5. Новая психология мышления
В 1896 г. Кюльпе вместе с Карлом Марбс основал в Вюрцбурге Институт психологии. Время новой психологии начинало свой отсчет. Позднее
Кюльпе писал об этом переломном моменте следующее: «Что в конце концов привело нас к новой психологической теории, — это систематическое применение самонаблюдения. Раньше было обычным явлением по окончании эксперимента не спрашивать испытуемых о том, что с ними происходило в его процессе... Кроме того, использование общепринятых понятий "ощущение", "чувство", "представление" мешало испытуемым замечать и называть то, что не было ни ощущением, ни чувством, ни представлением. Как только мы стали просить людей, обученных самонаблюдению, немедленно после эксперимента давать полный и беспристрастный отчет о том, что они испытывали в его процессе, стала очевидной необходимость выработки новых понятий и определений. Испытуемый открывал в себе операции, состояния, интенции и акты, которые не укладывались в систему старой психологии.
Люди начинали говорить на языке жизни и придавали в своем внутреннем мире меньшее значение образным представлениям. Они знали и думали, они судили и понимали, они схватывали значение и видели связи без какой-либо реальной помощи со стороны воображения, присоединяющегося лишь случайно»13.Итак, методом, который применяли Кюльпе и его сотрудники, был метод интроспекции (самонаблюдения). Но, в отличие от представителей других психологических школ, представители Вюрцбургской школы в ходе проведения эксперимента просили испытуемого дать отчет не о его результате (например, о том или ином представлении), а о процессе, т. е. о том, как он пришел (или не пришел) к тому или иному результату. Другими словами, испытуемому ставилась задача (например, решение головоломки или интерпретация противоречивого утверждения, в простейшем случае — сложение двух чисел), и он должен был сообщить о ходе ее решения, а не самом решении. Кроме того, «вюрцбуржцы» попытались саму процедуру интроспекции сделать контролируемой, а, тем самым, сс результаты — проверяемыми в новых экспериментах. Уже в 1901 г. К. Марбе, ближайший сподвижник Кюльпе и основатель метода «контролируемой интроспекции», писал, что «...в будущем никто не сможет обсуждать психологические процессы суждения, если не будет способным проверить свои утверждения путем эксперимента»14.
В качестве испытуемых попеременно выступали сами сотрудники Института. Я приведу здесь фрагмент протокола эксперимента, в котором в качестве испытуемого выступал сам Кюльпе15. Задача
Испытуемый слышит слова: «Куда мы пойдем потом?»
Отчет Кюльпе
На акустико-моторном уровне — произнесение слов «В кафе». Но с этими словами конкурируют слова «Куда вы пожелаете». Состояние сознания, которое можно назвать сомнением. Нужно поднять по очереди два цилиндра, одинаковых по внешнему виду, но различающихся по массе. Тот, который покажется более тяжелым, нужно перевернуть. Масса цилиндров — 25 и 110 г.
Перед переворачиванием цилиндра в сознании возникло акустическое представление слова «перевернуть» («umke- hren») (субъект не испытывал никаких ощущений, кроме ощущения давления и кинестетических ощущений). Одной из главных целей во всех подобных экспериментах было, как уже сказано, продемонстрировать невозможность сведения сложных психических процессов к ощущениям и сочетаниям ощущений.
Такой редукционизм в принципе можно было опровергнуть двумя способами.Во-первых, если бы удалось продемонстрировать существование ощущений, которые никогда не достигают сознания, то отсюда следовало бы, что в психике не просто выстраиваются связи между ощущениями, но протекают процессы активной их селекции, которые сами к ощущениям не сводимы. Во- вторых, можно было показать, что существуют такие психические процессы, в которых не участвуют ощущения и представления. И то, и другое Кюльпе и его сотрудники смогли продемонстрировать экспериментально.
Рассмотрим сначала способ демонстрации существования ощущений, которые никогда не достигают сознания. Испытуемому показывали последовательно различные фигуры (например, буквы), имеющие разную форму и разный цвет. Оказалось, что в зависимости от стоящей перед ним задачи испытуемый не замечал либо форму, либо цвет наблюдаемых фигур. Кюльпе пришел к выводу, что, поскольку испытуемый не помнил сразу всех качеств наблюдаемых фигур, но забыть их он также не мог успеть, значит, эти качества просто не отбирались сознанием как адекватные стоящей задаче, т. е. оставались неосознанными. Отсюда следовало разграничение сознательных и бессознательных психических процессов, открытие бессознательного. О бессознательном, конечно, и раньше догадывались, но в психологии эти догадки до поры до времени не играли большой роли — поскольку считалось, что все можно изучить, начав с изучения ощущений. Кюльпе удалось показать, что это не так. Одновременное открытие бессознательного в психоанализе было, фактически, реакцией науки на то же методологическое требование — требование разрешить конфликт между предметом и методом.
Чтобы показать существование психических процессов, в которых не участвуют ощущения и представления, как мы уже говорили, Кюльпе и его сотрудники изменили сам способ проведения психологического эксперимента. Идея обратиться к процессу решения задачи, а не к результату, позволила «вюрцбуржцам» обнаружить, что образы (т.
е. представления) далеко не всегда сопровождали мыслительный процесс. Возникла знаменитая концепция «необразного мышления», существенный вклад в формулировку которой принадлежал Карлу Бюлеру, работавшему ассистентом Кюльпе с 1907 г. Если мышление возможно без образов, то, стало быть, оно не строится из образов, но имеет несенсорный характер.Новая психология мышления требовала новой терминологии. К. Бюлер, критикуя вундтовскую идею о возможности представить каждый мыслительный акт в виде последовательности простых образов, вводит в психологию мышления новые понятия, такие, как «осознание правила», «осознание отношения», «интенция», «ага-переживание», «переживание наличия прежнего опыта» (в последнем случае имеется в виду, что мы можем осознавать наличие воспоминаний без осознания самого их содержания). Нарцисс Ах, работавший в Вюрцбурге в 1899-1901 гг., для уточнения роли задачи в процессе мышления разрабатывает учение о «детерминирующей тенденции» (впоследствии это учение оказало большое влияние на теорию установки Д. Н. Узнадзе)16. Несколько позднее Отто Зельц, который работал под руководством Кюльпе с 1910г., уже после отъезда его в Бонн, для описания зависимости процесса мышления от структуры решаемой задачи предлагает понятие «схема антиципации». Возникает учение о психических процессах как имеющих внутреннюю операциональную и аффективную динамику и подчиняющихся детерминирующим тенденциям, исходящим от определенной задачи (цели).
Кроме того, «вюрцбуржцы» наталкиваются на одну парадоксальную, казалось бы, вещь. Они обнаруживают, что в тех случаях, когда задача решается правильно, испытуемому часто бывает просто не о чем сообщать: наиболее богатое психологическое содержание, доступное интроспекции, возникает тогда, когда процесс протекает с ошибками, с затруднениями, когда в нем сталкиваются противоположные, противоречивые тенденции. Оказывается, что для субъекта представляет наибольшую реальность не то, что согласуется с «порядком вещей», но то, что как раз не в порядке, то, с чем субъект вынужденно сталкивается в своей деятельности.
Это правило выполняется не только в сфере мышления, но и в сфере восприятия, что было продемонстрировано Кюльпе в работе «Об объективации и субъсктивации сенсорных впечатлений» в 1902 г.17. На основании оригинальных экспериментов (испытуемые наблюдали световое пятно и должны были сообщать о мотивах, которые заставляют их относить те иные зрительные ощущения к субъективным или объективным) Кюльпе пришел к следующему выводу: «Субъективация первоначально ограничивается положительными деятельностями Я, всеми теми процессами, в которых Я активно участвует и обладает сознанием своей самопроизвольности, т. е. областью сложных процессов чувства и воли. Аффекты и стремления, настроения и страсти, намерения и решения, акты выбора и действия принадлежат к естественному составу субъективированных явлений. Наоборот, чувственные впечатления и продукты воображения, в появлении которых особь чувствует себя неповинною, возникновение и развитие которых совершается без ее содействия, кажутся первоначально навязанными извне, объективными»18. В современной психологии эти идеи развиты А. Ш. Тхостовым, разработавшим теорию «топологии субъекта»19.Итак, психология все менее походила на науку о связях между элементами и все больше становилась наукой об актах... Критика со стороны Вундта последовала самая беспощадная.
В 1907 г. Вундт опубликовал работу, в которой, как ему представлялось, он камня на камне не оставил ни от метода контролируемой интроспекции, ни от добытых этим методом результатов20. Он сформулировал здесь, между прочим, свои знаменитые правила проведения психологического эксперимента (наблюдатель должен четко представлять, какие события ему нужно наблюдать; он должен иметь возможность беспристрастно и четко их регистрировать; наблюдения должны быть воспроизводимыми; должны быть четко определены условия возникновения наблюдаемых событий, что необходимо для возможности экспериментального изменения этих условий) и попытался показать, что ни одно из этих правил не выполнялось представителями Вюрцбург- ской школы.
Он говорит, что в экспериментах «вюрцбуржцев» наблюдаемые события для самого наблюдателя являются неожиданными; что субъект в этих экспериментах вынужден и решать задачу, и в то же самое время наблюдать за ходом решения; что сама сущность эксперимента над процессом мышления делает невозможной его повторяемость; что, наконец, учесть все условия, в которых появляются наблюдаемые события, в таких экспериментах совершенно невозможно. Отсюда следует, что эксперименты «вюрцбуржцев» «...вовсе не являются экспериментами в смысле научной методологии, но это псевдоэксперименты, которые кажутся систематическими только потому, что, как правило, совершаются в психологической лаборатории. В действительности они не имеют научной ценности, поскольку они не подчиняются критериям, которые отличают самонаблюдение в экспериментальной психологии от самонаблюдения в обычной жизни»21.В том же году Кюльпе в частном письме к Вундту постарался ответить на его критику (надо сказать, что, несмотря на научные разногласия, личные отношения между учителем и учеником всегда оставались теплыми). И уже в ответном письме к Кюльпе, датированном 26 октября 1907 г., Вундт писал: «До сих пор я думал, что Марбе был интеллектуальным творцом этого, по моему мнению, достойного полного порицания метода... Дело в том, что я считаю Марбе человеком, способным к созданию оригинального инструмента, но не имеющим абсолютно никакого таланта к психологии. ...я предполагал, что Вы, в силу примирительного характера, который я за Вами знаю, предпочтете оставить людей, работающих в этом направлении, с их собственными проблемами, и подождать, что будет дальше, нежели с энтузиазмом включаться в эти исследования. Теперь, конечно, я понимаю, насколько я ошибался, и должен сказать, что я сожалею об этом более всего... (далее дописано от руки) и Вы можете оставаться уверенным, что я сожалею об этом тем более, что я ценю Вашу работу, в особенности Вашу систематическую философскую и историческую работу, очень высоко»22.
Ответ на критику Вундта в печати дал Бюлер в специально посвященной этому резензии, опубликованной в 1908 г.23. Здесь Бюлер последовательно разбирает доводы Вундта и показывает их неубедительность, связанную или с непониманием Вундтом применявшейся в Вюрцбургской школе методики, или с изначальными методологическими расхождениями, обусловленными разницей во взглядах Вундта и «вюрцбуржцев» на предмет психологии. Он показывает, что испытуемые всегда подготовлены к получению задачи: они не знают ее содержания, но могут предполагать общую форму вопроса. Он показывает, далее, что нет ничего невозможного в том, чтобы сначала пережить что-либо, а затем дать о своих переживаниях отчет. Он говорит, что и простейшая звуковая ассоциация столь же мало отвечает критерию повторного воспроизведения, как и решение мыслительной задачи. Наконец, он говорит, что условия проведения эксперимента в Вюрцбургской школе и учитываются, и варьируются. Бюлер заключает: «...для него (Вундта) несомненно наиболее очевидное различие: простейшие процессы — для эксперимента, высшие психические процессы — для анализа с точки зрения психологии народов... будем же рады, что самонаблюдение снова в почете. И если мы должны выбирать между случайным самонаблюдением индивида и самонаблюдением, проводимым в экс- перименте, то в решении не придется сомневаться любому, кто свободен от вундтовского непонимания и прежде проверяет, нежели судит. Эти два вида самонаблюдения противоположны лишь как случай и метод»24.
О рецепции идей Вюрцбургской школы в отечественной науке я скажу только несколько слов. Значение этих идей связывалось у нас главным образом с тем фактом, что «вюрцбуржцы» продемонстрировали несостоятельность понятийного и методологического аппарата прежней психологии. Многие отечественные исследователи (J1. С. Выготский, К. Р. Мегрелидзе, С. J1. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев и др.) критиковали один из главных выводов Кюльпе и его школы — вывод о несенсорном характере мышления. Они подчеркивали отсутствие пропасти между «образным» и «необразным» мышлением. Между прочим, эта пропасть при определенной трактовке идей «вюрцбуржцев» возникала и между мышлением и речью, что, естественно, отечественные исследователи принять не могли. Впрочем, как выразился лингвист С. Д. Кацнельсон, «выведение мышления и структурных единиц мышления из простейших психических процессов, в обход тех специфических процессов, которые составляют качественную особенность мышления как такового, мышления как особого, чувственно- сверхчувственного психического образования, заранее делает все попытки этого рода обреченными на неудачу»25. Если в основу мышления ставить «непосредственно данный» наглядный образ, то совершенно непонятно, как к этому образу «присоединяются» затем первые элементы опосредствования, первые категории26. Это наши психологи понимали, говоря, что мысль как раз «выходит за предел наглядности»27, и что, наоборот, вне ненаглядного переживания в сознании не существует и наглядное содержание, т. е. формирование образа восприятия невозможно без участия мышления (отсюда — концепция предметных значений и т. д.). Более детально этот вопрос я анализировать здесь не могу, скажу лишь только, что «вюрцбуржцы» (прежде всего в лице К. Бюлера) достаточно быстро «смягчили» свою позицию, не отказавшись, однако, от главного — от признания несводимости мышления к сенсорным компонентам (с чем, как я уже показал, отечественная психология вполне согласна).
Сам Кюльпе придавал этой идее большое методологическое значение — ведь она, как полагал он, позволяла не только вскрыть специфику «высших» психических процессов, которые не «строятся» из «низших», но и приблизиться к описанию той реальной субстанции, сущности, которая лежит в их основе28. Он хотел вернуть психологии «душу», изгнанную из нее Вундтом.
Еще по теме 5. Новая психология мышления:
- 5. Новая психология мышления
- 1.1. Политическая психология: место в системе наук, предмет и задачи
- Глава 10. Становление и развитие клинической психологии
- VII. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНО- ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ МЫШЛЕНИЯ И РЕЧИ
- Субъектная психология С. Л. Рубинштейна и ее развитие
- Формирование мышления в дошкольный период в условиях обогащенной образовательной среды С. А. Киселева (Смоленск)
- Мышление как предмет логики, психологии и педагогики М. В. Марокова (Волгоград)
- Значимость идей С. Л. Рубинштейна о целостности человеческой активности для изучения практического мышления А. В. Панкратов (Ярославль)
- СННЕРГЕТНЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОРГАНИЗАЦИИ МЫШЛЕНИЯ А. Н. Плющ (Киев, Украина)
- К ВОПРОСУ ИЗУЧЕНИЯ МЫШЛЕНИЯ В АСПЕКТЕ СОЦИАЛИЗАЦИИ Л. В. Хохоева (Владикавказ)
- 1.4. 2. Мышление журналиста: проблемы типологии
- Объект и предмет психологии
- Мышление
- I. Формирование системы военной психологии в России.
- Психология и медицина