<<
>>

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Государственные, дипломатические и колониальные противоречия, кото­рыми характеризовались отношения России и Великобритании на протяже­нии XIX - начала ХХ вв. (от союза они трансформировались в противостоя­ние, которое сменил новый союз в годы наполеоновских войн, повторное ухудшение после Венского конгресса, Крымская война, столкновение интере­сов в Средней Азии и на Кавказе, сменившееся новым потеплением и перехо­дом к союзническим отношениям в начале ХХ в.), не являлись препятствием для развития стойкого интереса к Британии в российском обществе.
XIX век, прежде всего его вторая половина и начало ХХ ст. в России, - блестящая эпо­ха в развитии интеллектуального познания британского мира.

Значительных успехов достигла собственно российская школа англове- дения, представленная сообществом ученых Петербургской академии наук, профессурой Петербургского, Московского, Казанского, Харьковского уни­верситетов, к которым позднее присоединились Киевский, Варшавский, Но­вороссийский, Томский и другие высшие учебные заведения. Созданная рос­сийскими учеными панорама политической, социальной и хозяйственной эво­люции Великобритании во многих аспектах, прежде всего в фактографическом плане, создала основательную базу для дальнейших изысканий.

Следует отметить важное обстоятельство, на которое до сих пор не было обращено должного внимания. Внутри российского сообщества англоведов - историков, экономистов, юристов - существовало сообщество ученых, пуб­лицистов, литераторов, связанных местом рождения и учебы в гимназиях с Беларусью (И. Н. Гранат, З. А. Венгерова, С. А. Венгеров, Н. М. Виленкин (Николай Минский), С. И. Рапопорт, В. Д. Спасович, Л. Ю. Шепелевич, И. И. Ивановский, М. Я. Острогорский, М. П. Вронченко, М. С. Куторга, М. Н. Петров, В. В. Игнатович, Л. А. Полонский, П. И. Люблинский, А. И. Анек- штейн). Их научное наследие и вклад в развитие российского англоведения за­служивает пристального внимания.

Настоящий издательский бум в России вызвали общественно-политиче­ский подъем рубежа Х1Х-ХХ веков и революция 1905-1907 гг. Востребован­ность материалов по западной и, особенно, английской истории, экономике, политике и повседневной действительности объяснялась поиском ключей к пониманию перспектив модернизации Российской империи. Важным и есте­ственным практическим ответом на общественную потребность в изучении европейского, в том числе английского опыта, стали переводы на русский язык трудов крупнейших европейских историков, политологов, юристов и со­циологов. В опубликованных на русском языке работах британских, француз­ских, немецких, бельгийских, американских исследователей нашли отраже­ние фактически все стороны жизни Великобритании и ее переселенческих колоний/доминионов - конституционный процесс и эволюция демократиче­ских начал, экономическое и социальное развитие стран, положение и про­фессиональное движение рабочего класса, положение женщин и женское дви­жение, культурная жизнь, обучение и воспитание молодого поколения. Эти книги оказались более чем востребованы в России и широко использовались в качестве учебной литературы в университетах.

В первые годы советской власти нашла свое продолжение заложенная до революции традиция осуществления переводов на русский язык важнейших зарубежных научных работ, в том числе, англоведческих. Среди них книги Сиднея и Беатрисы Веббов по тред-юнионистскому движению1, работы по истории английской революции Френсиса Чарльза Монтэгю[1758] [1759], Эдуарда Берн­штейна[1760], Престона Вильяма Слоссона[1761] и Германа Шлютера[1762], по истории со­циализма М. Бера[1763], рабочего движения Джорджа Говарда Коула[1764] и рабочего представительства в Англии Артура Уилфрида Гемфри1. Издается главный труд Джона Аткинсона Гобсона «Империализм» сначала в 1918 г.

в сокращен­ном виде[1765] [1766], затем в 1927 г. - в полном объеме[1767]. В 1930 г. выходит труд немецко­го профессора Луйо Брентано «История развития народного хозяйства Англии»[1768]. Публикуется в переводе с английского работа Г. Анбора «Англий­ские консерваторы и либералы»[1769], содержащая характеристику политических партий Великобритании, а также в переводе с французского - работа Андрэ Зигфрида «Англия наших дней»[1770], посвященная рассмотрению тенденций раз­вития страны с начала Первой мировой войны. Выходит в свет пятое издание «Политической истории Европы» Шарля Сеньобоса[1771]. В серии книг в «Библи­отеке внешней политики», издававшейся под редакцией Ф. А. Ротштейна, вышли работы Эрнеста Лемонона по истории англо-французских и англо­германских отношений[1772], книга А. М. Руира об англо-русском соперничестве в Азии в XIX веке, завершившемся подписанием конвенции 1907 г.[1773]

Тем не менее приходится констатировать, что с установлением Советской власти отголоски традиций дореволюционного англоведения все еще звучат лишь в период между 1918 и 1930 гг., когда наступление марксизма не исклю­чало относительной терпимости к историкам старой школы, которые продол­жали работать в университетах. В эти годы еще издавались крупные труды ученых, сложившихся в дореволюционный период: они большей частью пере­издали прежние работы. В этом ряду сочинения Н. И. Кареева: опубликован­ные вторыми изданиями «Общий курс истории XIX и XX века до начала ми­ровой войны»[1774], «Очерки социально-экономической истории Западной Европы

в новейшее время»1 и «История Западной Европы в начале ХХ века» (переиз­дание 7-го тома «Истории Западной Европы в новое время»)[1775] [1776]. Основой работ Кареева была идея о закономерном развитии капиталистического производ­ства и сопутствующих ему социальных антагонизмах между земельной ари­стократией и буржуазией, с одной стороны, между ними и народом, с другой.

Третьим изданием вышла работа А. Ф. Быковой «История Англии с XI ве­ка до начала мировой войны»[1777]. В 1919 и 1920 гг. появились два тома «Очерков финансовой науки» И. М. Кулишера, представлявших собой историю налогов и теоретических представлений о налогообложении в Европе; были переизда­ны его «История экономического быта Западной Европы» и «Промышлен­ность и рабочий класс в Западной Европе в ХУ1-ХУШ ст.»[1778]. Вторым издани­ем была напечатана книга П. Г. Мижуева «Счастливая Австралия»[1779], а также вышли его новые труды «Вопросы средней школы в Европе и ответы на них Америки»[1780] и «Образцовые рабочие поселки в Англии и Америке»[1781]. Публику­ется книга Е. В. Тарле «Европа от Венского конгресса до Версальского мира. 1814-1919», переизданная затем под названием «Очерк новейшей истории Европы. 1814-1919»[1782], и его монография «Европа в эпоху империализма»[1783]: в них нашло отражение внутреннее развитие Великобритании.

Продолжали выходить работы Роберта Юрьевича Виппера, воспринимав­шиеся как политически и идеологически нейтральные, в частности, были пе­реизданы учебники «История Нового времени» и «Краткий учебник истории Средних веков». Специалист в области государственного права Георгий Семе­нович Гурвич (1886-1964), работавший деканом юридического факультета МГУ (1921-1924), а затем в 1924-1926 гг. преподававший в Белорусском госу­дарственном университете, издал работу, посвященную политическому строю Англии[1784]. Молодой профессор Московского университета Всеволод Николае­вич Дурденевский опубликовал труд «Иностранное конституционное право в избранных образцах»1. В число «избранных образцов» вошла и Велико­британия как страна «классического конституционализма», политический строй которой рассмотрен в аспекте унитарной монархии (собственно Ан­глия) и федеративного государства (Британская империя).

Наконец, впервые на русском языке появилось знаменитое исследование уже ушедшего из жиз­ни М. Я. Острогорского «Демократия и политические партии»[1785] [1786], что стало воз­можным в связи с тем, что его интерпретировали не как труд по политической социологии, а как разновидность критики буржуазной демократии. Все опу­бликованные книги развивали сюжеты, в той или иной степени затронутые в дореволюционной историографии, и, можно сказать, имели тематических предшественников.

С первых лет советской власти определилось магистральное направление научных исследований по истории западно-европейских стран - изучение буржуазных и буржуазно-демократических революций ХУП-Х1Х вв. В силу этого англоведы сконцентрировались на изучении причин, содержания и ре­зультатов Английской революции середины XVII в.

Первой по времени появления стала популярная работа А. Пойминова «Английская революция XVII века»[1787]. Ее лейтмотивом было утверждение, что «по своим результатам английская революция в сущности и не была револю­цией», поскольку конфликт противоборствующих сторон лежал лишь в поли­тико-религиозной сфере, не вел к социальным преобразованиям и не принес «глубокого переворота в английском строе»[1788]. В 1924 г. Николай Иванович Ка- реев опубликовал работу «Две английские революции XVII века»[1789], в которой, признавая общеевропейское значение английской революции, считал стержнем революции, с одной стороны, борьбу между королем и парламентом, а с дру­гой, столкновения на религиозной почве сторонников англиканизма и пури­тан, а в лагере последних - пресвитериан и индепендентов. В том же году уси­лиями Д. М. Петрушевского и Е. А. Косминского издаются «Лекции по исто­рии Английской революции» ушедшего накануне из жизни профессора Алексадра Николаевича Савина[1790]. Александр Евгеньевич Кудрявцев (1880-1941) в книге «Великая английская революция»1 наряду с политическими аспекта­ми раскрывает такие ключевые вопросы, как аграрная проблема до и во время революции, социальное расслоение английской деревни, классовая борьба в городах, движение народных масс.

Внимание к этим проблемам подчеркну­то самой структурой книги: ее вторая часть содержит подборку документов по экономическому развитию страны, классовой и парламентской борьбе, общественным отношениям в годы революции. Молодой историк, ученик Н. И. Кареева, Иннокентий Лаврентьевич Попов-Ленский (1893-1931) в книге «Лильберн и левеллеры» обратился к проблеме социальных движений и клас­совой борьбы в период революции, однако не нашел в событиях революции признаков социальных перемен: «никакой социальной революции Англия в XVII в. не переживала»[1791] [1792].

В 1920-е гг. появился ряд работ, ставивших новые проблемы, прежде все­го, социально-экономического характера. Публикуется сборник «Английский капитализм во второй половине XIX века», составленный из документов и статей британских специалистов тогда еще молодым ученым Владимиром Михайловичем Лавровским (1891—1971)[1793]. В нем помещена, например, работа У. Джонстона «Англия в политическом, социальном и промышленном отно­шении в половине XIX века», отобранные по принципу наибольшей репрезен­тативности отдельные стенограммы парламентских прений, отчеты департа­мента труда, главного фабричного инспектора, сведения о состоянии сельского хозяйства, а также статистические данные за 1850-1900 гг. В серии «История в источниках» В. М. Лавровский также опубликовал сборники документов «Аграрный переворот в Англии»[1794] и «Промышленный переворот в Англии»[1795]. Николай Владимирович Петров, издавший в 1925 г. брошюру «Английский ка­питализм на заре своего развития: (история торгового капитала в Англии)», выступил в поддержку концепции «торгового капитализма» как особой формации и господстве торгового капитала с XV до середины XVIII в.[1796] В. Н. Перцев в труде «Экономическое развитие Англии в XIX веке»[1797] обратил внимание на то, что «настоящая эра капитализма началась лишь с тех пор, как капиталы, нажитые на торговле, связались с промышленностью, сначала мел­кой, затем и крупной». Эту мысль он подчеркнул еще раз: «Возникновение домашней формы крупной промышленности и было началом капиталистиче­ских отношений». Затем последовали мануфактурная и машинная промыш­ленность, которые также основаны на эксплуатации, главным образом, произ­водителя1.

Велось изучение промышленной революции и истории борьбы пролетари­ата. На материале Англии работы в этом направлении опубликовали Э. К. Пи­менова[1798] [1799], Я. М. Захер[1800], С. Д. Мстиславский[1801], С. В. Гингор[1802], был издан сборник документов по чартизму[1803]. Книга Ф. А. Ротштейна «Очерки по истории рабо­чего движения в Англии» легла в основу советской историографии чартизма[1804]. В ней чартизм определялся в качестве начального этапа «классового полити­ческого движения современного пролетариата», представлялся как попытка создания его политической партии, а его поражение связывалось с заверше­нием промышленного переворота и превращением Англии в «мастерскую мира», что позволило правящим классам подкупить рабочую верхушку. Та­кой подход к рассмотрению чартизма стал господствующим в трудах совет­ских историков и в последующем. Для Ф. А. Ротштейна характерны симпатии к сторонникам «физической силы», готовым перейти к насильственным мето­дам борьбы. Присутствуют они и в работе Вадима Алексеевича Васютинского (1898-1943?) «Разрушители машин в Англии», посвященной луддитскому движению[1805]. Эти «симпатии» прочно обоснуются в работах советских истори­ков последующего периода.

Работа уроженца Минска, выпускника Минской гимназии и Киевского университета (из которого он был временно исключен за увлечение марксиз­мом) Аркадия Израилевича Анекштейна (1876 - не ранее 1940), посвященная истории рабочего движения трех стран - Англии, Франции и Германии, неод­нократно перерабатывалась, добавлялась новым материалом, выдержала большое количество изданий в Москве и Харькове и использовалась в сети партпросвещения1. Московское 580-страничное издание книги 1930 г. было фундаментальным, освещение истории вопроса доведено до 1929 г., и, как от­мечал автор во введении, которое предпосылалось в практически неизменном виде ко всем изданиям книги, «внимательное рассмотрение фактов покажет, что, несмотря на все особенности, рабочее движение всех трех стран ведет к одной великой цели - водворению социализма и коммунизма»[1806] [1807].

Историки, юристы и социологи, со сложившимися до революции взгляда­ми, в абсолютном большинстве по своим научным и политическим убеждени­ям отторгали революционный марксизм и революцию. Многие из них в поли­тическом отношении разделяли платформу конституционно-демократической партии, активно участвовали в ее становлении и в ее последующей деятель­ности. В заметке «Кадеты за работой», опубликованной в газете «Правда», ут­верждалось, что университетские профессора «ведут бешеную кампанию против Советской власти. Наша высшая школа стала в последнее время ареной кадетской борьбы против Советской власти»[1808]. «Коммунист, появляв­шийся на собрании научных работников, - вспоминал ректор МГУ В. П. Вол­гин, - чувствовал себя буквально во враждебном лагере»[1809].

Например, Н. И. Кареев в работе «Общие основы социологии», опублико­ванной в 1919 г., сравнивал революции с «коллективными психозами», «пси­хическими эпидемиями», во время которых происходит «заражение одних другими»[1810]. Р. Ю. Виппер призывал отказаться от марксизма. Определяя мето­дологическую основу своих воззрений, он писал: «мы теперь хотим прежде всего знать события, роль личностей, сцепление идей. Когда эту смену воззре­ний и вкусов захочет определить философ, он скажет: общественное мнение перешло от воззрения материалистического к идеалистическому»1. Евгений Викторович Тарле, в 1922-1924 гг. возглавлявший (совместно с Ф. И. Успен­ским) журнал «Анналы», утверждал, что история не в состоянии проанализи­ровать и подвергнуть необходимой критике содержание только что прошед­ших важнейших этапов исторического процесса, именуемых им «великими катаклизмами». Поэтому историку, по его мнению, не следует торопиться с выводами, а нужно проверить себя и по возможности лучше осмотреться. Николай Александрович Рожков (1868-1925) в труде «Русская история в срав­нительно-историческом освещении»2, ряд томов которого посвящался Новой истории Западной Европы и США, построил схему «социальной динамики» общества, выделив периоды, которые именовал эпохами «дворянской револю­ции», «господства дворян», «буржуазной революции», «производственного капитализма. Разумеется, ничего общего с марксистской теорией обществен­но-экономических формаций она не имела. И в целом его взгляды на истори­ческий процесс сильно отличались от того взгляда на историю, который стал насаждаться в 1930-е годы. За это Рожков впоследствии подвергся в СССР критике за «эклектичность историко-социологических взглядов» и «ошибоч­ную периодизацию исторического процесса». И столь же отличными от ком­мунистической идеологии были его политические взгляды, что предопреде­лило его неспособность «ужиться» с Советской властью, аресты и ссылки, которым он подвергся в начале 1920-х гг. Профессор Новороссийского уни­верситета В. Ф. Лазурский в своих письмах коллегам жаловался на недостаток культурной связи с Западом, ограничение свободы мысли: «большевики са­ми узнают горечь злобной критики, которая запрещает любые возражения». В 1923 г. он писал, что «социально-экономический метод невыносим для меня своей узостью. Я предвещаю, что марксизм, с беспощадной жестокостью и фа­натичной узостью вбиваемый теперь в Высшей школе, в ближайшие годы вы­зовет энергичную реакцию»3.

Во всех отраслях гуманитарной науки и на всех историко-филологических и юридических факультетах университетов не было или почти не было уче­ных, не разделявших либеральные и позитивистские установки дореволюци­онных научных школ. Поэтому власти стали спешно и повсеместно закрывать юридические и историко-филологические факультеты как основной «рассад­ник инакомыслия». Взамен в 1918 г. образовали факультеты общественных наук (ФОН) с экономическими, юридическо-политическими и историческими отделениями. В 1921 г. последние упразднили, а подготовку специалистов- историков перенесли на общественно-педагогические отделения с трехлет- [1811] [1812] [1813] ним сроком обучения. Этот опыт себя не оправдал, и в 1925 г. в Московском университете на базе ФОНа, которое возглавил историк-марксист Н. М. Лу­кин, а работали В. П. Волгин, Ф. А. Ротштейн, Д. Б. Рязанов, образовали этно­логический факультет, готовивший историков, археологов и этнографов. Но и эта схема подготовки исторических кадров оказалась недолговечной. В 1930 г. в МГУ образовали историко-философский факультет, со следующего года ставший самостоятельным Институтом философии и истории. В Ленин­градском университете создали Историко-лингвистический институт. Только в 1934 г. в Московском, Ленинградском, а затем и в других университетах вос­создали исторические факультеты и восстановили историческое образование.

Подготовка преподавателей общественных дисциплин для высшей школы новой властью была взята под контроль, так как требовалась такая система подготовки кадров, которая обеспечивала бы не только их профессиональную квалификацию, но и идеологическую лояльность. Гуманитарным дисципли­нам и, в частности, истории предстояло пережить настоящую «революцию», призванную покончить со старой, «буржуазной» наукой и создать новую - марксистскую. Возглавил эту «революцию» заместитель наркома просвеще­ния, историк-большевик М. Н. Покровский. Однако для ее проведения власть испытывала дефицит кадров. Особенно это касалось всеобщей истории: «В. П. Волгин, Н. М. Лукин-Антонов, Ф. А. Ротштейн, Д. Б. Рязанов - вот и весь список историков-марксистов, работавших в области зарубежной исто­рии», - напишет позднее А. З. Манфред1. К этому списку добавим вернувше­гося из эмиграции участника большевистских заграничных групп, в свое время отчисленного с историко-филологического факультета Московского университета за революционную деятельность П. М. Лебедева (псевдоним «В. Керженцев»)[1814] [1815].

С целью подготовки новых, идейно проверенных кадров, с 1921 г. начал работать Институт красной профессуры. Его комплектовали молодыми чле­нами партии, имевшими научную подготовку и рекомендованных партийны­ми комитетами. Его выпускники направлялись преподавать общественные науки в высшие учебные заведения, где по-прежнему продолжали использо­вать учебники дореволюционного времени, поскольку новые еще не появи­лись. Одним из наиболее востребованных был учебник Р. Ю. Виппера «Исто­рия Нового времени», очередное издание которого вышло в 1918 г. Ученик Виппера Н. М. Лукин (1885-1940), оставленный при кафедре всеобщей исто­рии Московского университета по ходатайству Виппера, оценил его как луч­ший «до последнего времени», однако сделал вывод, что в дальнейшем осно­вывать учебный процесс на нем невозможно: «То, что еще недавно казалось нам, если не идеальным, то приемлемым за отсутствием чисто марксистских учебников, становится явно непригодным теперь, когда изучение истории Х1Х-ХХ века сделалось одним из существеннейших элементов преподавания... Полумарксистский учебник, к тому же весьма густо пропитанный в своих по­следних главах социал-патриотизмом и союзнической ориентацией, едва ли может воспитывать молодые умы в духе революционного коммунизма. Нако­нец, в книге проф. Виппера сравнительно мало уделяется внимания рабочему движению и истории социальных систем, занимающих центральное место в преподавании новейшей истории в высших учебных заведениях Советской республики»1.

Сам Н. М. Лукин и попытался восполнить, с точки зрения его и властей, пробел. Первым советским марксистским учебником для высшей школы по истории Нового времени стала его книга «Новейшая история Западной Евро­пы», вышедшая в 1923 г.[1816] [1817] Хотя тема книги была обозначена как «новейшая история», речь в ней идет о событиях, начиная с XVI в., причем ХУ1-ХУШ вв. Лукин относит к эпохе Новой истории, которую в конце XVШ в. сменяет вре­мя промышленного капитализма, тождественное, в понимании Лукина, Но­вейшей истории. Приверженность марксистской идеологии не спасла возгла­вившего работу по реформированию преподавания всеобщей истории в стра­не Лукина: в 1938 г. он был арестован и вскоре умер в заключении.

Для создания противовеса оппозиционной Академии были организованы новые научные учреждения, в рамках которых идейную борьбу можно было направить в регулируемое русло. В 1918 г. начала действовать Социалистиче­ская академия общественных наук, в конце 1923 г. переименованная в Комму­нистическую академию. Председателем Комкадемии стал заместитель нарко­ма просвещения М. Н. Покровский, ее действительным членом - Н. М. Лукин, профессорами и преподавателями - В. П. Волгин, Ф. А. Ротштейн, Д. Б. Ряза­нов, Ю. М. Стеклов, В. П. Потемкин, П. М. Керженцев и др. Можно сказать, что зачинателями советской историографии Запада выступила плеяда деятелей, сочетавших разработку научных проблем с участием в пролетарском револю­ционном движении. Комакадемия станет в дальнейшем своего рода генераль­ным штабом предпринятой большевиками кампании по подчинению истори­ческой науки марксистской идеологии. С 1922 г. начал издаваться «Вестник Социалистической академии» (затем - «Вестник Коммунистической акаде­мии»). При Комакадемии действовало Общество историков-марксистов, издававшее с 1926 г. журнал «Историк-марксист». Параллельно развернули процесс создания специализированных научно-исследовательских учрежде­ний. Входившие в состав факультетов общественных наук научно-исследова­тельские подразделения в 1922 г. объединили в Российскую ассоциацию научно­исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН). Структурным подразделением РАНИОН стал Институт истории, имевший аспирантуру.

В созданных научных структурах ученым-либералам места не находилось. Многих профессоров, независимо от их научных заслуг, изгнали из универси­тетов, с некоторыми расправились физически, часть попала под репрессии, другие эмигрировали. Профессор-правовед Ф. Ф. Кокошкин, видный депутат I Государственной Думы, председатель Юридического совещания при Вре­менном правительстве, член Учредительного собрания был арестован и в ночь на 28 ноября 1917 г. жестоко и бессмысленно убит солдатами в госпитале. 22 августа 1918 г. в Киеве не стало профессора И. В. Лучицкого. 21 января 1919 г. в вагоне поезда, которым в составе украинской делегации ехал на Версаль­скую мирную конференцию, от сердечного приступа скончался М. И. Туган- Барановский. Профессор права, член ЦК партии кадетов в годы Первой миро­вой войны, товарищ министра иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюкова Б. Э. Нольде в 1919 г. смог нелегально покинуть Россию и эми­грировать во Францию, где впоследствии работал деканом Русского юридиче­ского факультета при Институте славяноведения. 1919 годом обрываются све­дения о В. Ф. Матвееве. В. М. Гессен преследовался за принадлежность к кон­ституционно-демократической партии, неоднократно задерживался; был вынужден покинуть Петроград, заразился сыпным тифом и 1 января 1920 г. на 52 году жизни умер. Вскоре, в том же году скончался В. Ф. Дерюжинский. 10 февраля 1921 г. в Петрограде ушел из жизни М. Я. Острогорский1, 19 янва­ря 1923 г. в Москве - А. Н. Савин. Еще до революции уехавший из России и преподававший в Оксфорде академик П. Г. Виноградов умер 19 декабря 1925 г., находясь в Париже. Г. Я. Виллиам эмигрировал из России, а в 1926 г. покончил с собой. П. Г. Мижуев в сентябре 1919 г. был арестован с группой профессоров Петроградских вузов, но отпущен на свободу; с 1924 г. находясь на пенсии, смог опубликовать еще несколько новых работ[1818] [1819]. В 1923 г. лишили работы в Петроградском университете академика Н. И. Кареева. Одновременно пре­кратилась и публикация его исторических работ[1820]. Р. Ю. Виппер, 25 лет прора­ботавший профессором Московского университета, в 1922 г. потерял работу, был выслан и преподавал в Латвийском университете, в 1941 г. вернулся в род­ной университет. После закрытия факультета общественных наук Донского университета остался без работы и средств к существованию профессор

В. А. Гаген. В 1930 г. он, всю свою жизнь изучавший вопросы организации помощи неимущим в Западной Европе, умер в бедности в Ростове-на-Дону. В 1931 г. ушли из жизни Н. И. Кареев и П. Г. Мижуев, в 1934 г. - И. М. Кули- шер, в 1935 г. - Э. К. Пименова, в 1936 г. - С. П. Меч, в 1938 г. - П. И. Люблин­ский, в 1938 г. расстрелян В. Я. Яроцкий, в 1939 г. - С. А. Котляревский.

Поколению интеллигентов, воспитанных в традициях дореволюционной высшей школы, было суждено пережить разрушение привычных условий жизни и творчества, изменение своего статуса в новом обществе. На рубеже 1920-1930-х гг. исследования по истории стран Запада резко сократились. Ученые старой школы стали объектом резкой критики. Дискуссия, организо­ванная в 1928 г. по книге Д. М. Петрушевского «Очерки из экономической истории средневековой Европы», ярко продемонстрировала историкам старой школы практическую невозможность работы вне новых идеологических уста­новок. Попытки его учеников А. И. Неусыхина и Е. А. Косминского отстаи­вать ценность его методики и право на особый взгляд и на ошибки привела к обвинению ученых в «отходе от марксизма», а сама медиевистика была объ­явлена «не советской»[1821]. Сам Евгений Алексеевич Косминский (1886-1959) пы­тался продолжить дореволюционную традицию изучения аграрной истории Англии. Он, ученик А. Н. Савина, Д. М. Петрушевского, Р. Ю. Виппера, буду­щий действительный член АН СССР и почетный доктор Оксфордского уни­верситета в конце 1925 г. был отправлен Московским университетом в пяти­месячную научную командировку в Англию для собирания материалов для диссертации «История английской деревни в XIII веке». Работа в Националь­ном архиве, Британском музее, Историческом институте и библиотеках выли­лась в ряд статей на эту тему, но опубликование монографии из-за развернув­шейся борьбы с историками старой школы было отложено.

Представители старой профессуры, в том числе Д. М. Петрушевский, Р. Ю. Виппер, Е. В. Тарле, были объявлены классовыми врагами. Для истори­ков Запада был сформулирован социальный заказ увязать историю, не только новую и новейшую, но и средневековую с классовой борьбой пролетариата.

С конца 1920-х гг. развернулось полномасштабное наступление против ста­рой интеллигенции. В 1929-1930 гг. сфабриковали «Академическое дело» по обвинению группы сотрудников АН СССР в создании контрреволюционной организации. К различным срокам заключения и ссылки приговорили вид­нейших историков: академиков С. Ф. Платонова (который скончался в ссылке в Самаре), Н. П. Лихачева, М. К. Любавского, Е. В. Тарле, многих других - под следствием оказались более 100 научных работников. В конце 1930 - начале 1931-го гг. в Москве и Ленинграде прошли дискуссии «Буржуазные историки Запада в СССР», в ходе которых жесточайшему разгрому подверглись либе­ральные взгляды крупнейших ученых, составивших научное имя до Октябрь­ской революции 1917 г., но продолжавших активно работать в СССР. Дискус­

сии завершались не только осуждением взглядов и концепций либеральных диссидентов, отстранением от работы, но и оргвыводами. Принятое 15 марта 1931 г. постановление ЦК ВКП(б) о работе Комакадемии определило направ­ления работы исторических учреждений и историков. С этого времени про­блемы внутриполитического развития, парламентаризма, эволюции партий­но-политических систем, демократического реформизма и даже образ жизни и повседневность жителей европейских стран более не исследовались и фак­тически не находили отражения в научной исторической литературе. На этом фоне еще в 1920-е годы наметилась новая тенденция в тематике конкретных исследований зарубежной истории, связанная с идеологической установкой на приближавшуюся «мировую социалистическую революцию», и отныне гра­ницы дозволенного стали определяться иными, чаще всего далекими от исто­рического познания мотивами.

Вместе с разгромом дореволюционной гуманитарной науки закончилась и блестящая эпоха в развитии англоведения в России, представленная имена­ми как многочисленных переведенных на русский язык зарубежных авторов, так и отечественных исследователей и популяризаторов британского опыта. Многие из них теперь мало знакомы даже профессиональным историкам. Од­нако запечатленная ими панорама политической, экономической, социальной и культурной жизни Великобритании во многом, прежде всего в фактографи­ческом отношении, выдержала испытание временем, а в методологическом - и сегодня предлагает полезные ключи к анализу исторического опыта этой страны.

<< | >>
Источник: И. Р. Чикалова. ВЕЛИКОБРИТАНИЯ ОСМЫСЛЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ОПЫТА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (XIX-начало XX в.). 2018

Еще по теме ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

  1. 5.14. Заключение эксперта
  2. 15.4. Окончание предварительного следствия с обвинительным заключением 15.4.1.
  3. УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ
  4. Примечание [Обычный взгляд на умозаключение]
  5. В. УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ РЕФЛЕКСИИ
  6. а) Умозаключение общности
  7. Ь) Индуктивное умозаключение
  8. с) Умозаключение аналогии 1.
  9. а) Категорическое умозаключение 1.
  10. Ь) Гипотетическое умозаключение
  11. с) Дизъюнктивное умозаключение
  12. III. Умозаключение
  13. III. Умозаключение
  14. § 3. Участие в гражданском судопроизводстве государственных органов, органов местного самоуправления для дачи заключения
  15. § 5. Заключение эксперта