ГЛАВА 17 ВЕЛИКОБРИТАНИЯ, ФРАНЦИЯ И СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ: ОТ ВОЙНЫ К МИРУ
После войны западные демократии подверглись немалому испытанию. Если бы они вдруг лишились поддержки избирателей, то на подходе уже были другие силы, всегда готовые захватить власть. Справа — успешно развивались фашизм и нацизм, обещая новые решения старых проблем. Слева — коммунисты указывали на Советский Союз и созданное в нем общество как на истинную цель прогресса всего человечества. Казалось, что перед первой мировой войной либеральная демократия одержала триумф в странах Запада. Даже в России начали зарождаться парламентские институты, а Италия наделила правом голоса всех взрослых мужчин. Казалось и то, что итоги войны, в которой демократические страны одержали победу, лишний раз подтвердят преимущества именно этой формы правления. Однако сначала в России, а потом и в Италии воз-никли тоталитарные режимы — коммунистический во главе с Лениным и фашистский во главе с Муссолини. Некоторые разновидности фашизма возникли и в балканских странах, образовавшихся на территории бывшей империи Габсбургов. Замечательным, но единственным исключением стала Чехословакия — бастион западных либеральных идеалов и институтов в восточной и центральной Европе. Главным вопросом стал вопрос о том, станет ли Германия страной с либерально-демократическими формами правления? Непосредственная угроза большевизма отошла на второй план. В 1920 году поляки нанесли поражение Красной Армии, воспрепятствовав дальнейшему распространению большевистской революции. Ленин и Сталин оказались в изоляции, ощущая шаткость своего положения. Они всерьез опасались, что капиталистический Запад обрушится на коммунистическую Россию и сокрушит ее. В международных делах Кремль выпустил инициативу из своих рук. Советская дипломатия 1920-х годов пыталась усугубить проблемы империалистической Великобритании, всячески поощряя национально-освободительные движения в ее колониях, особенно в Азии. Другой целью Советов было желание вбить клин между странами западных демократий. Для этого они заключили сепаратный договор с Веймарской Германией о техническом и военном сотрудничестве (Рапалло, 1922; Берлин, 1926). Третьей целью советской внешней политики был подрыв изнутри западных демократий (этим тайно руководил Коминтерн), чтобы обеспечить безопасность единственной коммунистической стране мира — России. Германская коммунистическая партия напрягала все силы, чтобы помешать успешному становлению парламентской демократии. И хотя у Советского Союза не было сил, чтобы напрямую угрожать Европе, тактика коммунистов, которой они придерживались в демократических странах, да и сам страх перед коммунизмом оказали большое влияние на события 1920-х годов. В стране, которая однажды — как полагали коммунисты — возглавит «капиталистическую атаку» на Советский Союз, их влияние было незначительным. В период между двумя мировыми войнами Великобритания твердо следовала эволюционным путем развития и не давала никакого повода сомневаться в том, что она вдруг вздумает уклониться от этого пути. Парламентские традиции, законность и справедливость, гражданские свободы — все это глубоко укоренилось в британском образе жизни, а потому и не могло быть уничтожено каким-нибудь 142 авторитарным движением. Тем не менее, в рамках демократии усиливалась борьба за то, что называлось «социальной справедливостью». Рабочие требовали соблюдения своих основных экономических прав. Они хотели, чтобы именно государство обеспечивало им эти права там, где это необходимо. В число этих прав входило право на работу, достойные зарплату и пенсии, страхование на случай болезни, приличное жилище, лучшее будущее для своих детей. Предприниматели же стремились к избавлению от государственного регулирования экономики, которое было введено во время войны, но при этом не отказывались от государственных субсидий. То, чего хотело правительство, зависело от его партийного состава. Большинство консерваторов верили в твердую валюту, сбалансированный бюджет, а также в то, что рынок способен своими силами совладать с экономическими трудностями. Правительство надо как можно скорее лишить того контроля над экономикой, который оно получило во время войны. Лейбористская партия в 1920-х годах еще только начинала воплощать свои социалистические идеи в политическую практику. Эта работа продолжалась целое десятилетие. При этом лейбористы твердо знали, чего они не хотят — коммунизма советского образца. Малочисленная британская коммунистическая партия отказалась слиться с лейбористами, поэтому с середины 20-х годов коммунисты больше не могли быть индивидуальными членами лейбористской партии. А лейбористы, поддержанные конгрессом тред-юнионов, пытались придти к власти конституционными методами, всячески открещиваясь от ком-мунизма, чтобы не лишиться поддержки умеренных избирателей и не оказаться на вторых ролях. Они уже стали главной оппозиционной партией и дважды входили в правительство — сначала на короткое время — в 1924 году, а затем — с 1929 по 1931 год, когда разразился финансовый кризис. Лейбористы процветали «на руинах» некогда могущественной либеральной партии, которая утратила свое политическое лицо. Либеральные реформаторские идеи позаимствовали консерваторы, а лейбористы сумели предложить избирателям разумную и динамичную альтернативу их правлению. В итоге городские рабочие стали голосовать за лейбористов, а другие сторонники либералов переметнулись к консерваторам, в результате чего те почти без перерыва правили страной между двумя мировыми войнами. После первой мировой войны либералы, не имея ярких лидеров типа Гладстона, способных руководить массами, фактически остались не у дел. У них, правда, имелся Ллойд Джордж — человек, усилиями которого Британия оказалась в числе победителей, один из самых деятельных участников Парижской мирной конференции. В 1919 году он действительно занимал высокое положение, будучи премьер-мини-стром коалиционного правительства, в которое вошли либералы и консерваторы. На выборах, состоявшихся в декабре 1918 года, его либерально-консервативная коалиция одержала внушительную победу. При этом та 143 часть либералов, которая пошла не за ним, а за Асквитом, получила не более 28 мест. Лейбористы, за которых проголосовало 2,3 млн человек, получили 63 места, первый раз став ведущей оппозиционной партией. Эти выборы стали поворотным пунктом в британской политике. На их результатах отразилось значительное увеличение электората. Впервые право голоса было предоставлено женщинам старше 30 лет. Во время войны они доказали, что могут выполнять мужскую работу, а потому нельзя было и дальше лишать их права голоса. Личное восхождение Ллойд Джорджа к вершинам власти сопровождалось падением популярности его либеральной партии. Поэтому ему пришлось договориться со своим партнером по коалиции — лидером консервативной партии Эндрю Бонэр Ло, — что консерваторы поддержат на выборах 159 либеральных кандидатов. В результате этой договоренности большинство либералов— 133 человека— были избраны. Тем не менее, в составе коалиции количество консерваторов почти втрое превосходило количество либералов. Это означало, что Ллойд Джордж зависел от поддержки консерваторов. Если бы он перестал нравиться избирателям, консерваторы могли попросту заменить его на «своего» лидера. Именно это они и сделали в 1922 году. Сразу после войны главной британской проблемой стала Ирландия. Ирландских националистов, чье влияние резко усилилось после «Пасхального» восстания в Дублине в 1916 году, больше не удовлетворял гомруль (т.е. самоуправление). На декабрьских выборах 1918 года победу одержала партия Шин Фейн. За исключением Ольстера, на всю страну нашлось только четыре избранных депутата, которые не являлись членами этой партии. Собравшийся в Дублине самопровозглашенный ирландский парламент сразу же провозгласил независимость всей Ирландии, объявив ее республикой. После этого, в 1919 году, началась гражданская война. Союзник Шин Фейн — Ирландская республиканская армия (ИРА) — ата-ковала ирландскую королевскую полицию и британские добровольческие войска, известные как «черные и желтовато-коричневые». ИРА пыталась заставить британское правительство признать независимость Ирландии. На пути решения ирландской проблемы стояли два препятствия: во-первых, это был Ллойд Джордж, который отказался признать полную и безоговорочную независимость Ирландии, во-вторых, шесть графств Ольстера, население которых состояло из протестантов, а потому яростно защищало единство страны, не желая иметь ничего общего с католическим Югом. Решение, предложенное британским правительством в декабре 1920 года, не удовлетворило католиков, после чего кровопролитные столкновения возобновились с удвоенной силой. Но после обращения короля, прозвучавшего в июне 1921 года, было заключено перемирие и обе стороны сели за стол переговоров, чтобы обсудить декабрьские пред-ложения. Ирландия стала доминионом и, таким образом, осталась в составе Британской империи, а шесть графств Ольстера получили право проголосовать за выход из состава независимой Ирландской республики и, таким образом, остаться частью Соединенного Королевства. Но в 1922 году в Ирландии вновь вспыхнула гражданская война — на этот раз между сторонниками тех ирландских лидеров, которые подписали условия договора с Великобританией, и тех, которые отказались признать эти условия. Она закончилась только весной следующего, 1923 года, однако семена конфликта были посеяны прочно и надолго. Статус доминиона на практике означал независимость. Другие британские доминионы тоже утвердили свою независимость, хотя их политические лидеры, например южноафриканский генерал Сматс, продолжали сохранять самые тесные связи с британскими политиками. И все доминионы, за исключением Ирландской республики, поддержали Великобританию после того, как в сентябре 1939 года она объявила войну Германии. Настойчивые требования независимости со стороны других колоний вынудили британское правительство призадуматься о том, что и им придется также предоставлять статус доминионов. В 1917 году оно заявило, что хочет сформировать для Индии «ответственное прави-тельство». Четырнадцать лет спустя, в 1931 году, вице-король Индии договорился о том, что его страна будет постепенно продвигаться к статусу доминиона. Но в самой Британии никто не верил, что это произойдет на протяжении жизни одного или двух поколений. Однако большинство членов Индийского национального конгресса агитировали за то, чтобы независимость была предоставлена гораздо быстрее. В 30-х годах Махатма («великодушный») Ганди основал свое знаменитое движение ненасильственного сопротивления британо-индийскому тоталитаризму. Он официально известил о том, что нельзя долго управлять Индией, не учитывая согласия на то ее народа. И весь этот многомиллионный и бедный народ откликнулся на призыв юриста, получившего образование на Западе, который теперь стал одновременно и опытным политиком и святым, пройдя всю Индию вдоль и поперек в набедренной повязке и с посохом с руке. Худой и изможденный Г анди был не менее властным символом перемен, чем напыщенные военные диктаторы Европы. Его учение о том, как бедные и слабые могут противостоять сильным и вооруженным, стало одним из самых влиятельных мировых движений XX века. 144 Насилие в Ирландии и массовое движение протеста в Индии не исчерпывают всех проблем, стоявших перед Великобританией. Начиная с 20-х годов и по сей день британское правительство пытается решить проблему относительного упадка промышленности и предотвратить снижение уровня жизни. Но самой острой проблемой является безработица. В промежутке между двумя мировыми войнами Великобритания была далеко не самой благополучной страной. Перед ней стояли как старые, глубоко укоренившиеся проблемы, так и новые, возникающие в результате перемен. Благосостояние страны зависело от торговли и производства, доходы от которых должны были покрывать стоимость импортируемого сырья и продуктов питания. После короткого послевоенного бума объемы мировой торговли, особенно в 30-х годах, начали сокращаться. Соответственно, начали сокращаться и прибыли. Теперь уже не требовалось все больше кораблей, а потому судоверфи Шотландии и северо-восточной Англии стали символами глубочайшей депрессии. Кроме того, изменился и характер мировой торговли. В результате спада промышленности уменьшалась цена на сырье, а потому беднейшие регионы мира становились еще беднее. Но чем беднее становились британ-ские колонии, тем заметнее уменьшалась потребность в традиционном британском экспорте. Текстильные фабрики, построенные в результате первого этапа индустриализации в Индии и Японии, использовали дешевую рабочую силу, а потому начали вытеснять Великобританию с ее традиционных рынков сбыта. И хотя сама Великобритания в ходе второй промышленной революции весьма преуспела в создании химической, электротехнической и автомобильной отраслей промышленности, эти успехи не могли возместить потерь, вызванных снижением объемов традиционного экспорта. Одной из самых неблагополучных была угольная промышленность. Шахты были убыточными, а спрос на уголь в результате европейской промышленной депрессии и конкуренции нефти падал. Влиятельные угольные профсоюзы требовали национализации шахт, видя в этом главное решение всех проблем. Собственники шахт, терпя убытки, доказывали необходимость увеличения продолжительности рабочего дня и урезания заработной платы. Однако в нынешнем состоянии дел была и их вина — получая большие прибыли во время войны, они вовремя не позаботились о модернизации своих шахт. Тогда шахты находились под контролем государства, но в 1921 году Ллойд Джордж принял решение вернуть управление ими собственникам. Шахтеры восприняли его решение с горечью и сожалением. В 1925 году правительству едва удалось предотвратить забастовку, выплатив временные субсидии шахтам, что позволило 145 избежать урезания зарплаты и начать исследование положения дел. Результаты этого исследования (комиссии Сэмюэля), представленные уже в следующем году, во многом выражали точку зрения рабочих. Однако национализация была отвергнута, зато выдвинуто предположение, что определенного сокращения зарплаты не избежать. Шахтеры не хотели прибегать к забастовке, которая, в первую очередь, нанесла бы тяжелый удар по ним самим, однако на переговорах с собственниками шахт отвергли какое-либо сокращение зарплаты или увеличение продолжительности рабочего дня. В конце апреля 1926 года правительственные субсидии иссякли и собственники шахт приступили к увольнениям. Все это привело к всеобщей забастовке шахтеров 1926 года, которая стала самым тяжелым ударом этого столетия, нанесенным по британской промышленности. При этом забастовка продолжалась всего девять дней — с 3 по 12 мая. Но эти дни раскололи Великобританию, причем линия раскола пролегла между рабочим классом, с одной стороны, и представителями среднего и высшего класса — с другой. Это была не просто шахтерская забастовка. На сторону бастующих встал конгресс тред-юнионов (КТЮ), на сторону противников забастовки — британское правительство во главе с премьер-министром Стенли Болдуином. Правительство искренне стремилось способствовать достижению компромисса между бастующими шахтерами и владельцами шахт. Но, после того как этот компромисс так и не был достигнут, КТЮ призвал представителей основных отраслей промышленности, включая и транспорт, поддержать забастовку горняков. Правительство вынуждено было прибегнуть к экстренным мерам, чтобы не допустить полной остановки всех жизненно важных служб. КТЮ пытался заставить правительство оказать давление на собственников шахт, чтобы заставить их отступить. Однако это намерение потерпело неудачу, хотя призыв конгресса тред-юнионов к общенациональной забастовке был поддержан. И все же эта забастовка отнюдь не была предвестницей революции, хотя и переросла рамки чисто «промышленной» акции. В конце концов, КТЮ отступил, призвав к окончанию забастовки и оставив шахтеров наедине с собственными проблемами, за решение которых они вынуждены были бороться еще несколько месяцев. В 20-х и 30-х годах правительства Ллойд Джорджа, Болдуина и Чемберлена, в которых преобладали консерваторы, были всерьез озабочены социальными проблемами, стремясь принять меры, которые бы облегчили положение беднейших слоев населения. При этом финансовая политика отличалась ортодоксальностью — стране нужны твердая национальная валюта и сбалансированный бюджет, а не государственный контроль за промышленностью. Лейбористы, которые в правительстве 1924 года составляли меньшинство, придерживались не менее ортодоксальных взглядов, чем консерваторы. И те и другие стремились к сотрудничеству, даже всеобщая забастовка не вызвала их конфронтации. Основной головной болью правительства в промежутке между двумя вой-нами было наличие миллиона безработных, количество которых резко увеличилось в период тяжелой депрессии. Большинство безработных проживало на севере страны. Ни одно из правительств так и не нашло эффективного решения проблемы безработицы. И хотя это был самый большой аргумент против демократии, большинство британского электората так и не повернулось в сторону коммунизма или фашизма. Хотя Франция вошла в число победителей первой мировой войны, не было другой такой страны, кроме России, которая бы понесла в этой войне столь большой ущерб. Численность населения сократилась, и теперь на двух французов приходилось три немца. Промышленность северной Франции лежала в руинах. Война оставила свои тяжелые шрамы на этом регионе страны 144 - ведь именно здесь велись основные боевые действия, в то время как территория Г ермании, за исключением Восточной Пруссии, практически не пострадала. Во время войны был мобилизован каждый пятый француз (в Великобритании — каждый восьмой), 1 400 000 убито, 750-000 стало инвалидами. Подсчитано, что из десяти мужчин в возрасте от 20 до 45 лет двое были убиты, один стал инвалидом, а еще троим требовалось длительное время для восстановления работоспособности. Таким образом, работать могли только четверо из десяти французов этого возраста. Перед французским правительством стояли такие же проблемы, как и перед другими правительствами воевавших стран, — демобилизация и перевод экономики на мирные рельсы, включая отказ от государственного регулирования. Кроме того, надо было возрождать из руин пострадавшие от войны регионы. Приобретение Эльзаса и Лотарингии, а также использование Саарского угольного бассейна было весьма существенной, хотя и явно неполной компенсацией за ущерб, нанесенный войной. Страна находилась в трудном финансовом положении. Правительство финансировало войну не столько за счет налогов, сколько за счет внутренних займов, а также кредитов, предоставленных Великобританией и США. После войны требовались деньги для восстановления промышленности и выплаты пенсий — по инвалидности и вдовам. Таким образом, страна оказалась в зависимости от доброй воли своих кредиторов — Великобритании и США. Кроме того, для покрытия дефицита бюджета ей были нужны германские репарации. В 20-х годах Франция так и не встретила того понимания и сочувствия к своим проблемам, которого вполне заслуживала. По мнению Великобритании, французы слишком мстительно и жестко относились к поверженной Германии, чем отчасти способствовали расцвету германского национализма и препятствовали «нормализации» обстановки в Западной Европе. Великобритания рассматривала себя не только как союзника Франции, но и как посредника между ней и «беспомощной» Г ерманией в деле создания нового баланса сил. Эта «условная» британская поддержка усиливала беспокойство Франции по поводу отдаленных перспектив соб-ственной безопасности — ведь рано или поздно Германия должна была восстановить свою утраченную мощь. Для Франции проблема Г ермании относилась к числу «нерешаемых», поскольку сама Франция была не в состоянии провести в жизнь хоть одно долговременное решение. Великобритания и США могли выражать свое неодобрение французской политике, оказывая финансовое давление на ее ослабленную экономику. Но получение германских репараций было для Франции не только вопросом финансов. Все было гораздо сложнее. Сумеет ли Германия восстановить свою мощь, если союзники будут твердо придерживаться условий Версальского договора? Именно от этого зависела безопасность Франции. Если Германии удастся безнаказанно уклониться от выплаты репараций, тогда почему бы ей не пренебречь выполнением «военных» и «территориальных» статей Версальского договора? Маршал Фош выразил эти потаенные страхи, когда назвал этот договор всего лишь двадцатилетним перемирием. Для безопасности Фран-ции уже прозвучал один тревожный звонок, когда США так и не ратифицировали «договор о гарантиях», да и Великобритания уклонилась от участия в нем. Теперь было особенно важно продолжать союзную оккупацию Рейнской области в качестве гарантии выполнения Г ерманией условий Версальского договора. На Лигу наций Франция не возлагала особых надежд. В марте 1921 года, после того как Г ермания попыталась уклониться от своих военных и финансовых обязательств, Франция, при поддержке и с благословения Великобритании, оккупировала три германских города, имевших хорошо развитую промышленность. Почти сразу после этого была оглашена общая сумма всех репараций — 132 биллиона золотых марок (6600 миллионов фунтов стерлингов) — и предъявлен метод их уплаты. Г ермания уступила и до конца 1922 года регулярно выплачивала репарации. Но затем немцы снова заупрямились и вступили в спор с Пуанкаре, который тогда был премьер-министром Франции, по поводу общей суммы долга и того, что уже выплачено. Несмотря на осуждение, последовавшее со стороны Великобритании, в январе 1923 года французские и бельгийские войска под предлогом возвращения долгов оккупировали Рурскую область. Но главной целью было желание ослабить Германию, отняв у нее самый промышленно развитый регион. После убийства Ратенау, возникновения политической нестабильности и намеренных попыток Германии уклониться от выполнения своих обязательств Франция еще более усомнилась в подлинных намерениях Германии. В отличие от Великобритании, Франция действовала не по первому побуждению, а вполне обдуманно. Немцы заметили это и в 20-х годах успешно играли на противоречиях обеих держав. Г ерманское правительство призвало к индустриальному бойкоту Рура и, тем самым, предоставило Франции лишний повод для оккупации этого района. Однако германские собственники угольных шахт отказались последовать этому патриотическому призыву и продолжали поставлять уголь во Францию. Плачевное состояние, в котором оказались германские финансы в результате правительственного решения оказать пассивное сопротивление оккупации Рурской области, можно отнести к удаче Пуанкаре. Так же 147 можно оценить и его сопротивление давлению Великобритании, желавшей выступать в роли посредника. Он требовал, чтобы перед началом новых переговоров по поводу репараций и оккупации Рура немцы сами отказались от своего бойкота. В сентябре J923 года новое правительство Щтреземанна прекратило сопротивление и возобновило выплаты репараций. Но репарации являлись лишь одной из причин конфликта. Французы не имели сил, чтобы самостоятельно контролировать Германию. В 1923-1924 годах Франция последний раз попыталась добиться того, чего ей не удалось сделать в Версале, — найти средства, чтобы обезопасить себя от будущей германской угрозы. Под нажимом Великобритании и США была создана экспертная комиссия по поводу выплаты репараций Франции. После того как Германия согласится с условиями этой комиссии, у Франции не останется поводов продолжать оккупацию Рурской области. Новый проект соглашения о выплате репараций от 1924 года получил имя американского эксперта Чарльза Г. Дауэса. Согласно этому проекту, общая сумма не была фиксирована, но сумма ежегодных выплат снижалась, а остаток считался кредитом, предоставленным Германии. Немцы согласились с этим проектом. Благодаря стабилизации своей валюты они уже стали вполне надежным должником. Пуанкаре ушел в отставку, а на его место пришел Бриан. У него не было иного выбора, как покончить с оккупацией. Все попытки Франции возбудить сепаратистские настроения в Рейнской области потерпели неудачу. Теперь перед Францией встала задача наилучшим образом воспользоваться данной ситуацией. В итоге на свет появился Локарнский договор о европейском примирении. Бриан и Штреземанн торжественно похоронили взаимную враждебность, оставшуюся со времен войны. В Локарнском договоре, подписанном 16 октября 1925 года, Германия отказывалась от пересмотра своих западных границ с Францией и признавала утрату Эльзаса и Лотарингии. Великобритания и Италия гарантировали нерушимость западных границ и продолжающуюся демилитаризацию Рейнской области от «чрезмерных нарушений», пообещав придти на помощь жертве агрессии, будь то Франция или Германия. Англичане могли поздравить самих себя с тем, что им удалось уменьшить объем обязательств, которые они взяли на себя согласно Версальскому договору, ведь прилагательное «чрезмерные» допускало разные интерпретации. Французы с грустью отметили, что теперь могут рассчитывать на поддержку Великобритании не в качестве союзника, а в качестве посредника и арбитра. Таким образом, многое теперь зависело от конкретного видения англичанами той или иной ситуации. У Франции не осталось надежных союзников. По сравнению с 1914 годом, когда в союзниках у нее числилась могущественная Россия, ее положение ухудшилось. Правда, у Франции имелись договоры о союзе с Польшей и Чехословакией, но ни эти страны, ни сама Франция не собирались воевать во имя безопасности друг друга, поэтому эти договоры можно было отнести к тем «ловушкам», в которые угодила европейская безопасность. Германия отказалась включить в Локарнский договор статьи, касающиеся ее восточных границ с Польшей и Чехословакией, а Великобритания и Италия не стали выступать гарантом этих границ. Немцы подписали третейские договоры и с Польшей и с Чехословакией, по они немногого стоили. Если бы Германию не удовлетворил третейский суд, она могла бы добиться желаемого результата силой. Только сепаратные договоры Польши и Чехословакии с Францией могли бы удержать Германию. Однако теперь, после заключения договора в Локарно, Францию можно было бы обвинить в агрессии, если бы она вздумала оказать помощь своим восточным союзникам единственным действенным способом — то есть атаковать Германию. Тринадцать лет спустя, в 1938 году, Франция подтвердила, что готова оказать помощь своим чешским союзникам, которым угрожала Германия. И тогда Великобритания заявила, что, поскольку это в конечном итоге приведет к войне с Германией, она не считает себя обязанной помогать Франции. Действуя в духе примирения, Франция досрочно отказалась от территориальных гарантий своей безопасности, которые предусматривал Версальский договор, — то есть от оккупации Рейнской области. Желая подтвердить свою добрую волю, Франция и Великобритания завершили окончательный вывод своих войск уже к 1930 году. То, что такие действия оказались неоправданными, подтвердили последующие события 30-х годов. Бриан тщетно пытался решить «германскую проблему», превратив Францию и Германию в ядро «новой Европы». Где именно Францией и Великобританией была допущена самая серьезная ошибка? Стоило ли американцам оказывать «финансовое попустительство» Г ермании? Какая политика была наиболее правильной — принуждения или примирения? Мы не можем повернуть историю вспять, чтобы выяснить, что произошло бы в том или ином случае, если бы было принято другое решение. Но основная ошибка политики союзников состояла не в том, что не удалось заключить прочный союз между Великобританией и Францией. Любая политика союзников должна была опираться на силу, на способность и решимость сохранить мир, если для него вновь возникнет угроза со стороны Г ермании. Французы понимали это и пытались действовать с позиции силы, но этому активно препятствовали 148 англичане. Ужаснувшись результатам прошедшей войны — мил-лионам убитых и искалеченных, Великобритания пыталась или отказаться, или всячески ограничить свои европейские обязательства. В Локарно она отказалась гарантировать нерушимость границ Польши и Чехословакии, тем самым сыграв на руку германским реваншистам. То же самое касалось и Западной Европы. В то время как Великобритания признавала, что ее «стратегическая» граница ныне проходит по Рейну, британский кабинет министров не желал предпринимать никаких военных усилий для защиты этой предполагаемой границы. Франции приходилось одной гарантировать нерушимость границ, установленных Версальским договором, но она была слишком слаба для этой роли. Несмотря на крайнюю неопределенность европейского положения Франции и слабость ее международных финансовых позиций, в 20-х годах ей удалось добиться удивительных успехов в деле восстановления разрушенного войной хозяйства. Большинство французов отвергли сладкоголосые призывы и левых и правых экстремистских «сирен» — коммунистической партии и фашистов из «Аксьон франсез», которые пытались свергнуть Третью республику. На выборах, состоявшихся в ноябре 1919 года, победили правые консерваторы, объединившиеся в Национальный блок. Их возглавлял бывший социалист Александр Милльеран, за спиной которого стоял ис-тинный «отец победы» — Клемансо. Национальный блок представлял интересы большого бизнеса и основной массы крестьянства, которая была всерьез напугана призраком большевизма. Они одобряли проведение жесткой политики в отношении Г ермании, предпочитая требовать репараций, чем платить налоги. Одержав победу, Национальный блок вернулся к традициям Третьей республики и в 1920 году не поддержал кандидатуру Клемансо на президентских выборах. Блоку нужен был слабый президент, но на этот раз с выбором такого президента явно перестарались — через несколько месяцев он угодил в психиатрическую лечебницу. Но и карьера Клемансо тоже была закончена. В 20-х годах восстановление хозяйства северо-восточной части страны было закончено, а правительственные кредиты позволили обеспечить полную занятость населения. Правительство пошло на некоторые уступки рабочим, установив восьмичасовой рабочий день и заключив коллективные договора. Но контроль за промышленностью снова перешел в руки собственников — правительство решительно отвергло идею национализации. После войны среди промышленных рабочих было много недовольных, поскольку их зарплата не соответство-вала постоянному росту цен. Основной французский профсоюз — Всеобщая конфедерация труда — решил бросить вызов правительству, организовав серию крупных забастовок. Эти забастовки, организованные социалистами, выдвигали не только экономические, но и политические требования. Но правительство, опираясь на поддержку армии и большинства электората, не пошло на уступки и забастовщики потерпели поражение. В 1920 году социалистическое движение Франции, как, впро-чем, и других стран Европы, раскололось. Коммунисты организовали собственную партию и собственный профсоюз. То же сделали и «демократические» социалисты, ведомые Леоном Блюмом. Но и правые не избежали раскола, поскольку к 1923 году политика, проводимая Пуанкаре, так и не принесла желаемых результатов. Выборы 1924 года привели к победе группировки центристски настроенных радикалов и социалистов — так называемого Картеля левых сил. Национальный блок стал основной оппозицией справа, немногочисленная компартия — слева. При этом одно только присутствие коммунистов заставило социалистов отказаться от сотрудничества с радикалами. Таким образом, раскол французского социалистического движения привел к тому, что многочисленный социалистический электорат лишился возможности оказывать соответствующее влияние на правительство. Тем временем, правительство, образованное картелем, не смогло справиться с финансовыми проблемами и ушло в отставку; франк резко обесценился. Американские кредиты пошли в Г ерманию, поскольку нестабильность французской валюты и отказ Франции обсуждать долговые соглашения с США закрыли для нее американский кредитный рынок. В 1926 году парламент снова обратился к Пуанкаре, предоставив ему необходимые полномочия для вывода Франции из финансового кризиса. И ему удалось добиться этого за счет повышения налогов и сокращения государственных расходов. Франция вступила на путь прогресса и процветания и это продолжалось до начала мирового кризиса, который поразил страну в 1933 году. К концу первой мировой войны США стали ведущей мировой державой. Но победа лишила американцев всяких иллюзий насчет роли мирового лидера, которую стране усиленно пытался навязать президент Вильсон. Тем не менее, в 20-30-х годах у Америки уже не было иного выбора. Эра американской «самодостаточности» закончилась и страна уже не могла уклоняться от активного участия в мировых делах. Послевоенное настроение позволило Америке быстро освободиться от всех ограничений военного времени, после чего свободный бизнес начал работать во имя процветания страны. Добродушный консерватор-респуб-ликанец Уоррен Г. Хардинг в ноябре 1920 года был избран президентом США. В своей избирательной кампании он руководствовался лозунгом, отразившим настроения большинства американцев: «Меньше правительства в бизнесе, больше бизнеса в правительстве». Теперь уже бизнесмены изображались не в виде «резиновых баронов», озабоченных лишь собственной прибылью, но в качестве новых национальных лидеров, способных обеспечить процветание рядового американца. 4 марта 1921 года состоялась инаугурация Хардинга. В правительство вошли представители крупного бизнеса, а министром финансов стал Эндрю Меллон, один из самых богатых людей США, уступавший по величине своего состояния только Рокфеллеру и Форду. Свое состояние он сколотил благодаря банковскому делу, а также удачному вложению капитала в различные отрасли индустрии, включая сталелитейную промышленность и строительство железных дорог. Кроме него в правительство вошли и другие способные люди, например Герберт Гувер и Генри Уоллес. Государственным секретарем стал блестящий законник Чарльз Эванс Хьюгс. К несчастью, Хардинг совершил тяжелую ошибку, окружив себя приятелями из политической элиты своего родного штата Огайо. В 1923 году, в течение нескольких последних месяцев деятельности его администрации, «банда из Огайо» прославилась несколькими грандиозными скандалами на почве коррупции. Первоначальный бум 1919 года, который позволил предоставить рабочие места демобилизованным американцам, уже в следующем году сошел на нет, обернувшись депрессией, которая продолжалась вплоть до 1922 года. Однако затем последовали семь лет процветания, которые привели к бурному развитию автомобильной промышленности и электрического машиностроения. Резко возросли объемы строительства и увеличился выпуск различных электроприборов. Но все закончилось самым тяжелым кризисом в американской истории. 20-е годы так и не стали началом новой эры непрерывного процветания. Оглядываясь назад, можно понять причины этого. Промышленность, находившаяся под защитой высоких тарифов, выпускала все больше товаров, не находивших спроса, поскольку заработная плата не соответствовала темпам роста производительности труда. Крупный бизнес успешно справился с волной забастовок, прокатившихся по стране в 1919 году, называя и самих забастовщиков и их лидеров большевиками. Террористические акты в городах были отнесены на счет «радикалов» и коммунистов. Страну захлестнула антирабочая истерия. Иностранцы арестовывались по подозрению в принадлежности к коммунистической партии, а некоторые из них были даже депортированы из страны. Самым знаменитым случаем, получившим мировую известность, стал суд, состоявшийся в 1920 году, над двумя итальянскими анархистами — Никколо Сакко и Бартоломео Ванцетти. Они были обвинены в убийстве и грабеже. Либералы называли суд над ними «пародией на справедливость» и требовали их освобождения. Однако в 1927 году оба были казнены. Нетерпимое отношение к себе ощутили и другие меньшинства — темнокожие, евреи, выходцы из Азии. Расовая дискриминация при приеме на работу привела к тому, что в 1919 году почти в 20 городах Америки вспыхнули расовые беспорядки. Перед первой мировой войной основная часть темнокожего населения проживала 150 на юге. Но во время войны почти полмиллиона негров мигрировали, пытаясь найти работу в промышленных городах севера. Европейские усилия Вильсона по развитию демократии и обеспечению права наций на самоопределение составляли разительный контраст с нетерпимостью и дискриминацией, царивших в самой Америке. В южных штатах заметно усилилась зловещая активность Ку-клукс-клана. Одним из самых удивительных противоречий в политике американского правительства 20-х годов было противоречие между «финансовыми» и «индустриальными» свободами и вторжением в личную жизнь граждан, посредством принятия «сухого закона». Конгресс принял этот закон в 1919 году, сумев преодолеть вето, наложенное Вильсоном. Фактически он постоянно нарушался, поскольку обычные граждане не желали отказываться от потребления спиртных напитков. На их контрабанде и нелегальном производстве процветали целые гангстерские империи. Самую знаменитую из них возглавлял чикагский гангстер Аль Капоне. На улицах Чикаго царила атмосфера насилия, периодически вспыхивали перестрелки между враждующими группировками гангстеров. Это стало таким же символом Америки 20-х годов, как джаз и флегматичная респектабельность Джона Келвина Кулиджа, который в 1923 году был избран президентом вместо умершего Хардинга. Отражением духа нетерпимости стало изменение иммиграционных законов. Теперь в них слишком явно проглядывала расовая дискриминация. Например, иммиграция из восточной Азии была вообще запрещена, а на иммигрантов из других стран вводились квоты. Эти квоты отдавали предпочтение иммигрантам из Великобритании, Г ермании, Ирландии и Скандинавии перед иммигрантами из стран центральной и восточной Европы. С эпохой свободного въезда в США из Европы было покончено. Америка перестала быть убежищем для преследуемых. Американские солдаты, возвращавшиеся из Европы, верили, что это именно они выиграли войну; а их президент искренне полагал, что это именно он указал другим странам дорогу к миру и процветанию. Но грезы сменило озлобление. Рядовой американец хотел наладить собственную жизнь, приобрести дом, холодильник и автомобиль «форд». С этого, кстати, началось процветание голливудской «фабрики грез». В промежутке между двумя войнами все большее количество американцев задавалось вопросом: зачем Аме- Основные должники и кредиторы среди стран-союзников, ноябрь 1918 года (млн долларов) Должны США Должны Великобритании Должны Франции Общий долг Задолженность других стран США — Великобритания Франция 1970 3696 1683 3653 7078 3696 2237 Россия 188 2472 955 3615 — Италия 1031 1855 75 2961 — Бельгия 172 434 535 1 141 — Другие страны 21 570 672 1 263 151 рике вообще была нужна война? Возобладало чувство безопасности — ведь Америка так далеко находится и от европейского и от азиатского центра политических бурь. С какой стати американцы должны отдавать свои жизни ради интересов других наций? Америке не нужна большая армия, ее безопасность гарантируется наличием мощного флота. С этой точки зрения Америка приветствовала международное «военно-морское разоружение» — ведь в этом случае ей придется меньше тратить на содержание собственного флота. Президент Хардинг от-кликнулся на требование общества сократить военные расходы, а государственный секретарь Хьюгс весьма преуспел, играя роль хозяина на Вашингтонской конференции по военно-морскому разоружению. Великоб-ритания охотно пошла на сокращение военных расходов. Итогом этой конференции было подписание договора, по которому Великобритания и США согласились ограничиться флотом с общим водоизмещением в 500 000 тонн каждая, а Япония — в 300 000 тонн. Кто-то заметил по этому поводу, что Вашингтонская конференция, проходившая с ноября 1921 по февраль 1922 года, «утопила» больше кораблей, чем все морские битвы вместе взятые. Поскольку поблизости от Японии не было американских или британских военно-морских баз, а флоты этих стран плавали, в основном, в Атлантике и Средиземноморье, Япония почти ничего не потеряла. На той же самой конференции были заключены и другие соглашения. Американцы хотели видеть Китай свободным и независимым, а японцы сами решили уйти и из Китая, и из Сибири. В результате подписанных договоров возникла иллюзия того, что мир в восточной Азии обеспечен — и это при том, что причины местных конфликтов так и не были устранены. Впрочем, точно такая лее иллюзия возникла и после подписания договора в Локарно. Эти иллюзии достигли своей кульминации в 1928 году, когда Брианом и Келлогом был подписан договор, объявлявший войну «вне закона». Эти договоры можно было бы считать безвредными, если бы они не породили на Западе иллюзию безопасности. Впрочем, многие люди и сами хотели быть обманутыми. В 20-х годах американцы говорили не об «изоляционизме», а о превосходстве Америки. Любой рядовой американец признавал, что США неотделимы от всего остального мира. Однако он требовал, чтобы конгресс и президентская администрация, заботясь о мировых интересах Америки, не вмешивались в конфликты, которые должны были стать заботой Лиги на-ций. Прежде всего, США не должны позволять втягивать себя в мировые конфликты, заключая военные союзы с другими странами. Главное — сохранить «свободу рук» для отстаивания собственных интересов. Фактически американская администрация была вовлечена в мировые дела сильнее, чем того хотел американский народ. Одним из аспектов политики американского превосходства было требование возврата военных долгов всеми странами-союзниками. Поскольку Европа по-прежнему отчаянно нуждалась в американских кредитах, американское правительство могло оказывать нажим на своих союзников, отказывая в предоставлении новых кредитов тем, кто не возвращал старых долгов. Одним из курьезов такой политики стало обогащение Германии. Когда США, наконец, заключили с ней сепаратный мир, от нее требовались только репарации. Следовательно, Германии был открыт доступ на американский кредитный рынок. В 20-х годах американская финансовая ортодоксальность привела к растягиванию сроков выплаты репараций, которые так много значили для разоренной Европы. В 1924 и 1930 годах американцы задавали тон в решении вопроса о репарациях, отвергнув при этом предложение Великобритании увязать вопрос о германских репарациях с вопросом о задолженности союзников. А ведь если бы большая часть репараций и долгов взаимно погасили друг друга, то это могло бы значительно оздоровить мировой финансовый климат. Впрочем, многие из этих уроков были поняты лишь после второй мировой войны. Узкий национальный подход к проблемам международных финансов и мировой торговли в конце концов нанес урон самим Соединенным Штатам, поскольку повлек за собой кризис 1929 года, после чего началась «великая депрессия». В конечном итоге, мировой кризис способствовал приходу к власти Гитлера и развязыванию второй мировой войны.