело, но и печатный пресс. Специалист по этой проблеме М. Оден полагает, что этот пресс — сколь бы примитивным он тогда ни был — не был простой копией прессов для получения масла, вина или бумаги; он состоял из подвижной каретки, позволявшей извлекать форму, т. е. речь идет о конструкции, которая позволяла наносить краску и размещать листы бумаги; сама же эта конструкция фиксировалась на месте печатной рамой. Кроме того, необходима была краска, отличавшаяся от коричневой и жидкой, которой пользовались для создания манускриптов, — она должна была под давлением пресса стекать на металл. Таким образом, удалось найти способ изготовления жирной, оставляющей четкий отпечаток краски, состоявшей из смеси сажи, скипидара и орехового масла, смесь уваривали, она приобретала консистенцию лака. Книгопечатание (оно имело еще одно следствие — значительный рост производства бумаги) в эпоху, его изобретшую, рассматривалось как «божественное искусство» и символ нового «золотого века». Оно явилось откликом на мощную потребность в знаниях, которая исходила из глубины западной цивилизации. Прежнюю «книгу-драгоценность», богато иллюминированную38, но остававшуюся уделом элиты, сменила «утилитарная книга». Она была не столь престижной по своему исходному материалу и характеру оформления, но несравненно более дешевой и могучим (и поистине революционным) средством распространения культуры. Л. Февр и Г. Дж. Мартин утверждали, что к концу XV в. из-под типографских прессов Европы вышло не менее 35 тыс. изданий, а их тираж насчитывал 15—20 млн экземпляров. За XVI в. в целом было напечатано более 150 тыс., а возможно, и 200 тыс. различных изданий. Таким образом, за эти сто лет на рынок было выброшено 150—200 млн экземпляров книг, не считая плакатов, брошюр и листков. * * * Эпоха Возрождения не только напечатала для жителей Западной Европы миллионы печатных книг, она распространяла столь же широко копии произведений искусства, тем самым вызывая новые эстетические представления в Европе и глубочайшую трансформацию в отношениях между художниками и публикой. Художники-граверы XIV в. использовали гравюру с выпуклой гравировкой. На дерево (иногда металл) наносился рисунок, на поверхности доски оставляли только ту часть, которая должна была покрываться краской и использоваться для оттиска. Но эта техника была не очень удобной. Дерево, чувствительное к перепадам влажности и температуры, коробилось, его нельзя было использовать многократно. Кроме того, гравюра с выпуклой гравировкой на дереве оставалась схематичной, она не была способна передавать все нюансы оригинала. Если же использовалась металлическая доска, то появлялась другая сложная проблема: металл оказывал сопротивление. Наконец, независимо от того, использовалось ли дерево или металл, на бумагу наносился тонкий слой только одной краски. К середине XV в. новая техника гравюры (открыта она, возможно, была в Италии) заменяет обрезную ксилографию. Эта новая техника, если можно так выразиться, представляла ее «негатив». Речь идет об углубленной гравюре на металле, которую также называли эстампом. Сам способ ее изготовления, похоже, восходит к ювелирному приему в технике черни: углубления вырезаются в серебряной пластине, затем заливаются черной эмалью. Новый способ состоял в том, что на медной доске вырезался грабштихелем рисунок. Пластина затем покрывалась краской, потом краска с поверхности вытиралась. На листе, который накладывался на эту доску, оставался отпечаток только в тех местах, где имелись углубления. Преимущества глубокой гравировки по сравнению с обрезной ксилографией были весьма существенными. Грабштихелем можно было не только процарапывать металл тонкими сложными линиями, но и наносить широкие линии. Таким образом, становилось возможным воспроизводить форму лепки и тонкости произведений живописи. Для нанесения легких штри ? хов гравер использовал технику сухой иглы39. Вместе с гравюрой развивалась техника офорта, которую впервые, кажется, использовал Дюрер. Для этой техники вместо грабштихеля характерно применение азотной кислоты. Медная пластина предварительно покрывается лаком, создается слой, непроницаемый для кислоты, затем художник наносит изображение при помощи стальных инструментов г и обрабатывает кислотой процарапанные линии. После химической реакции доску отмывали. Гравюра получила тогда неслыханный успех и стала одним из главных действенных средств в распространении культуры. Она позволила познакомиться с произведениями Античности, с видами далеких городов, с картинами великих мастеров Возрождения. Гравюры Боттичелли, иллюстрирующие «Божественную комедию», стали наилучшим средством выражения новых эстетических ценностей. Рембрандт в XVII в. вручил ей верительные грамоты. В эпоху Возрождения духовная жизнь, таким образом, вовсю пользовалась техническим прогрессом. Достижения технического прогресса подняли цивилизацию Западной Европы, предоставив ей новые средства духовного обновления и расшире ния горизонтов, обеспечив ей также больше материального комфорта, больше радости жизни. И в художественном творчестве, и в повседневной жизни пользовались новшествами, предоставляемыми производством стекла. Это и витраж XII— XIII вв. — мозаика из прозрачных стекол, оттенки изображались цветными фрагментами. С XIII в. известен гризайль, т. е. отлив i. перламутровым блеском, который придавался смесью опилок меди, окалины железа, растертого стекла и камеди, которую наносили на обожженные стекла крупной кистью. Этот способ in пользовался для изображения во множестве оттенков тела персонажей и складок одежды. Но еще более значительное откры- I ие было сделано в XIV в. — желтый цвет, который давало серебро. Его добивались, нанося кистью на оборотную сторону ти ража слой хлористого серебра и охры. Хлористое серебро, проникая в стекло, со временем делало его желтым. Новая техника, появившаяся в Руане и Шартре в 1310—1330 гг., достигла плилучших результатов в соборе Эврё в конце XIII в. Она создавала восхитительный желтый муаровый и теплый цвет для одежды. В конце XV в. подобным же приемом научились достигать телесный тон, накладывая на стекло смесь сангины с флюсом. Таким образом, в то время как классические Средние века любили использовать глубокие цвета и контрасты, следующий период ориентировался, наоборот, на достижение множества оттенков и света. Так возникает техника дублирования; ее знали и раньше, но она достигла своего совершенства в XV в., добилась разнообразия и блеска цветов: выдували цветное стекло; «набор- ка»1 затем погружалась в горшок с бесцветной стеклянной массой, при этом стеклодув продолжал дуть в трубку. Бесцветный покровный слой стекла приклеивался к цветному внутреннему слою. С тех пор красный цвет оказывался почти всегда дублированным, другие цвета встречались не так часто. Добивались игры света, воздействуя механическим способом (колесиком, резцом, наждаком) либо на бесцветное стекло, либо на поверхностный окрашенный слой. Различные усовершенствования привели к обновлению искусства витража. Простая мозаика из стекла становится картиной, изображающей здания, пейзажи, перспективу: «Благовещение» в Бурже (1450), портрет Филиберта Красивого в Бру и «Древо Иессеево» в соборе в Бове (начало XVI в.), огромные застекленные пространства в Гауде, самые большие в Европе (вторая половина XVI в.), — все это доказывает, что технические достижения стекольных дел мастеров в Италии и дух Ренессанса умели соединяться очень продуктивно. Правда, в XVII столетии «Наборха» — масса стекла, которая набирается в трубку стеклодувом. мозаичное искусство внезапно исчезло. Искусство барокко, которое завоевало Европу, пришло из Италии, т. е. из страны, где и в эпоху Средневековья меньше по сравнению с другими стра нами интересовались витражами. Кроме того, здесь сказалось и желание сделать церкви более светлыми, чтобы верующие могли следить за службой и читать свои молитвенники. Наконец, и может быть, это главная причина — европейцы испытывают все большую потребность в свете. В XIV столетии жилища госуда рей и богатых купцов начинают украшаться витражами. XVI в. стал свидетелем того, как расширяется (главным образом, во второй половине XVI в.) употребление оконного стекла, постепенно вытесняющее в жилищах тяжелые и дорогостоящие витражи, ткани и прозрачную бумагу, которыми раньше затягивали оконные проемы. Достаточно ли изучена с точки зрения коллективной психологии эта победа света в западной цивилизации? Конечно, стекло еще долго оставалось весьма посредственного качества и не отличалось прозрачностью. Но в 1463 г. было сделано открытие, которое на острове Мурано уже было известно, по крайней мере для нужд художественного производства, а именно изготовление «прозрачного стекла», которое современники неправильно назвали хрустальным, для того чтобы его отличать от стекла, имевшего зеленоватый оттенок или же специально окрашенного. Ведь только такое стекло тогда умели выделывать. В действительности же англичане только в конце XVII в. стали производить флинтглас, т. е. настоящий хрусталь, плотный, прозрачный, звонкий,с высокой способностью преломления света. Тем не менее кремниево-щелочное венецианское стекло (силикат углекислого калия и извести), белое и более прозрачное, чем то, к которому все привыкли, представляло бесспорный прогресс и внесло свой вклад в процветание мастерских Мурано; последние преуспевали с XIII в. и получили свой высший расцвет в XVI столетии. Начиная с этого открытия искусство стекла становится объектом пристального (хотя и довольно неэффективного) наблюдения со стороны Совета Десяти. На Мурано не изготавливали никаких витражей. Напротив, там очень быстро научились имитировать византийское и арабское стекло, покрытое эмалью, до такой степени, что в XV в. великий визирь заказал в Венеции 400 ламп для мечетей. До середины эпохи Возрождения художники лагуны достигают совершенства и производстве больших чаш и восхитительных кубков из цветного стекла. Чаще всего использовался декор в виде золотых вкраплений и росписей черными линиями с рельефными точками, нанесенными белой эмалью. Но после 1530 года в мастерских Мурано отказались от художественных произведений подобного рода, чтобы посвятить себя работе над хрусталем, популярность которого все возрастала. Ремесленники приобрели тогда исключительное умение в изготовлении филигранного стекла, хрусталь такого рода украшался сеткой из белого непрозрачного с.текла (latticinio) или разноцветным стеклом. Общее восхищение, вызванное этими произведениями, объясняет, почему иностранные государства пытались переманивать венецианских ремесленников, что им удавалось. В начале XVII столетия Венеции пришлось считаться с тем, что мастерские стеклодувов появились в Праге и Нюрнберге. В XVI столетии на Мурано изготовлялись стеклянные четки и четки из обычного жемчуга, которые отправлялись в экзотические страны; такой жемчуг ценился потому, что внутрь добавлялся специальный «блеск» из ртути; и наконец, зеркала. Именно на Мурано в 1503 г. был изобретен способ нанесения на стекло свинцовой амальгамы. Очень быстро венецианские зеркала стали предметом, которым все стремились обладать, а число зеркальщиков в самой Венеции стало столь значительным, что в 1564 г. был создан цех зеркальщиков. Развитие производства стекла повлекло за собой увеличение количества очков. В Европе они были изобретены (или откуда-то привезены) в конце XIV столетия. Ко времени смерти Роджера Бэкона (1294) они уже использовались в Италии. Но первоначально они высекались из горного хрусталя. Кроме того, вначале они были с двояковыпуклыми линзами и предназначены только для тех, кто страдал дальнозоркостью. Но с распространением «прозрачного стекла» и усовершенствованием приспособлений для полировки поверхностей зеркал в XVI в. стали изготавливать очки с вогнутыми линзами для близоруких людей. Кроме того, пенсне в руках каноника ван дер Пале, написанного Яном ван Эйком, пенсне, в котором сходятся лучи света не и центре, а на периферии сетчатки глаза, уступило место очкам современного вида, которые, как можно видеть на картине Эль Греко, носил кардинал Гевара. В конце XVI в. изготовление и продажа очков вошли в повседневную жизнь в Италии и во Фландрии; старение интеллектуалов,художников и ремесленников должно было облегчиться с помощью этого инструмента, который быстро становится необходимым. Наконец, изготовление линз из «прозрачного стекла» привело к созданию первых подзорных труб, которые изменили «манеру видения» мира, как писал в 1609 г. своему зятю Галилей, сообщая, что заказал в Венеции инструмент, который изображает «предмет, отдаленный на 50 миль, так, как если этот предмет был удален на 5 миль». К тому же с высоких колоколен города открывался «вид парусов и кораблей на море, столь далеких, что, несмотря на то что они и приближались с огромной скоростью, понадобилось бы два часа, прежде чем их могли бы увидеть без моей подзорной трубы». Отныне человеку открылась область величайшей бесконечности. * * * Целая книга была бы необходима для того, чтобы изучить взаимоотношения искусства и техники в эпоху Ренессанса, ту взаимную поддержку, которую они оказывали друг другу (давайте вспомним о масляной живописи), и изменения, которые принесла их совместная деятельность в повседневную жизнь. XV—XVI вв. оказались золотым веком для керамики из Фаэнцы (фаянса) с яркими цветами, для которых использовали эмаль, содержащую олово. Декор наносился на необработанную, сухую эмаль, и только после того как предмет окрашивался и отправлялся в огонь для обжига. Появившийся во Франции в царствование Франциска I фаянс имел значительный успех, в частности в Невере, и этому содействовал Бернар Палисси: он стал больше, чем соли олова, использовать эмаль, содержащую свинец, которая после варки давала желтоватый оттенок белого. Его изделия напоминали скульптуру, так как были украшены выпуклыми животными и растениями, так называемые «сельские терракотовые вазы», приближавшиеся к скульптуре. Тем не менее Палисси, не являясь скульптором, формовал свои изделия, стараясь как можно больше приблизить свой декор к природе. Художественный фаянс требует и особой мебели, на которой он будет выставлен. С XIV в. начинается великая эпоха изготовления европейской мебели. Начиная с этого времени мебель не представляет собой уже только церковные кресла со спинкой или неуклюжие сундуки, которые перевозятся притороченными к спине мула или вьючной лошади. Конечно, светская мебель еще долго будет оставаться «мобильной», и, подобно гобеленам, ее перевозят вслед за перемещениями княжеских дворов. Но все более значительные размеры мебели начиная с XV в. и еще более в XVI в. вынуждают держать ее на месте. Тогда появляются шкафчики для хранения ювелирных изделий, серванты — предмет для церемонии приема пищи, столы, которые заменяют доски, положенные на козлы. Все это в XVI столетии увеличивается в размерах в соответствии с «итальянской манерой», кресла или пышно украшенные сиденья, к которым присоединены спинки и подлокотники, ложа, лишившиеся античного изгиба и покрытые подушками. Сундук долго сохраняет свое значение, и эпоха Ренессанса продолжает быть к нему благосклонной; но он, в свою очередь, изменяется и дополняется одним или несколькими ящиками. Два соединенных предмета превращаются вскоре в один предмет мебели — шкаф, который достигает уже в эпоху Генриха II внушительных размеров, как в объеме, так и в высоте. Над постелью, сначала защищенной от сквозняков пологами, к концу XVI в. водружается балдахин на четырех колоннах, высокое изголовье, украшенное фигурками и виньетками. Переход от декора, характерного для пламенеющей готики, изобилующего аркатурами, колоколенками, розетками, вертикальными драпировками, к декору, навеянному Античностью, с ее пилястрами, фронтонами, кариатидами в выступах, ленточками, коронами, путти и медальонами, не должен скрывать генеральной линии мебели — разнообразия, оседлого образа жизни, комфорта, виртуозности в исполнении. Теперь мебель собирают, панели соединяются под углом или с помощью сквозных шипов; совершенствуется соединение ласточкиным хвостом, чтобы сделать его менее заметным. Древесина дуба, столь ценимая во Франции в Средних веках, часто заменяется орехом, который дает красивый рисунок на срезе и более изящные модели. Для дорогой и редкой мебели уже используется черное дерево, которое инкрустируется разноцветным мрамором. Геометрические мотивы и инкрустации согласно итальянской моде (intarsia) • распространяются на Западе в XVI в. А также вкус к маркетри40 41 и декоративным композициям, которые делают более очаровательными мебель, полы и потолки. Этот более изысканный декор использовался в более рафи нированном обществе, которое проявляло возрастающий интерес к музыке. «Музицирующие ангелы» братьев ван Эйк, Мелоц- цо да Форли, Мемлинга, хоры детей в cantorie42 Санта-Мария дель Фиоре, играющие на свирелях, арфах и виолах «Триумфа Максимилиана», дамы на французских гобеленах, сидящие за органом посреди чудесного сада, — все это многочисленные художественные свидетельства, подчеркивающие возрастание места музыки в жизни общества и разнообразие использовавшихся инструментов. В этой области также соединяются эстетическая и техническая стороны, так что речь идет об искусстве небесном и искусстве земном. Одно- или двухцветные типографские оттиски нотных изданий, выполненные в конце XV в., способствовали расширению публики, интересовавшейся музыкой, и большему, чем прежде, распространению музыкальных произведений. Инструменты модифицируются. Большой орган появляется на Западе в первой четверти XIV в. В конце столетия у него две клавиатуры и педали. Вначале он использовался только для аккомпанемента пению верующих в церквях, но понемногу ему определяется место солиста. В XVI столетии в Германии и в Италии процветали школы органистов, в эпоху, когда Габриэли совершенствовал ricercari, или прелюдии, в этих школах уже сочиняли фуги. Наряду с органом наиболее распространенным музыкальным инструментом в эпоху Возрождения становится лютня с натянутыми струнами. Но уже в начале XVI столетия появляется скрипка, ведущая свое происхождение от виолы и лиры. Именно ей в следующем столетии предстояло стать королевой инстру ментов, когда виртуозные ремесленники Вероны научились де лать ее так, что она была способна выразить тончайшие звуковые нюансы. Тенденция противопоставлять искусство и технику утвер- дилась в нашу эпоху, но так было далеко не всегда. И быть может, никогда их диалог не оказывался бо- лее плодотворным, чем в эпоху Возрождения.