ГЛАВА 22 ВОЗНИКНОВЕНИЕ КОНФЛИКТА В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ, 1928-1937
Довольно часто приходится слышать утверждение, что вторая мировая война началась в Китае в 1931 году. Согласно этой точке зрения, первым проявлением расцвета фашизма в международном плане стала агрессия Японии против Китая, после чего пожар войны охватил Европу и Африку от Абиссинии до Испании, а потом, наконец, Г итлер развязал вторую мировую войну, вторгшись в 1939 году в Польшу. Между событиями, происходившими в 1930-х годах в Европе и Азии, безусловно существует определенная взаимосвязь. Соединенные Штаты и Великобритания, чьи интересы, связанные с будущим этих обширных регионов, тесно переплетались между собой, оказались в буквальном смысле слова между двух огней в результате возникновения конфликтов на Европейском континенте и в Восточной Азии. Однако взгляд на историю Восточной Азии предвоенного периода сквозь призму войны, начавшейся в Европе в 1939 году, таит в себе угрозу переосмысления исторических событий в западноевропейском ключе и, следовательно, искажения их. Проблемы восточноазиатского региона усугублялись независимо от расцвета фашизма и нацизма. Европейские проблемы также возникли в силу совершенно других причин. Таким образом, «взаимозависимость» Европы и Азии, якобы существовавшая в период, предшествовавший критическим месяцам 1940 и 1941 годов, носит явно преувеличенный характер. В этой связи следует также заметить, что, как с японской, так и с китайской точки зрения, политика западных держав в течение первых трех десятилетий XX века менялась с вызывающей недоумение быстротой. Сознавая слабость собственной промышленности и вооруженных сил в сравнении с Западом, Китаю и Японии постоянно приходилось решать вопрос, как наиболее лучшим образом приспособиться к внешним условиям, находившимся в процессе непрерывной трансформации. Вопрос о характере взаимоотношении этих стран тоже являлся для них критическим. Все названные проблемы, возникшие в результате «модернизации» и перемен в сфере внешних и внутренних связей в азиатском регионе, в 1930-х годах становились все более взрывоопасными. Существование различных тенденций в этой области лучше просматривается при раздельном изучении компонентов сложившейся ситуации. В Японии 1930-е годы ознаменовались началом распада существовавшей ранее структуры управления страной и принятия государственных решений. Процесс этот сопровождался нарушениями закона и децентрализацией власти. Внутренняя дезинтеграция Японии носила политический характер. В Китае дезинтеграция приняла физическую форму. Обширная территория страны оказалась неподвластной ни одному из «правительств» Китая. В XIX и XX веках главные порты Китая наряду с Маньчжурией, Внешней Монголией и Тибетом оказались под контролем иностранных держав. В довершение всех бед Чан Кайши и возглавляемая им партия Гоминьдан ввязались в гражданскую войну, вспыхнувшую после их разрыва с коммунистами. Кроме того, в 1930-х годах на территории Китая не утихали более мелкие столкновения между военачальниками, управлявшими большей частью областей страны наподобие средневековых феодалов. Чан Кайши вел боевые действия против некоторых из них, однако он не располагал достаточными силами для того, чтобы подчинить себе их вместе с их ар-миями. Большинство этих военачальников, заключив мир с Чан Кайши и номинально признав власть созданного им правительства Китайской Республики, тем не менее продолжало независимо распоряжаться в собственных владениях, как больших, так и маленьких. В период с 1928 по 1937 год, до тех пор, пока Чан Кайши не создал собственное правительство и не про- 208 возгласил город Нанкин столицей, единого китайского государства не существовало. Реформы Чан Кайши весьма заметно ощущавшиеся в городах, никак не отразились на миллионах крестьян. Его концепция объединенного Китая, к сожалению, не соответствовала действительности. В глазах западного мира он, тем не менее, являлся воплощением Китая; посланники гоминьдановского правительства были аккредитованы в зарубежных государствах, а также представляли Китай в заседавшей в Женеве Лиге наций. Именно с ее помощью Чан Кайши попытался найти поддержку у западных держав в 1931 году, когда японцы, обладавшие особыми правами в Маньчжурии, предприняли шаги с целью открытой оккупации этой провинции и установления контроля над всей ее территорией. Вопрос казался довольно простым, с точки зрения западных государств, поддержавших Лигу наций и Китай, выразив протест против японской агрессии. Несоответствие истинной обстановки в Китае его офи-циальному международному положению, а также впечатлению о нем, сложившемуся у западной общественности, стало одним из критических факторов, повлиявших на развитие кризиса в Восточной Азии в 1930-х годах. Борьба между центральной властью, претендующей на право выступать от имени Китая и управлять им, и правителями областей и провинций давно стала характерным явлением в истории Китая; иначе говоря, сторонники интеграции и дезинтеграции враждовали между собой в течение нескольких десятилетий, вплоть до 1949 года. Благодаря хронической слабости Китая европейским державам удалось образовать на его территории свои колонии и добиться предоставления им особых прав в Шанхае и других открытых портах. В начале XX века руководители Японии стояли перед дилеммой в области дальнейшего развития отношений с Китаем. Япония могла видеть в китайцах представителей дру-жественной азиатской нации, которой следовало помочь добиться независимости от «белых» империалистов, а могла, последовав примеру этих западных империалистов, присоединиться к ним с целью приобретения колониальных владений и «сфер влияния» в Китае. Союз с Китаем, ориентированный против Запада, таил в себе угрозу конфликта с гораздо более сильными западными державами, поэтому интересам Японии, скорее, отвечало состязание с западными государствами в борьбе за раздел Китая, что неминуемо влекло за собой взаимодействие с великими державами на дипломатическом фронте. Япония избрала именно этот путь, заключив в 1902 году союз с Великобританией, весьма выгодный и для последней с точки зрения возможности помешать распространению влияния России и укрепить собственное положение в Китае. Спустя три года после окончания русско-японской войны Японии удалось создать внушительную колониальную империю, аннексировав Корею и превратив южную Маньчжурию в сферу своих интересов, вытеснив оттуда русских. В течение следующих пятнадцати лет японцы старались расширить их влияние в северном Китае, заключив с Россией соглашение, ущемлявшее интересы китайцев. С началом первой мировой войны перед Японией открылись величайшие возможности для дальнейшей экспансии; она впервые заявила о своих претензиях установить контроль над всем Китаем. Однако сопротивление китайцев и реакция международного сообщества заставили японцев отказаться от подобных экстремистских притязаний. Япония потер-пела поражение, превосходящее по своим масштабам провал военной интервенции в Сибири, предпринятой в период с 1918 по 1922 год и не принесшей ни славы, ни территориальных приобретений. В 1920-х годах японцы, судя по всему, были готовы отказаться от дальнейшего расширения границ созданной ими империи при условии признания ее западными державами, а за ее пределами намеревались сотрудничать с ними в рамках международных договоров по военным и территориальным вопросам. Вашингтонская конференция 1921-1922 годов определила схему такого сотрудничества. Япония, как уже говорилось, согласилась соблюдать соотношение количества военных кораблей с Великобританией и США, установленное в пропорции 3:5:5, две последние державы, соответственно, взяли на себя обязательство отказаться от строительства военно-морских баз в западной части Тихого океана. В дальнейшем Япония присоединилась к Договору девяти держав (1922 г.). Подписавшие договор государства обязывались «уважать суверенитет, независимость, а также территориальную и административную целостность Китая» и «не использовать сложившуюся в Китае ситуацию» в интересах предоставления им особых прав или создания «сфер влияния». Но как предполагалось относиться к уже предоставленным правам? Западные государства явно не собирались отказываться от прав, которыми они пользовались в Шанхае. Япония также интерпретировала этот договор как документ, ни в коей мере не ущемляющий ее прав и «особых интересов», вытекавших, как ранее подтверждалось Соединенными Штатами, из факта нахождения ее территории в непосредственной близости от Китая. Начало XX столетия ознаменовалось решением Соединенных Штатов добиться от других держав, имеющих интересы в Китае, согласия с двумя исходящими от американцев инициативами. Во-первых, ни одно иност-ранное государство, желающее заниматься торговлей в Китае, не должно было пользоваться экономическими привилегиями (политика открытых дверей). Однако конкретные 209 шаги иностранцев свидетельствовали о том, что «отсутствие привилегий» не распространялось на самих китайцев, не имевших возможности осуществлять суверенное управление на всей территории страны. Во-вторых, Соединенные Штаты настаивали на недопустимости дальнейшего раздела Китая (уважение к суверенитету и территориальной целостности), тем не менее, на практике американцы признавали особые права и Японии, а также существование сфер ее влияния. Последнее предложение представляло собой скорее призыв к соблюдению норм морали, чем пример из области реальной политики. Тем не менее, от этих принципов не собирались отказываться. О приверженности им заявлялось как в 1920-х, так и в 1930-х годах. С точки зрения Японии, вашингтонские соглашения 1921-1922 годов, являлись фактором, стабилизирующим отношение международного сообщества к распаду Китая и способствующим предотвращению конфликта с государствами Запада. Японии теперь удастся сохранить особые права, несмотря на возможность возникновения новой угрозы в лице большевистской России, не опасаясь противодействия со стороны Великобритании и Соединенных Штатов. Третьей причиной, заставившей Японию искать пути мирного внедрения в коренным образом изменившееся после первой мировой войны международное сообщество, стала ее неспособность выдержать военно-морское соревнование с США. Испыты-вая острый недостаток финансовых средств, Япония, как ни одно другое развитое государство современной эпохи, зависела от западных держав. Ее возможности в области дальнейшего прогресса находились в полной власти Запада, в первую очередь, Соединенных Штатов. В 1929 году один японский журналист, выражая широко распространенную в тот период точку зрения, дал следующую характеристику положения его страны: «Япония представляет собой государство с небольшой территорией и ограниченными ресурсами, обреченное на зависимость от других стран, за счет которых она удовлетворяет свои потребности в сырье. Больше того, необходимость поддержания сносного уровня жизни чрезмерно увеличив-шегося населения вынуждает Японию уделять приоритетное внимание экспорту своей продукции за границу». Тем не менее, мировой экономический спад, как это ни удивительно, затронул Японию в значительно меньшей мере, чем страны Запада. Такие черты японского народа, как трудолюбие и высокая организованность, способствовали дальнейшему развитию экономического прогресса. За счет значительной девальвации национальной валюты Японии удалось справиться с кризисом уже к началу 1932 года. Однако теперь потребность в капиталовложениях, прежде всего в американских, а также в импортном сырье (хлопке, угле, железной руде и нефти) сделалась еще более ощутимой. В Японии бытовало мнение, что устойчивое благополучие ее экономики, возможность последующего развития нации зиждутся на разработке ресурсов Маньчжурии (откуда японцы получали часть необходимого сырья) и на дальнейшем завоевании американского рынка. Выполнение программы крупномасштабного перевооружения, принятой в 1936 году, и удовлетворение потребностей военных в Китае находились в прямой зависимости от импорта металлического лома и нефти. Скудость собственных природных ресурсов стала для Японии настоящей ахиллесовой пятой. Признание этой уязвимости способствовало объединению усилий японских руководителей в таких областях, как военное дело, бизнес, дипломатия, управление государством и политика, ради общей цели — сохранения японской экономической империи в Китае, где к концу 1929 года размещалось четыре пятых японских зарубежных капиталовложений. Удержание позиций в Китае оставалось неизменно важным вопросом как в «мирный» период 1920-х годов, так и во время военной экспансии 1930-х. Между представителями правящих кругов, отстаивавшими ту точку зрения, что Япония способна добиться этого, действуя в законных рамках дого-воров и концессий вместе с западными державами, и сторонниками расширения японской экономической империи не только за счет Китая, но и независимо от экономических интересов западных государств в Китае, возник глубокий раскол. Всю Восточную Азию, наряду с Юго-Восточной, предполагалось превратить в подчиненную Японии территорию и использовать в исключительно японских интересах, прикрываясь громким лозунгом дружественного сотрудничества азиатских народов под эгидой Японии в рамках нового государственного образования, получившего название Сферы всеобщего процветания великой Азии. Министр иностранных дел Японии Мацуока, занявший этот пост в конце 1930-х го-дов, оценивая действия Запада, носившие сначала ярко выраженный империалистический характер, а потом принявшие форму поддержки решений Лиги наций, подверг их критике за склонность к циничному изменению норм международной законности в собственных эгоистических интересах. «Европейские державы научили японцев играть в покер, — однажды заметил он, — однако потом, когда у них оказалась большая часть фишек, они вдруг объявили эту игру безнравственной и забрали себе все деньги на кону». Характерной особенностью мировоззрения японцев является уверенность в том, что Япония только с помощью собственных усилий сможет добиться признания ее «белыми» державами как равной, в чем они до сих 210 пор упорно ей отказывают. Япония еще находилась в стадии развития, стремилась догнать западные страны в военном и промышленном отношении; чтобы выжить в их окружении, ей предстояло либо крепить собственное могущество, либо уступить их воле. Со времени революции Мейдзи Япония, несмотря на неоднократные заявления о сотрудничестве азиатских стран с целью противостоять Западу, отнюдь не стремилась играть роль ведущего антиимпериалистического государства; предвидя неизбежный раздел мира между империалистическими державами, она желала принять в нем посильное участие, рассчитывая в дальнейшем сделаться доминирующей силой на территории всей Азии. Подобные устремления неизбежно вели к возникновению противоречий с Западом в сфере его колониальных владений и экономических интересов на Азиатском континенте. Япония, значительно уступавшая по силе объединенным европейским государствам, тем не менее сохраняла шансы на успех, подобно тому, как Соединенные Штаты в XVTTT веке сумели занять доминирующее положение в Западном полушарии. В этом смысле для Японии в XX столетии тоже существовала определенная историческая параллель в связи с возможностью воспользоваться экономическим спадом в Европе, крупными вооруженными конфликтами европейских государств между собой. Однако, в отличие от XVIII века, в мире существовала могущественная держава, не принимавшая участия в этих конфликтах. Такой державой стали Соединенные Штаты Америки. Таким образом, достижение японцами собственных целей в значительной степени зависело от США. Политический курс, которого Соединенные Штаты придерживались в XX веке в отношении Азиатского континента, отличался непоследовательностью и противоречивостью. Как это ни парадоксально, но один из главных догматов американской политики — сохранение единства и государственной независимости Китая вопреки стремлению Японии и европейских держав осуществить раздел его территории — восторжествовал в 1949 году благодаря победе коммунистов. Впервые в XX столетии материковый Китай превратился в единое национальное государство, свершилось то, чего всегда желали американцы: Китай стал принадлежать китайцам и перед ним открылся путь, позволивший ему впос-ледствии войти в число крупнейших мировых держав. Китайцы наконец сделались полноправными хозяевами собственной экономики, внешней торговли и получили возможность строить отношения с зарубежными госу-дарствами по собственному усмотрению. Выполнение американских планов ознаменовало собой начало жесткого соперничества США с Китаем, продолжавшегося в течение более чем двадцати лег и проявившегося, в частности, в войне в Корее. Одной из причин двойственности американской политики являлся тот факт, что она строилась на основе искреннего желания добиться в будущем объединения Китая, с одной стороны, и предоставления всем западным державам одинаковых коммерческих возможностей, с другой. В 1920-х и 1930-х годах Соединенные Штаты намеревались принять участие в разделе китайского рынка, освоение которого являлось принципиально важным с точки зрения дальнейшего процветания Запада. В 1930 году объем американских капиталовложений в Китае, размещенных преимущественно в Шанхае, был меньше, чем сумма их капиталовложений в экономику Японии. Японцам также удалось добиться предоставления им исключительных прав и привилегий, в первую очередь, в южной Маньчжурии, в связи с установленным ими контролем над Южно-Маньчжурской железной дорогой и полученными в результате этого концессиями. Однако их права в Маньчжурии не шли ни в какое сравнение с настоящими колониальными владениями европейских держав, захваченными силой в XIX столетии у слабого Китая, а также с полуколони-альными «правами экстратерриториальности», предоставленными европейцам и японцам в открытых портах. Г осподство японцев в южной Маньчжурии не было безраздельным; в целях его сохранения им приходилось играть на переживаемых Китаем трудностях и действовать в обход управлявшего Маньчжурией военачальника, поэтому успешное осуществление политики, известной под названием «курс на выживание нации», находилось под угрозой ввиду царящего в Китае хаоса и не-прекращающихся внутренних конфликтов. С точки зрения японцев, притязания китайской стороны на Маньчжурию, о которых она заявляла в 1920-х годах, носили чисто номинальный характер. Оспаривая их, они утверждали, что Маньчжурию могла аннексировать Россия еще в 1905 году, если бы японцы не нанесли ей тогда поражение, а их присутствие здесь в течение четверти века является гарантией сохранения мира на этой тер-ритории. Соединенные Штаты придерживались других взглядов на этот счет, выступая сторонниками китайского суверенитета над Маньчжурией, установление которого, однако, следовало отложить до тех пор, когда Китаю удастся решить внутренние проблемы. Тем не менее, ни одному из президентов Соединенных Штатов, начиная с Теодора и кончая Франклином Рузвельтом, американские коммерческие и стратегические интересы в Китае не казались настолько важными, чтобы их следовало защищать силой оружия, вступив в открытый военный конфликт с Японией. Война на Тихом океане 1941-1945 годов велась вовсе не ради 277 американских интересов в Китае. С точки зрения Рузвельта, речь шла о куда более важных и фундаментальных вопросах, восходящих к американским идеологическим концепциям, которые японцы упорно не желали понять и разделить. На необычном развитии отношений США с Японией в период с 1939 по 1941 год мы остановимся несколько позже, принимая во внимание хронологическую последовательность событий. Всеобщий экономический спад, первые признаки которого проявились в 1927 году, стал причиной возникновения новых проблем, вставших перед японским обществом. Если промышленности удалось оправиться быстрее, чем в других странах мира, крестьянство пострадало в результате кризиса в значительно большей мере. Производство шелка в домашних условиях являлось важным источником дополнительного дохода для сельских жителей, а цены на шелк в Соединенных Штатах резко снизились. Японская деревня стала питательной средой для милитаризма. 1930-е годы ознаменовались заметным ростом национализма и чисто японского патриотизма, сопровождавшихся возрождением культа императора, способствовавшего укреплению единства японского народа. Угроза подвергнуться жестоким репрессиям способствовала широкому распространению конформизма, а система народного образования воспитывала глубокое уважение к военным ценностям нации. Новая волна милитаристского национализма поглотила существовавшие в 1920-х годах более «либеральные» тенденции, выражавшиеся в укреплении позиций парламента и политических партий, в усилении влияния крупного капитала (дзайба-цу) на политический курс, а также в увеличении роли гражданских политиков в сравнении с военными. Все эти перемены не нашли какого-либо отражения в конституции Мэйдзи, поскольку она и раньше не гарантировала гражданам личных свобод и, следовательно, никак не ограничивала власть государства, обладавшего правом установления жесткого контроля и цензуры, если оно считало это целесообразным. Японцы воспитывались в духе повиновения властям, а также в духе патриотизма, основанного на поклонении императору. Однако характерной особенностью японских официальных учреждений и законов являлась их невероятная гибкость и способность изменяться в зависимости от конкретных обстоятельств. Тем не менее, любая власть всегда отождествлялась здесь с персоной императора, что, в свою очередь, позволяло определенной группе политиков возложить на себя практически безраздельные полномочия при условии, если им удастся выступать и от его лица. Император Мейдзи вместе с Г енро — своего рода сенатом, состоявшим из наиболее заслуженных государственных деятелей, — принимал непосредственное участие в принятии решении по ключевым вопросам национальной политики. Позиции его наследников не отличались подобной твердостью. Император Хирохито, сделавшись объектом поклонения, словно живой бог, не мог в силу этого оказывать практическое воздействие на государственные дела. Обладая довольно мягким харак-тером и отличаясь склонностью к наукам, император, скорее, следил за развитием событий, чем управлял ими. Всеобщее избирательное право, предоставленное в 1920-х годах мужскому населению, отнюдь не свидетельствовало о превращении Японии в парламентское конституционное государство. Страна по-прежнему управлялась сверху. Уникальным характеристикам японского общества, сочетавшего в себе культ императора и существование выборных органов власти, не угрожали существенные изменения в связи с требованиями его дальнейшей демократизации, поскольку выступавшим с подобными требованиями лицам грозило длительное тюремное заключение в соответствии с положениями Закона о сохранении мира. Таким образом, определение 1920-х годов как демократического периода в истории Японии является, по меньшей мере, не совсем верным. Японцы не были готовы или просто опасались предположить, что им следует определять характер государственной политики с помощью избранных в парламент политических партий, из-за чего эти партии не пользовались настоящей поддержкой в обществе и в 1930-х годах стали легкой добычей военных реакционеров. Политический курс, которого придерживалась Япония в 1920-х годах, заметно отличался от ее политики 1930-х. Это было вызвано изменением равновесия между группами, в чьих руках фактически находилась государственная власть. Армия и военный флот, не подчиняясь правительству и обладая правом непосредственного доступа к императору, представляли собой отдельную властную структуру. Гражданский и военный аспекты государственных дел координировались Генро. После прекращения существования Генро в связи с кончиной его членов функции этого консультативного органа при императорской персоне, созданного с целью обеспечения всеобъемлющего управления страной, так и не были переданы какому-либо другому государственному учреждению. В 1920-х годах гражданские политические деятели, опиравшиеся на парламент и пользовавшиеся поддержкой со стороны некоторых умеренных военных и моряков, смогли, судя по всему, одержать верх над наиболее экстремистски настроенными офицерами флота и армии. Об этом свидетельствовал характер внешнеполитического курса министра иностранных дел Шидехары и, в особенности, заключение договоров о военно-морском разоружении в ходе Вашингтонской конференции. 272 Однако как в дислоцированной в Маньчжурии Квантунской армии, так и в военном флоте складывалось резко негативное отношение к гражданскому правительству. Период с 1928 по 1936 годы ознаменовался жестокими столкновениями властвующих группировок, из-за чего они больше не могли обеспечить единого политического курса в масштабах всей Японии. Таким образом, возник разительный контраст между внешним единством нации, воплотившемся в поклонении императору, и расколом в правительственных кругах, повлекшим за собой физическое устранение политиков, неугодных экстремистски настроенным националистам. Армия уже не находилось под единым командованием. В Главном штабе вооруженных сил в Токио возникло сразу несколько заговоров с целью подтолкнуть Квантунскую армию к самостоятельным выступлениям в Маньчжурии, независимо от политики правительства. В 1928 году Квантунская армия предприняла попытку установить контроль над Маньчжурией с целью опередить Чан Кайши, также желавшего утвердить свои собственные права на управление этой территорией военным или дипломатическим путем. Чан Кайши вполне мог решиться пойти на сделку с маньчжурским военачальником (генерал Чжан Цзолинь) в ущерб интересам японцев. Командование Квантунской армии предпочло уничтожить этого военачальника, устроив взрыв в его личном поезде. Несмотря на то, что в тот период у власти в Токио находилось весьма агрессивно настроенное правительство, несомненно готовое применить военную силу, чтобы вос-препятствовать захвату северного Китая чанкайшистами, командование Квантунской армии обманулось в своих расчетах, а его попытки овладеть Маньчжурией не получили признания. Находившиеся в Маньчжурии ки-тайские административные органы и воинские части возглавил сын убитого военачальника. В 1929 году к власти в Японии пришло гораздо более умеренное правительство, а пост министра иностранных дел вновь занял Шидехара. Военным пришлось примириться с унижением. Однако Квантунская армия не понесла наказания; командовавшего ею полковника всего лишь отправили в отставку. Спустя два года, в сентябре 1931 года, она нанесла новый удар, на этот раз, более успешный. Тем временем новый кабинет, возглавляемый премьер-министром Хамагучи, вступил в конфликт с военными моряками, возникший в связи с готовностью правительства заключить на Лондонской конференции 1930 года новый договор об ограничении военно-морского флота, действие которого теперь распространялось и на крейсеры. Японские моряки не поддержали установленного договором пропорционального соотношения крейсеров, включая возглавлявшего Главный штаб военно-морских сил адмирала Като Канжи. Другой адмирал, занимавший пост военно-морского министра, поддержал точку зрения премьера, которому удалось победить после нескольких месяцев горячих споров. Данный эпизод, свидетельствующий о расколе, возникшем даже среди различных структур внутри вооруженных сил, закончился трагической развязкой, когда фанатик-националист выстрелил в Хамагучи и тот после нескольких месяцев мучительных страданий скончался от ран. В 1931 году неповиновение Квантунской оккупационной армии в Маньчжурии привлекло к себе внимание всего мира. Назревавший в ней заговор с целью насильственного захвата Маньчжурии, номинально управлявшейся китайской администрацией, уже давно не являлся тайной. Токийское правительство не обладало реальной силой. Военный министр несколько раз необоснованно заверял Шидехару в том, что готовящийся мятеж вскоре будет подавлен, в то время как в Главном штабе вооруженных сил к мятежникам относились с явной симпатией. В ночь с 18 на 19 сентября японцы взорвали полотно Южно-Маньчжурской железной дороги непо-далеку от Мукдена. Прикрываясь этим неубедительным предлогом, Квантунская армия выступила против китайцев и заняла Мукден. Части японской армии в Корее, взаимодействуя с Квантунской армией, перешли границу Маньчжурии, в результате чего вся ее территория вскоре оказалась под контролем военных. Если бы эта акция была делом рук только служивших в Квантунской армии офицеров среднего звена, как полагали в течение довольно долгого времени, у токийского правительства еще оставались шансы восстановить прежнее положение. Однако теперь нам известно, в какой степени власть этого правительства пострадала в результате недоверия военных к избранной им стратегической политической линии. Нити мукденского заговора тянулись к высшему армейскому командованию в Токио, в то время как правительство находилось в стадии распада. Шидехара, стараясь скрыть этот факт от мировой общественности, весьма преуспел на дипломатическом фронте. Трудности, с которыми столкнулись Шидехара и опиравшиеся на поддержку крупных предпринимателей политики, возникли отчасти по их собственной вине. Решительно осуждая неповиновение военных и их вмешательство в политические дела, а также использование ими силовых методов, они вместе с тем придерживались одинаковых с ними взглядов относительно будущего японских владений в Китае. Военные преследовали те же самые цели. Различие заключалось лишь в средствах их достижения. Перестав подчиняться правительству, военные насильственными методами проводили в жизнь политику 213 установления японского господства в Китае. В феврале 1932 года ими было создано марионеточное государство Маньчжоуго, заявившее о выходе Маньчжурии из-под суверенитета Китая. Затем военные возвели на престол новоявленного государства последнего малолетнего императора из ранее изгнанной из страны Маньчжурской династии, носившего довольно необычное имя Г енри Пу И. Этот весьма странный шаг они, очевидно, предприняли с целью создания полезного для них символа, возможно, в дальнейшем предполагая сделать Пу И императором Китая, пользующимся японской поддержкой. Не вызывает сомнения факт, что в течение следующих нескольких лет стремления военных не ограничивались охраной прав Японии в южной Маньчжурии. Квантунская армия вскоре распространила влияние метрополии за пределы Маньчжурии, полностью оккупированной к началу 1933 года. Великая китайская стена, древнее пограничное сооружение, воздвигнутое китайцами на пути северных варваров, не помешала наступлению японской армии, которая пересекла ее, продвигаясь вдоль железной дороги, соединяющей Мукден с Пекином. Возглавляемое Чан Кайши националистическое правительство не располагало достаточным количеством сил, чтобы оказать военное сопротивление японцам. Во многих провинциях власть по-прежнему находилась в руках военачальников, а коммунисты, опираясь на созданные ими базы, с успехом оспаривали право Гоминьдана выступать от имени Китая и объединять его. Сопротивление японцам было заведомо обречено на провал, если бы китайцам сначала не удалось договориться о единстве действий. Достижение этой цели стало для Чан Кайши задачей первостепенной важности. Поэтому он приветствовал заявление японцев о готовности заключить перемирие с националистическим правительством, сделанное ими в мае 1933 года. Чан Кайши сосредоточил свои силы для нанесения удара по укрепленному району коммунистов на юге, рассчитывая нанести поражение Красной Армии Китая и подавить крестьянские восстания. Осенью 1934 года он едва не преуспел в выполнении этого плана. Однако Красной Армии Китая удалось прорвать кольцо окруживших ее войск националистов, а потом совершить легендарный Великий поход — беспримерный в истории стратегический маневр (в советских источниках используется термин «Северо-западный поход»). Красная армия Китая вместе с политическими и административными работниками компартии, всего около 80 000 человек, спасаясь от преследовавших ее войск националистов выступила в пеший поход, по долгому обходному пути к последней базе коммунистов на северо-западе страны. Не прекращая сражаться, армия преодолела расстояние более 6 000 км, продвигаясь по горам и болотам в жару и леденящий холод. Великий поход продолжался более года; из начавших его 80 000 человек, вероятно, всего 9 000 достигли в октябре 1935 года города Яньань в провинции Шэнь-си, но в пути к ним присоединились другие. Здесь Мао Цзедун впоследствии воссоздал коммунистическое дви-жение, увеличив количество его участников от первоначального ядра числом в 20 000 человек до нескольких миллионов, которым в 1949 году предстояло очистить материковый Китай от войск Чан Кайши. Тем временем Квантунская армия не прекращала активных действий. Ее численность, быстро увеличившись с 10 000 солдат и офицеров в 1931 году до 164 000 в 1935, достигла к 1941 году впечатляющей цифры 700 000 человек. Эти данные сами по себе уже являются яркой иллюстрацией, свидетельствующей о масштабах эскалации военных действий японцев в Китае. Чан Кайши не объявлял войны Японии, так же, как подписанное в Танг-ку соглашение о перемирии между националистическим правительством и японцами не остановило наступления Квантунской армии. К концу 1935 года, заняв обширные области северного Китая и Внутренней Монголии, японские войска вышли на границу Советского Союза на участке протяженностью несколько сот км. С точки зрения ко-мандования Квантунской армии, СССР представлял немалую угрозу планам Японии в Восточной Азии, являясь единственным государством этого региона, способным ввести в действие многомиллионную современную армию. Китай, по мнению японских военных, не являлся серьезным противником. Ввиду отсутствия препятствий для дальнейшей экспансии в Китае, командование японских сухопутных войск затруднялось установить предел их максимального продвижения. В то время, как сторонники войны с Советским Союзом заявляли о необходимости ограничения боевых действий в Китае, другие высшие офицеры придерживались мнения, что сначала следовало продолжить экспансию в Китае. В конце концов победила точка зрения последних. Столкновение китайцев с японскими войсками, случившееся в июле 1937 года на мосту Марко Поло в пригородах Пекина, послужило поводом к тому, чтобы развязать против Китая полномасштабные боевые действия. Период с 1933 по 1937 год ознаменовался довольно успешными действиями Чан Кайши, направленными на укрепление власти Гоминьдана на остальной территории Китая. Однако бытовавшее на Западе представление о китайской республиканской демократии не соответство-вало истинному положению вещей. Чан Кайши насаждал в стране тоталитарный режим, опиравшийся на вооруженные банды, политическую полицию и армию, спаянную страхом и жесткой дисциплиной. Поддерживаемый 214 интеллигенцией как единственный лидер, способный организовать массовое сопротивление японцам, а также представителями крупного капитала и землевладельцами, видевшими в нем защиту от коммунистов, Чан Кайши управлял страной, не останавливаясь перед насилием и не стесняясь коррупции. В годы его нахождения у власти китайское крестьянство пострадало в большей степени, чем другие слои общества. Чан Кайши с гордостью заявлял, что в деле управления государством он следует примерам Муссолини и Гитлера. В его войсках постоянно находились немецкие военные советники. Он также поддерживал развитие дружеских отношений с Соединенными Штатами, создавая благоприятные условия для деятельности американских бизнесменов, работников образования и миссионеров. Тем не менее, при всем этом не следует упус-кать из виду успехи Гоминьдана в деле модернизации Китая, достигнутые в результате реформ, проводившихся в течение десяти лет, с 1928 по 1937 год. За этот период значительно выросла промышленность, улучшились пути сообщения и связь, благодаря внедрению новых методов повысилась продуктивность сельского хозяйства, расширилась система народного образования. Преобразования в первую очередь ощущались в городах; десятки миллионов крестьян, однако, продолжали влачить жалкое существование. Дальнейшую модернизацию и объединение Китая не удалось осуществить из-за широкомасштабной войны, начатой Японией в 1937 году. Образованная элита общества продемонстрировала высокое сознание национальной гордости перед лицом внутренних конфликтов и иностранной интервенции. Население бойкотировало японские товары, студенты проводили демонстрации протеста. В стране все более крепло мнение, что Г оминьдану и коммунистам необходимо образовать новый единый фронт в интересах сопротивления японцам. Однако Чан Кайши предпочел сначала преследовать Мао в надежде нанести решающее поражение «бандитам» в районе недавно созданной коммунистами базы в Яньане и лишь потом приступить к отражению японской агрессии. Он направил в находящийся в провинции Шэньси город Сиань Чжан Хайляна, одного из своих военачальников, известного также как Юный маршал, поручив ему организовать наступление войск на Яньань с целью уничтожения этого опорного пункта коммунистов. Последовавшие затем события представляют собой один из наиболее загадочных эпизодов китайской войны. Юный маршал и верные ему войска заняли Цзи-ань. Мао удалось исподволь склонить его к измене Чан Кайши и уговорить выступить вместе с ним против японцев. В дальнейшем Юный маршал обратился в поисках союзников к могущественному военачальнику, управлявшему соседней провинцией Шаньси, который встретил его настороженно и в то же время не скрывая симпатии. Когда Чан Кайши в октябре 1936 года прилетел из Нанкина в Сиань, чтобы настроить генералов против изменников-коммунистов, он встретил там весьма прохладный прием. Вновь Чан Кайши появился в Цзиане в начале декабря 1936 года в надежде, что на этот раз ему все-таки удастся добиться успеха. К этому времени ситуация еще более обострилась благодаря действиям Юного маршала, который, судя по всему, представил себя в роли вождя, способного заменить Чан Кайши и встать во главе всенародного движения против японских захватчиков, начавших расширенное наступление на северные районы Китая. 12 декабря верные Юному маршалу войска захватили резиденцию Чан Кайши в окрестностях Сианя. Во время штурма погибло множество его телохранителей, а сам Чан Кайши был взят в плен. Две недели спустя его, однако, отпустили, позволив вернуться в Нанкин. Чан Кайши удалось вновь обрести свободу, а возможно, и сохранить жизнь благодаря личному вмешательству Мао Цзедуна. События приняли совершенно необычный оборот. Мао, получив из Москвы телеграмму Сталина, советовавшего ему образовать с Чан Кайши единый фронт с целью сопротивления японцам, направил в Сиань Чжоу Эньлая, поручив ему провести переговоры, а также сообщить, что коммунисты готовы сражаться с японскими захватчиками вместе с Чан Кайши и предлагают ему принять командование над их воинскими формированиями. Чжоу Эньлаю заодно удалось убедить Юного маршала в том, что Чан Кайши является единственным руководителем, способным возглавить «объединенный» Китай. Отклонив официальное предложение о сотрудничестве, сделанное коммунистами в феврале 1937 года, гоминьдановцы, тем не менее, в дальнейшем сосредоточили усилия на борьбе с японскими интервентами. Юный маршал был впоследствии арестован и заключен в тюрьму. Однако «сианьский инцидент» свидетельствует о начале сотрудничества, по крайней мере формального, между Гоминьданом и возглавляемыми Мао коммунистами. После возобновления японцами широкомасштабных боевых действий летом 1937 года обе стороны пришли к соглашению о сформировании из 30 000 тысяч военнослужащих Красной Армии Китая Восьмой походной армии, находящейся под номинальным командованием Гоминьдана. Подобный шаг вовсе не являлся подтверждением единства духа, а представлял собой тактический маневр, предпринятый обоими участниками соглашения и позволивший Мао сохранить контроль над территорией, где находились базы коммунистов. 215 Великобритания больше, чем любая другая западная держава, была заинтересована в сохранении собственных позиций в Китае. В 1930 году размер ее капиталовложений в китайскую экономику и торговлю превосходил японские. Великобритания и Япония, на долю которых приходилось 72 % иностранных инвестиций в Китае, вместе доминировали в этой области. Капиталовложения Соединенных Штатов значительно уступали этой цифре, составляя всего 6 %, так же, как и капиталовложения Франции. Ни одна из других держав не обладала сколько-нибудь значительными инвестициями в экономику Китая. Главным центром сосредоточения интересов и влияния западных государств являлся круп-нейший город Шанхай. Благодаря всевозможным «концессиям» западным державам и японцам постепенно удалось вывести его центральную часть и порт из-под китайской юрисдикции. В январе 1932 года японцы подвергли китайский район Шанхая жестокой бомбардировке, а армейские подразделения атаковали китайские кварталы, столкнувшись с упорным сопротивлением китайской армии. Вооруженный конфликт в Китае открыл глаза многим простым людям на Западе. Кинохроника тех лет впервые запечатлела результаты применения современных средств ведения войны, ужасающие картины страданий гражданского населения и кошмарные сцены бомбардировок японской авиацией беззащитных китайцев. Это новое представление о боевых действиях, ставшее еще более распространенным после начала гражданской войны в Испании в 1936 году, оказало огромное воздействие на мировую общественность, породив взаимоисключающие тенденции и вызвав отвращение к войне, что впоследствии в немалой степени способствовало неоднократным попыткам умиротворения Г итлера в Европе. Кроме того, общественность, проникшись духом сочувствия к пострадавшим в результате нападения, стала требовать положить конец дальнейшей агрессии. При этом Китай неизменно рассматривался в роли невинной жертвы. Японцы нанесли непоправимый ущерб представлению о них, избрав столь безжалостный способ боевых действий и позволив снимать его западным кинодокументалистам. Когда Лига наций собралась на заседание, чтобы рассмотреть заявление Китая, с которым он обратился к ней сразу после начала военных операций японцев в Маньчжурии, симпатии общественности западных стран целиком и полностью находились на стороне китайцев. Многие тогда необоснованно надеялись, что Лига наций сумеет покарать агрессора, запустив машину санкций, разработанных специально в интересах поддержания коллективной безопасности. От правительств европейских держав требовали оказать поддержку Лиге наций, которая, тем не менее, не могла выполнить столь далеких от действительности ожиданий. Противодействие японцам на материковой части Китая потребовало бы огромных усилий военного характера. Однако в обстановке глубокого экономического спада мобилизовать и соответствующим образом экипировать крупные армии едва ли представлялось возможным. С другой стороны, совместные усилия и выделение крупных денежных средств могли способствовать лучшему оснащению китайской армии и укреплению ее командных кадров. Германия как раз предпринимала в этом плане всевозможные усилия, направляя военных советников в вооруженные силы Чан Кайши. Однако политический раскол, возникший в Китае в 1932-1933 годах, не позволял в полной мере применить санкции, ограничивающие экспансию Японии. Оценка сложившегося положения британским министерством иностранных дел и Государственным департаментом США отличалась большим прагматизмом. Великобритания в связи с ее значительными интересами в Китае занимала по отношению к Японии двойственную позицию. Китайский национализм угрожал этим империалистическим интересам Великобритании ничуть не меньше, чем японский. В Соединенных Штатах с самого начала отдавали себе отчет в том, что американская материальная заинтересованность в делах этого региона не настолько велика, чтобы оправдать вооруженный конфликт с Японией или даже введение эмбарго на торговлю с ней, что, несомненно, отразилось бы на ее экономике весьма болезненно. Подобная позиция совпадала с официальной точкой зрения США на всем протяжении 1930-х годов. В то же время столь дерзкое пренебрежение Японией этическими нормами, в соответствии с которыми ей надлежало строить отношения с соседними государствами, вызывало неподдельное чувство гнева. Кроме того, японцы нарушили официально заключенные договоры, и это также заслуживало осуждения. Государственный секретарь США Генри Стимсон выступил 7 января 1932 года с заявлением, получившим впоследствии название Доктрины Стимсона, к немалому огорчению президента Гувера, утверждавшего, что эта инициатива первоначально исходила от него. В заявлении говорилось, что Соединенные Штаты не намерены признавать каких-либо соглашений и ситуаций, сложившихся в результате нарушения ранее заключенных договоров. Иными словами США подчеркивали не-приемлемость с их точки зрения всех попыток Японии узаконить захват Маньчжурии. Немного позже подобную точку зрения поддержала Лига наций. В то же время Лига наций направила в район конфликта лорда Литтона — председателя комиссии, созданной с целью рассмотрения на месте взаимных претензий 276 Китая и Японии. В докладе, с которым лорд Литтон выступил в октябре 1932 года, он резко осуждал военную интервенцию Японии, предлагая в качестве компромисса предоставить Маньчжурии автономию с условием сохранения прежних прав японцев на ее территории. В феврале 1933 года эти рекомендации получили поддержку Ассамблеи Лиги наций, после чего японская делегация покинула заседание Ассамблеи и больше не принимала участия в ее работе. Лига наций, возлагавшая надежды на примирение сторон, после того как они не оправдались, оказалась неспособной предложить какой-либо другой способ разрешения конфликта ввиду отсутствия у Великобритании и Соединенных Штатов желания оказывать дальнейшую поддержку ее действиям. Престиж Лиги наций заметно пострадал, что само по себе не являлось, однако, причиной возникновения войны. Эта организация могла послужить весьма полезной цели, если бы народы демократических стран приобрели более реалистический взгляд на события. К сожалению, люди слишком часто предпочитали ограничиться призывом «поддержать Лигу наций», который, по их понятиям, вполне мог сочетаться с пацифизмом и отказом «сражаться за короля и землю». Многие полагали, что им не следует взваливать на собственные плечи ответственность за сохранение мира или идти на жертвы ради обуздания агрессора, поскольку это входит в компетенцию Лиги наций. Страстное стремление к миру в сочетании с необоснованными надеждами стали причиной того, что вину за то, что его все-таки не удалось сохранить, возложили впоследствии на Лигу наций. В самой Японии успехи Квантунской армии и неудачные действия Лиги наций тоже произвели немалое впечатление. Население охватила волна патриотизма и национализма в самых крайних проявлениях. С точки зрения подобных патриотов, действия правительства теперь казались чрезмерно осторожными. Разнообразные патриотические общества, зачастую насчитывающие всего несколько сотен членов, стремились оказать решительное влияние на государственную политику. Одним из методов такого воздействия стало убийство тех министров, которые, как полагали «патриоты», проводили противоречащую национальным интересам политику. Подобные общества возникали также среди разочарованных армейских офицеров, неоднократно пытавшихся осуществить военный переворот. От рук убийц погибло несколько вы-дающихся министров. Многие противники экстремизма были напуганы невиданным разгулом террора. Военные тем временем не спешили наводить порядок в собственном доме, по крайней мере до тех пор, пока несколько сот офицеров вместе с восставшими воинскими частями не захватили в феврале 1936 года правительственный квартал в Токио, убив при этом нескольких министров. Мятежники действовали от имени императора. На этот раз японским военно-морским силам пришлось сыграть главную роль в подавлении восстания. Однако победа отнюдь не ознаменовала собой сдвига в сторону либерализации общественной жизни. В дальнейшем члены гражданского правительства испытывали на себе еще большее давление со стороны военных. Япония встала на путь неприкрытого экспансионизма. Несмотря на нежелание Великобритании и Соединенных Штатов воевать с Японией, вопрос о мире с Западом в конечном счете находился в зависимости от того, ограничат ли японцы свои планы в Китае достижением определенных целей или их амбиции зайдут столь далеко, что они попытаются полностью покончить с влиянием западных держав в Восточной и Южной Азии. Приближение этого дня становилось все более ощутимым после того, как Япония в июле 1937 года возобновила широкомасштабные боевые действия в Китае.