6. ОБ ИНДУКЦИИ

Но если мы хотим сделать выводы из этих данных, если мы хотим познать существование материи, других людей, прошлого, выходящего за границы нашей личной памяти, или же будущего, то мы должны знать определенные общие принципы, при помощи которых можно было бы сделать эти выводы. Мы должны знать, что существование одного определенного явления, А, является знаком существования другого явления, В, одновременно с ним, или раньше, или позже, как, например, удар грома является знаком предшествовавшей ему молнии. Если это нам неизвестно, то мы не можем расширить наше знание за пределы нашего частного опыта; и область, ограниченная этими пределами, как мы видели, очень мала. Вопрос, который нам теперь предстоит рассмотреть: возможно ли такое расширение, и если да, то каким образом?

Приведем для выяснения этого вопроса пример, не вызывающий ни у кого сомнения. Мы все убеждены, что солнце взойдет завтра утром. Почему? Является ли это убеждение слепым выводом из прошлого опыта или оно может быть оправдано как разумное убеждение? Доволь но трудно найти текст, основываясь на котором можно было бы сказать, разумно или нет убеждение такого рода, но мы можем, по крайней мере, установить, каковы re общие соображения, которые признаются достаточными, чтобы оправдать как суждение о том, что завтра утром взойдет солнце, так и ряд аналогичных суждений, лежащих в основе нашей повседневной жизни.

Само собой понятно, что если нас спросят, почему мы уверены, что солнце взойдет завтра, то мы ответим: "Потому что оно всегда всходило каждый день".

Единственным основанием убеждения, что законы движения будут действовать, является то, что они действовали до сих пор, насколько наше знание прошлого дает возможность судить об этом. Конечно, у нас значительно больше доказательств из прошлого, свидетельствующих в пользу законов движения, чем в пользу восхода солнца, так как восход солнца является просто частным случаем проявления законов движения, и существует бесчисленное множество других частных случаев. Но интересующий нас вопрос гласит: может ли какое бы то ни было число случаев выполнения закона в прошлом служить доказательством, что этот закон будет выполняться в будущем? Если нет, то ясно, что мы не имеем оснований ни ожидать завтрашнего восхода солнца, ни думать, что хлеб, который мы съедим за обедом, не отравит нас, ни быть уверенными ни в каких других, почти не осознаваемых ожиданиях, лежащих в основе нашей повседневной жизни. Необходимо отметить, что все эти ожидания лишь возможны; и поэтому мы должны искать не доказательств, что они должны осуществиться, но лишь основания в пользу того взгляда, что по всей вероятности они осуществятся.

Однако прежде, чем мы обратимся к рассмотрению этого вопроса, нам нужно провести важное различение, без которого мы рискуем запутаться в неразрешимых противоречиях.

И этот род ассоциации свойствен не только людям: он сильно развит и у животных'. Так, лошадь, на которой часто ездили по определенной дороге, противится стремлению отправить ее в другом направлении. Домашние животные ожидают пищу, когда они видят того, кто их обычно кормит. Мы знаем, что вое эти довольно простые ожидания единообразия могут быть ошибочными. Человек, каждый день кормящий курицу в течение всей ее жизни, в конце концов свертывает ей шею, показывая тем самым, что для нее были бы полезны более утонченные взгляды на единообразие природы.

Но, несмотря на ошибочность таких ожиданий, они все же существуют. Простой факт, что что-либо случалось определенное количество раз, заставляет животных и людей ожидать, что это вновь случится. Таким образом, мы инстинктивно верим, что солнце взойдет завтра утром, но мы можем находиться не в лучшем положении, чем курица, которой неожиданно для нее свернули шею. Поэтому мы и должны отличать тот факт, что прошлые однообразия заставляют нас ожидать их повторения в будущем, от вопроса, есть ли разумные основания придавать значение таким ожиданиям и после того, как был поднят вопрос об их правомерности.

Проблема, которую мы должны обсудить, заключается в том, есть ли основания верить в то, что называется "единообразием природы"*.

Убеждение, что солнце взойдет завтра, может оказаться ошибочным, если земля столкнется с достаточно большим телом, которое нарушит ее вращательное движение, но законы движения и закон тяготения не будут нарушены подобным событием. Дело науки — устанавливать единообразия, такие, как законы движения и закон тяготения, которые в границах нашего опыта не имеют исключений. Эти поиски науки до снх пор были удивительно успешны; и мы должны признать, что до сих пор такие единообразия оказывались истинными. Это опять приводит нас к вопросу: имеем ли мы основания, признавая, что такое единообразие всегда осуществлялось в прошлом, предполагать, что оно будет осуществляться и в будущем?

Высказывалось соображение, что мы имеем основание считать, что будущее схоже с прошлым, так как то, что было будущим, непрерывно обращается в прошлое и до сих пор всегда было схоже с прошедшим, так что мы действительно имеем опыт будущего, то есть опыт времени, которое было раньше будущим и которое можно было бы назвать "прошлым будущим". Но это соображение на самом деле не решает обсуждаемого вопроса. У нас есть опыт "прошлых будущих", но нет опыта "будущих будущих", а наш вопрос состоит в следующем: "Будут ли "будущие будущие" походить на "прошлые будущие"? На этот вопрос нельзя ответить аргументом, исходящим лишь из "прошлых будущих". И мы поэтому должны еще искать принципы, позволяющие нам утверждать, что будущее будет следовать тем же законам, что и прошлое.

Но ссылка на будущее в этом вопросе не играет существенной роли.

Прежде всего необходимо признать: сам по себе факт, что два явления часто обнаруживаются вместе и никогда порознь, не достаточен для убедительного доказательства того, что они будут обнаружены вместе и в следующем исследуемом нами случае. Самое большее, на что мы можем надеяться, это то, что, чем чаще находили вместе определенные явления, тем больше вероятность, что они будут найдены вместе и в другое время и что если они будут найдены вместе достаточное число раз, то эта вероятность будет почти равна достоверности. Но она никогда ее не достигнет, так как мы знаем, что, несмотря на частые повторения, иногда возможна и неудача, как мы это видели в случае с курицей, которой свернули шею. И таким образом, мы можем добиваться только вероятности.

Против защищаемых здесь взглядов можно возразить, что мы знаем о том, что все естественные явления подчинены власти закона, и что иногда на основании наших наблюдений мы можем увидеть, что лишь один закон может быть применен в данном случае. Но на это можно дать два ответа. Во-первых, если даже какой-либо закон, не имеющий исключения, применим к нашему случаю, то мы все же никогда на практике не можем быть убеждены, что мы открыли именно этот закон, а не тот, который допускает исключения. А во-вторых, и эта власть закона сама по себе лишь вероятна, и наше убеж- дение, что она будет сохраняться по отношению к будущему или же к не исследованным случаям в прошлом, само основано на том принципе, который мы разбираем.

Принцип, разбираемый нами, может быть назван принципом индукции, и два его основных положения могут быть сформулированы следующим образом: a)

Если установлено, что явление определенного вида Л связано с определенным явлением другого вида В и оно никогда не было найдено не связанным с явлением вида В, то, чем больше число случаев связанности А и В, тем больше вероятность того, что они будут связаны и в но- ных случаях, в которых одно из них присутствует. b)

При тех же обстоятельствах достаточное число установленных случаев связи сделает вероятность повторения этой связи в новых случаях почти достоверностью и позволит ей бесконечно приближаться к достоверности.

Как мы установили, принцип индукции применим лишь к верификации наших ожиданий в каждом отдельном новом случае.

Если установлено, что явление вида А связано с явлением вида В, то, чем больше число установленных случаев этой связи (при условии, что неизвестно ни одного случая отсутствия связи), тем более вероятно, что А всегда связано с В. b)

При тех же обстоятельствах достаточное число случаев связи А и В сделает почти достоверной постоянную связь А с В и заставит вероятность этого общего закона бесконечно приближаться к достоверности.

Надо отметить, что вероятность всегда находится в зависимости от известных данных. В нашем случае данные составляют лишь известные нам случаи сосуществования А я В. Могут быть и другие данные, которые, если принять их во внимание, значительно изменяют вероятность. Например, человек, видавший много белых лебедей, может на основании нашего принципа сделать вывод, что, вероятно, все лебеди белые, и этот вывод вполне обоснован. Обоснование не опровергается тем фактом, что некоторые лебеди черные, так как это явление вполне может иметь место, несмотря на то что некоторые данные делают его маловероятным. В случае с лебедями, однако, можно еще принять в расчет, что окраска очень изменчива у многих птиц и что, следовательно, индуктивный вывод относительно цвета особенно подвержен ошибке. Но это соображение будет новым данным, нисколько не указывающим, что вероятность, основанная на рассмотрении наших предшествующих данных, была неправильно установлена. Поэтому то обстоятельство, что явление часто не оправдывало наших ожиданий, не доказывает, что наши ожидания были не вероятны для данного случая или для данного класса случаев. Таким образом, наш индуктивный принцип в любом случае не может быть опровергнут ссылкой на опыт. Однако индуктивный принцип также не может быть и доказан ссылкой на опыт. Опыт может, конечно, подтвердить индуктивный принцип в отношении исследованных случаев, но в отношении неисследованных лишь принцип индукции может оправдать вывод из того, что было исследовано, к тому, что не было исследовано. Всякое доказательство, которое, основываясь на опыте, делает заключение относительно будущего или неисследованных отрезков прошлого и настоящего, предполагает принцип индукции; и поэтому мы не можем при помощи опыта доказать принцип индукции, не пользуясь им как доказанным. Таким образом, мы должны или принять индуктивный принцип на основе его внутренней очевидности, или же отказаться от всякого оправдания наших ожиданий осуществления чего-либо в будущем. Если принцип неправилен, то мы не имеем никаких оснований ожидать завтра восхода солнца, ожидать, что хлеб более питателен, чем камень, или ожидать, что если мы бросимся с крыши, то упадем. Когда мы видим приближение кого-то очень похожего на нашего лучшего друга, то мы не имеем никаких оснований быть уверенными, что в его тело не вселился дух нашего злейшего врага или не знакомого нам человека. Все наше поведение основано на ассоциациях, которые действовали в прошлом и которые, как мы полагаем, скорее всего будут действовать и в будущем, но обоснованность этой вероятности находится в зависимости от принципа индукции.

Общие принципы науки, такие, как убеждение во власти закона, убеждение, что всякое событие должно иметь свою причину, находятся в столь же полной зависимости от индуктивного принципа, как и верования нашей повседневной жизни. Все эти общие принципы признаются потому, что человечество имело бесконечное число случаев убедиться в их истинности и ни одного, убеждающего п их ложности. Но это не дает основания признать их истинными и в будущем, пока не будет принят принцип индукции.

Таким образом, все наше знание, которое, на основе опыта, говорит нам что-то о том, что недоступно опыту, основано на убеждении, которое не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто опытом, но которое, по крайней мере в своих конкретных применениях, так же твердо укоренилось в нас, как и многие опытные факты. Существование и оправдание таких убеждений — а мы увидим, что принцип индукции является не единственным примером, — поднимает самые трудные и самые спорные философские проблемы. В следующей главе мы кратко рассмотрим, что можно сказать для объяснения такого інания, каковы его пределы и степень достоверности.